– Ай, лихое дело! – восхитился станичный атаман. – Жалко похвастать будет нельзя. И кобылу жалко, ей цена тыща рублей.
Приложился к своему семизарядному «спенсеру», застрелил лошадь.
– Зачем? – удивился Ларцев.
– Прознают в горах – беда. У каждого из абреков родня. Станут мстить, таков ихний обычай. Налетят, как осы. Вы своим строго-настрого накажите, чтобы рты на замок. Людские и конские трупы мы закопаем. Мало ли куда Клайнкуй джигитов увел. Может, в Дагестан или еще куда.
Адриан кивнул. Совет был ценный.
– Всем оставаться на месте!
Медленно, осторожно он один вышел на освещенную площадку. Каждому из абреков издали всадил по две пули, для верности.
Над главарем присел. Проверил свой выстрел. Хороший, точнехонько в висок. Стал осматривать мертвеца дальше.
Одежда тонкого сукна. Дорогое серебряное оружие. Видно, бандита неплохо кормил его кровавый энтерпрайз. Из нагрудного кармана, с газырей, свешивалась золотая цепочка. Сунул пальцы, нащупал часы. Что-то там лежало еще. Какая-то картонка.
* * *
В лагере никто не спал. Вернувшихся стражников обступили со всех сторон, начали расспрашивать, как и что. Те скупо отвечали, что абреки ушли в сторону Главного хребта, пешком не угнаться.
К Адриану подошла насупленная переселенка. Сунула котелок, ложку.
– На. Каша.
Он попробовал, скривился.
– Ты куда столько соли насыпала?
Сверкнула глазами.
– Будешь лягухой называть – жри такую.
Пересоленное Ларцеву есть не хотелось.
– А как тебя называть?
– Тоська. А то «лягуха»!
– Я тебя буду звать Тосей и даже Антониной. Только готовь съедобное.
– Нá коли так, – проворчала суровая девица.
Подала другую миску, и там каша была какая надо.
Он, обжигаясь, стал есть.
– Читать-писать умеешь?
– Зачем это?
– Затем, что стирать белье и кашу варить мало. В лагере всякий человек должен работать на полную силу. Хочешь у меня служить – выучись читать, писать и считать.
– Зачем это? – подозрительно повторила она.
– Придется еду покупать. Счет деньгам вести. У меня на это времени нет. Учись у кого хочешь. Десятника Михайлова попроси, он добрый. Через неделю проверю. Это называется «сдавать экзамен». Сдашь – положу жалованье. Не сдашь – выгоню. Я людей, которые ленятся или тупые, не уважаю.
– Не желаю я! – объявила Антонина.
– Тогда катись на все четыре стороны прямо сейчас. Другую найду.
Он отставил кашу, потому что уже наелся. Повернулся. Пошел.
– Ладно! – крикнула ему вслед девушка, но Ларцев о ней уже забыл. Он думал о том, что нашел в кармане мертвеца.
Истинная алхимия
«Я, Микишов Харитон Лукьянович, главный инженер «Общества Северо-Кавказской железной дороги», православного вероисповедания, 49 лет от роду, сим подтверждаю, что за шесть тысяч рублей нанял абрека Клайнкуя произвести диверсию на строительстве линии и убить инспектора Ларцева. Однако же сделал я это не по собственному умыслу, а единственно исполняя указание Варвары Ивановны Шилейко, каковое указание было мне переслано в письменном виде с особым курьером из Санкт-Петербурга. Неподписанный, но составленный хорошо мне известной рукой г-жи Шилейко листок предписывал следующее: «По получении незамедлительно примите необходимые меры к остановке всяческих работ до особого моего распоряжения. Также повторяю писанное ранее про Индуса и смотрите, чтоб более повторять не пришлось». «Индусом» в переписке она называла инспектора Ларцева по причине имеющейся у него на лбу родинки, а «писанное ранее» – это про умерщвление инспектора Ларцева, к которому г-жа Шилейко выказывала сугубую враждебность. На первый раз я отписал, что задание это затруднительно к исполнению, желая тем самым избавиться от греха смертоубийства, однако же в новом письме содержалась явная в мой адрес угроза, посему сызнова уклониться я побоялся. Обе записки от г-жи Шилейко, равно как и прежние ее указания, хранятся в надежном месте и будут мною выданы при условии обещанного мне снисхождения. Признаюсь также в намеренном завышении сметных расходов по строительству, но таковы были поставленные мне условия при назначении на должность главного инженера. Я обязан был каждомесячно добывать для г-жи Шилейко по сто тысяч рублей любыми средствами, что и исполнял, оставляя себе сверх того суммы сравнительно незначительные.
Для добывания потребных денежных средств мною предпринимались следующие действия…»
Оторвавшись от захватывающего чтения, Воронин восхищенно посмотрел на невозмутимого Ларцева.
– Невероятно! Я, конечно, надеялся, что Вава обломает об тебя зубы и что ты поможешь вывести ее на чистую воду, но это… Это железное, неопровержимое доказательство! Притом речь идет не только о воровстве, но о преступлениях более серьезных! Не могу поверить! Наш Д’Артаньян сокрушил несокрушимую миледи!
– Разве она англичанка? – удивился Адриан.
– Господи, за двадцать лет он так и не осилил роман, – проворчал Виктор Аполлонович и вернулся к чтению показаний.
Да, от всех этих цифр, фактов, деталей даже хитроумной Варваре Шилейко не отвертеться.
– Как ты его раскрыл? И, главное, как заставил написать этот документ?
– Раскрыть было просто. У главного абрека в кармане была моя фотография. Половина карточки, на которой Микишов со мною снялся. На обороте надпись «Индусъ». А в седельной сумке пакет с тремя тысячами и тою же рукой написано «Первая половина». Почерк я хорошо знаю. Заставить Микишова написать признание тоже было просто. Показал улики, взял за шиворот. Мякиш он и есть мякиш. Как надавишь, так и сомнется.
– Желал бы я видеть, как это происходило, – вздохнул Воронин.
– А вот так.
Адриан быстрым движением схватил его левой рукой за воротник, в правой руке невесть откуда появился револьвер. Дуло уперлось действительному статскому советнику в переносицу.
– Я и забыл, что ты никогда не выражаешься фигурально, – сказал Вика, завороженно глядя на вороненую сталь. – Спасибо, я понял. Убери эту штуку, пожалуйста. А не откажется Микишов от показаний, оправившись от страха? Не отопрется?
Вопрос Адриана удивил.
– Как же он отопрется, если у него ключа нет?
– Какого ключа?
– От двери. Я его запер. Стерегут мои ветераны, от них не сбежишь. А еще я привез письма, про которые он поминает. От Вавы. Сначала Микишов не хотел их отдавать, пока не получит гарантий, но я взял его за шиворот…
Ларцев хотел показать, но Воронин поспешно сказал: «Да-да, ясно».
– Отдал как миленький. Он должен был по прочтении эти инструкции сжигать, но, будучи человеком предусмотрительным, берег для страховки. Там всё подробно описано: сколько, когда, через кого и прочее.
Он положил на стол пачку писем в одинаковых сиреневых конвертах. Виктор Аполлонович посмотрел на сургуч. Там остались следы хорошо ему знакомой печатки.
– А вот и клеймо лилии, – прошептал Воронин.
– Почему лилии?
– Неважно. Ты пока никуда из Петербурга не уезжай. Можешь понадобиться.
– Не уеду. Много всяких дел. Я привез отчетность для министерства, буду делать доклад акционерам, нужно заказать оборудование для трассы. Главное же, я придумал одну штуку для быстрой погрузки угля в тендер. Вот смотри, это интересно.
Он взял со стола листок, начал рисовать и объяснять, но Вика не слушал. Мысленно он уже беседовал с шефом.
* * *
– Вы были правы, кобра разозлилась и совершила ошибку, – довольно улыбнулся Шувалов, изучив доказательства. – Браво, браво.
