Виктор Аполлонович нашел то, что искал.
– Вот. Донесение агента по кличке «Камердинер», приставленного к известному особняку на Английском проспекте, восемнадцать.
– Дом Кузнецовой?
– Да. Вчера вечером там был сеанс Юма – того самого, спирита.
– Ну и что? Известно, что великий князь увлекается столоверчением и прочей чепухой.
– Ты слушай! Британец вызвал дух царя Николая Незабвенного, и тот воспретил сыну идти в Зимний дворец…
Вернулся Дрентельн.
– Я про-теле-фонировал во дворец, – сказал он, щеголевато выговаривая трудное слово. Между Третьим отделением и императорской резиденцией совсем недавно была проведена линия новейшей связи, чем генерал очень гордился. – Прямо перед приемом от Константина Николаевича сообщили, что его высочеству нездоровится.
Обер-прокурор и чиновник особых поручений переглянулись.
– Это может изменить всю картину, – медленно произнес Воронин. – Британский подданный откуда-то знал об опасности, но предупредил только Константина? Что если в этом деле британский след? Методы слуг королевы Виктории известны. Когда на карту много поставлено, они не чистоплюйничают. Вспомните убийство Грибоедова. Какова комбинация: взять верх в Азии, выведя в правители России удобную им фигуру.
– Какие британцы? При чем тут британцы? – забеспокоился Дрентельн. – Есть обстоятельства, которыми я должен озаботиться при расследовании?
– Нет, вы сосредоточьтесь на «Народной воле», – сказал ему граф. – А британской версией мы поручим заняться господину Воронину. Вы ведь не забыли навыки прежней службы, Виктор Аполлонович? О, ежели бы ваше предположение подтвердилось… Это было бы совсем, совсем иное дело…
Вика повернулся к генералу.
– Александр Романович, служит ли у вас старший филер Водяной, то есть Трофим Водянов?
– Как же. Отменный сотрудник.
– Не могли бы вы предоставить его в мое распоряжение?
Дрентельн жалобно поглядел на графа.
– Все мои силы брошены на поиски народовольцев. Вы же знаете, как я ограничен в средствах. Каждый толковый человек на вес золота!
– Сделайте, как просит действительный статский советник, – веско молвил Толстой. – И вообще обеспечьте ему все условия для работы. Мы с вами, генерал, теперь поедем к государю. Первое потрясение у него, я полагаю, прошло. Нужно сообщить ему о второй линии расследования и составить план дальнейших действий. Виктор Аполлонович, вы оставайтесь здесь и ни на что другое не отвлекайтесь. Немедленно сообщайте мне о каждом вашем шаге.
Не шарлатан
Агент Водянов был лучшим из лучших, еще дубельтовской выучки. Кого только не выслеживал – и шпионов в Крымскую войну, и «стилетников» во время польского восстания, и нигилистов, и пропагандистов, и террористов. Кличку «Водяной» он получил не только по фамилии. Он сам был словно вода – тихий, текучий, без вкуса, цвета и запаха. На обманчиво мягком, подоплывшем лице взгляд не задерживался, что делало Водяного почти невидимкой. Он еще и виртуозно мимикрировал. Ведя «объект», по нескольку раз менял обличье. Мог изобразить хоть приказчика, хоть мастерового, хоть нищего, даже беременную бабу. Семьи у Трофима никогда не было, он жил только азартом своей псиной службы. Даже водкой не утешался – огромная редкость среди филеров, людей нервной работы. Ему б образование – вышел бы в большие люди. В свое время Вика предлагал нанять ценному сотруднику учителя, для подготовки к экзамену на классный чин, обещал заплатить за обучение своими деньгами. Водяной отказался. Не желаю, сказал, за столом штаны просиживать, я улицу люблю.
Надежному человеку Воронин доверил слежку за Дэниелом Юмом. Сам же занялся изучением переписки всех петербургских британцев, подозреваемых в шпионской деятельности. Их корреспонденция исправно перлюстрировалась. Письма копировались на специальном гектографе, разработанном секретной частью, и подшивались в папки.
Работа была кропотливая, требующая наблюдательности, сметливости и аналитических способностей. Зацепка или след могли обнаружиться в детали, крючке на полях, двусмысленном обороте.
Еще, разумеется, требовалось хорошее знание английского. Этим языком Вика, увы, не владел, поэтому мобилизовал в помощь семью – жену и сына-студента.
Трудились в небольшом кабинетике Третьего отделения, слаженно. Восемнадцатилетний Костя, ученик выпускного класса гимназии, просматривал бумаги первым, отмечая красным карандашом всё мало-мальски подозрительное. Виктор Аполлонович своим мальчиком очень гордился. Умненький, честолюбивый, не холодный – о нет, но умеющий держать себя в руках. Далеко пойдет.
Корнелия Львовна брала отобранные письма для более внимательного изучения. Нужное несла мужу – показать и перевести. Потом они вдвоем обсуждали, след это или не след.
Интересного находилось немало, но ничего, что позволило бы перекинуть мостик к революционному подполью или какому-нибудь тайному заговору.
Жена Воронина к пятидесятилетнему возрасту достигла полного расцвета своих дарований, щедрых и от природы. Умнее женщины Вика в своей жизни не встречал и сомневался, что такие где-нибудь существуют.
Она сразу же сказала:
– Уверена, что никакой связи между британским правительством и террористами не существует. Это было бы чересчур даже для английского шпионажа. Единственная теоретическая возможность – авантюрные действия какого-нибудь чрезмерно честолюбивого агента. Но нам будет довольно и этого. Вероятней всего, мы ничего не найдем и потратим время впустую. Ничего, не жалко. Зато если действительный статский советник Воронин обнаружит какой-нибудь, любой английский след в попытке цареубийства – это произведет переворот в мировой политике. И поднимет означенного д.с.с. Воронина на высоту, какой он еще не достигал. Будем работать днем и ночью. Безотлучно.
Так и сделали. За едой посылали в ближайшую кухмистерскую. Спали на жестком клеенчатом диване, по очереди. Просыпаясь, Виктор Аполлонович каждый раз видел одну и ту же картину: два дорогих лица, склонившиеся над бумагами. С улыбкой думал: идиллическое семейство – и включался в работу.
Судя по газетам, которые Воронин брал в секретарской, смятение царило и в обществе. На второй день поднялась суматоха: всё Третье отделение изучало прокламацию, которую расклеила и разбросала по городу подпольная организация.
В документе поразительной наглости и дерзости говорилось:
«По постановлению Исполнительного Комитета 5 февраля в 6 часов 22 минуты вечера совершено новое покушение на жизнь Александра Вешателя посредством взрыва в Зимнем дворце. Заряд был рассчитан верно, но царь опоздал на этот раз к обеду на полчаса и взрыв застал его на пути в столовую. Таким образом, к несчастию родины, царь уцелел. С глубоким прискорбием смотрим мы на погибель несчастных солдат царского караула, этих подневольных хранителей венчанного злодея. Но пока армия будет оплотом царского произвола, пока она не поймет, что в интересах родины ее священный долг стать за народ против царя – такие трагические столкновения неизбежны.
Еще раз напоминаем всей России, что мы начали вооруженную борьбу, будучи вынуждены к этому самим правительством, его тиранским и насильственным подавлением всякой деятельности, направленной к народному благу».
Страшнее всего был тон уверенности в своей правоте и силе. Здание империи шаталось и трещало.
…На третий день воронинского затворничества, вечером, заехал граф Толстой – узнать, нет ли хоть каких-то новостей. Они были очень, очень нужны.
