— Думаю, она могла ее на себе вытащить, — Ерик передал мысль образами: она — Вера Дмитриевна — передает часть жизненной силы Аде, на которой та благополучно переживает критический момент.

— Так обрывалась, все–таки, или нет? — именно этот фактор определял для них с напарником факт наличия или отсутствия нежити в периметре. Если нет, значит, Рой действительно зря панику разводит.

— По–моему, обрывалась, но я не уверен, — задумчиво поведал Ерик. — Мне показалось, что да.

Отлично. Сомнения Роя вполне могли передаться напарнику и сбить его с толка. И что теперь? Упомянуть в рапорте и наслать на дивное местечко караван проверок, каждая из которых вполне способна разрушить природную естественную защиту? Или оставить все как есть — с риском пропустить действительно серьезную проблему.

Дилемма, однако.

— Что–то ты загрустил, — проявил неожиданную чуткость Николай, до сих пор витавший в своих радостных мыслях. — Может, тебе чего из дома взять нужно, поговорить с кем? Хочешь, заедем, я подожду.

— А? Нет, спасибо, — отказался Рой от заманчивого предложения. — Лучше быстрее с проверкой закончить, чтобы потом снова туда–сюда не мотаться. Хоть и нравится мне у вас очень, да задерживаться начальство не велит, — ничуть не покривил он душой.

— Значит, чиновник какой настроение изгадил, — предположил Николай. — Есть такие типы, которые вроде и сделают все, а лучше бы вообще не старались. С ними пообщаешься, и ничего уже не нужно.

— Да нет, — вступился Рой за тетю Нору, — все нормально прошло. Вон, подарков даже надарили, — усмехнулся он, уводя разговор от неприятной темы.

— От человека все зависит, — веско поведал Николай. — Только от человека. Всякие правила и кадастры — дело, конечно, нужное и важное, да ведь и о человеческой сущности забывать не следует. Я вон, уж на что к документации притерпелся, любую закорючку по три раза проверяю. А если кому–то действительно очень нужно, могу и под честное слово до поры до времени отпустить. Риск, конечно, тоже немалый, я всегда смотрю, чтобы сам, в случае чего, возместить мог… — тут, очевидно, завхоз вспомнил, с кем разоткровенничался, и осекся.

— Полностью с тобой согласен, — вздохнул Рой. — Если человек нормальный и с пониманием, то ему совесть лучше любых кадастров указ. Так, — по–деловому нахмурился он, окончательно закрывая чересчур актуальную тему совести и человечности, — Марь Филипповна очень просила грамоту вашему Димитрию выписать. Не забыть бы.

— Я напомню, — пообещал Николай, снова неудержимо разулыбавшись. — Если свидимся, конечно, до отъезда еще, — спохватился он.

— А чего ж не свидеться? — бодро спросил Рой. — Соседи, все–таки, хоть и временные, — он улыбнулся. — И на брудершафт пили, и песни пели, неужто думаешь, не попрощавшись, съеду?

— И помог ты мне так, что не каждый родственник сумеет, — подхватил Николай. — Ты теперь чего хочешь проси, все для тебя сделаю, — пообещал он.

— Спасибо, — отказался Рой. — Ерик, — насторожившись по старой профессиональной привычке, позвал он. — Внуши–ка ты ему на всякий случай больше такими обещаниями не раскидываться.

— Легко, — вздохнул тот. Помолчал и отрапортовал: — Сделано.

— И то верно, — усмехнулся Николай, — что я такого могу предложить инспектору из районного центра, чего тот сам себе взять не может?

— А знаешь, — якобы передумал Рой, — кое–что все–таки можешь для меня сделать. Поешь ты больно хорошо, — проигнорировав явное удивление Николая, поведал он. — Давай повеселимся по дороге. Споем?

Меньше всего ему хотелось, чтобы тот начал себя накручивать, сообразив, что получением документа дело вовсе не ограничивается. Надо ведь еще как–то Димитрию еще о пополнении в семье рассказать.

— Обязательно, — снова развеселился Николай. — У тебя у самого голос знатный, — дружелюбно заметил он. — Высоцкого любишь?

— Очень, — покопавшись в памяти, откликнулся Рой.

До поселка, полного клона подконтрольного участка, они еще не доехали, районный центр остался далеко позади. Окрестные деревеньки прилежно расползались по краям дороги, отходя все дальше и дальше в бесконечные луга. И даже солнце, следующее за ними, как привязанное, светило не в кабину, а сбоку. Осторожно прогревало, но не слепило.

— Здесь лапы у елей дрожат на весу, здесь птицы щебечут тревожно, — начал Николай. — Давай, подхватывай, — предложил он.

— Светлану вспоминает, — сочувственно пояснил Ерик. — Жалеет, что не остался и не продлил знакомство.

— Напомни ему, что его никто не спрашивал, — попросил напарника Рой. — Лучше ты сам, я сбиваюсь, — отказался он вслух для Николая

— Живешь в заколдованном диком лесу, — не стал ломаться тот, — откуда уйти невозможно.

Любовная лирика удалась ему на ура. Покончив с одной балладой, он почти без паузы принялся за другую.

Когда вода всемирного потопа

Вернулась вновь в границы берегов,

Из пены уходящего потока

На берег тихо выбралась любовь

И растворилась в воздухе до срока,

А срока было сорок сороков…

Вещь Рою простой не показалась, но он еще бы слушал и слушал. Очевидно, их с Ериком настроение все–таки влияло на Николая, потому что дальше репертуар не слишком изменился — вроде, про правильные вещи, и не грустный, но тревожащий. С неуловимым сожалением.

Через еще две или три баллады, на последних словах голос Николая дал мощную оттяжку в хрип.

— Эх, кваску бы, так я уже весь выпил, — прокашлявшись, повинился он. — Долго ждать пришлось. Вроде понемногу, по глоточку, отпивал, а последний раз заглянул, а там и нет уже ничего, в баклажке–то.

— Ерунда, — успокоил его Рой.

Дорога назад всегда почему–то получается короче. Бескрайние поля под палящим солнцем все больше напоминали всемирно известные пейзажи бессмертного художника–импрессиониста. Ерик мирно дрых под своим сиденьем, пыльная дорога послушно ложилась под квадратно–шестиугольные колеса, лютики–ромашки приветливыми стайками выглядывали из травы, проносясь мимо. Тяжесть, терзающая Роя, никак не рассевалась, все время казалось, что Норна все–таки сделала предсказание, иначе чем бы объяснялся выбор песен?

Зато, следя за словами, он мог хотя бы некоторое время не думать о вставшем выборе.

Николай допел и замолчал, сглатывая и вглядываясь в дорогу. Среди некошеной травы замелькали блестящие окошки водной глади.

— Ерик, — с сожалением принялся будить Рой напарника. — Готовься, уже скоро.

— Тогда и разбудишь, — недисциплинированно отозвался тот. — Думаешь, под ваши вопли так уж легко уснуть? — пожаловался он.

— Вставай, подъезжаем, — невесело усмехнулся Рой.

Если верить одной из вводных, то в поезде сейчас им точно в такой же ситуации, в данной местности обязательно предложили бы чай в граненых стаканах с железными подстаканниками.

— Вот именно, — не преминул поддеть Ерик. — Ты хоть бы съел что–нибудь, раз чая нет, — укорил он.

Рой и сам от тряски немного уже утомился, а ведь еще предстояло пережить обихаживания Марь Филипповны с ее неведомым «свекольничком». Потом постараться придумать повод, чтобы качественно прощупать подозрительную парочку дев. А затем, если получится, то и отработанную сцепку отследить.

И к черту все предчувствия — работать надо.

— Печенье проверь, — спустя короткое время, предложил Рой Ерику. — Не найдешь там ничего подозрительного, так и быть, съем штучку. Тетя Нора обещала прилив сил. Заодно взбодримся.

Кто–кто, а Ерик взбодрился уже от одного упоминания о съестном.

— Ничего особенного, — радостно доложил он. — Мука, вода, сахар, мандрагора. Яйца еще и жир какой–то, — добавил он, поколебавшись немного.

— Ясно. Печенья хочешь? — предложил Рой вслух Николаю.

— Да, пожалуй, что нет, наверное. Спасибо, — отказался тот. — И так во рту сухо.

Подумалось, что от такого отказа какой–нибудь нервный лингвист вполне мог бы загреметь на больничный.

— А я возьму, — Рой, который тоже с гораздо большим удовольствием освежился бы, великодушно пожертвовал собственными интересами в пользу напарника.