— Здорово, — выдохнул Рой. И вслух, и Ерику — одновременно. — Ну ты крут! — искренне восхитился он работой напарника.

Все верно — истинному чувству никакой желудок не помеха. Так даже сложнонаведенные чары снять можно, если случайно за настоящую любовь зацепиться.

И тут же всплыл новый повод для беспокойства — Марь Филипповна подозрительно поникла и побрела на кухню — хорошо, если место в холодильнике расчищать, а не какой–нибудь новый подвох планировать.

— Ты не прав, — с неожиданным укором откликнулся Ерик. — Марь Филипповна, конечно, странная, но совсем не вредная.

В переданной мысли привычный уже образ странной и не вредной Марь Филипповны украсился таким количеством радуг, что всего остального, включая бигуди и взрывы петард, стало почти не видно.

— Пирожки, — горько откликнулась та из кухни, подтверждая высказывание напарника. — Раз здесь не кушаете, так хоть с собой возьмите. Подождите, сейчас заверну, чтобы не остыли раньше времени.

Угрызениями совести Рой терзался очень редко, но тут почувствовал прямо–таки нешуточный укол.

— Работа такая, — успокоил его Ерик. — Ты просто обязан всех подозревать. Но не волнуйся, у тебя всегда есть я.

Рой послал ему мощные лучи любви и приязни.

В ответ пришла бесхитростная радость по поводу близящегося пиршества с пирожками от Марь Филипповны. Ну да, они ему еще вчера очень понравились.

— Ладно, — ожил молчавший до сих пор завхоз. — Сейчас за ключами схожу и подгоню грузовик к подъезду.

— А я тогда быстренько дипломат прихвачу, и на лавочке внизу подожду, — сообщил Рой, не желая задерживаться в оккупированной Марь Филипповной ведомственной тридцать третьей.

— И пирожки! — подсказала из кухни Марь Филипповна.

— И пирожки, — повторил Рой, едва удержавшись, чтобы не скроить скептическую мину.

— Жарко на лавочке, — отмахнулся завхоз. — Вы идите, спокойно собирайтесь, а я пока, наверное, пойду посмотрю, как он там себя после наших вчерашних посиделок чувствует.

— Кто чувствует? — опешил Рой, никак не ожидавший такого палева со стороны Николая.

— Ой, — заволновался Ерик. — Кажется, слишком сильно надавил! Передавил, наружу полезло!

— Только не чернила, — предупредил Рой, предвидя, что разволновавшийся напарник может и слезу пустить от избытка чувств.

— Ёжик у него там, — пришла помощь оттуда, откуда никто не ожидал. — Николай–то наш, любителем природы оказался, вчера ёжика поймал, домой принес, — громко поведала Марь Филипповна из кухни, — я ему говорила, что ежи — животные дикие, они на улице жить должны, так нет, принес и оставил, а теперь беспокоится. Лучше бы детей завел.

Помертвевший было Николай, сообразивший, что именно ляпнул вслух, наконец, снова начал дышать.

— Вы записку ему оставьте, — негромко посоветовал Рой.

Николай моргнул:

— Кому? — ошарашенно спросил он.

— Ёжику.

Не дожидаясь, пока Николай найдется с ответом, Рой погладил через карман притихшего Ерика и шагнул назад, в квартиру:

— Давайте сначала убедимся, что все правильно поняли, — еле слышным шепотом предложил он, — а потом уже сами решите, как, кому и каким образом объявлять об изменениях в семейном положении.

— Мы же, вроде, «на ты» вчера переходили, — бесхитростный Николай, явно замучавшийся хранить маскировку, решил развязать этот узел в лучших традициях Александра Македонского.

— Ух, ты! — восхитился Ерик. — Смотри, как научился.

— А то, — горделиво ответил ему Рой. Не зря же суровый завхоз им с самого начала глянулся. — Действительно, — улыбнулся он Николаю. — Виноват, исправлюсь.

Проследив, как тот отправился к себе наверх — восстанавливать душевное равновесие и забирать ключи — Рой закрыл дверь и вернулся в комнату. Хорошо проведенный подготовительный этап внушал удовлетворение, но только и устал он, словно не двумя простыми людьми манипулировал, причем, с помощью напарника, а неподъемные валуны ворочал.

Из кухни, где Марь Филипповна наводила последние штрихи к полной уборке, доносился аппетитный аромат обещанных «еще тепленьких» пирожков. Тут же выяснилось, что сама того не подозревая, удивительная боевая женщина умудрилась и на Роя повлиять. Про Ерика, у которого уже давно ментальные слюнки текли, и говорить не стоило. Жрать хотелось всем, причем обязательно свежей выпечки.

— Вылезай, — закрыв дверь в комнату и привалившись к ней спиной, попросил Рой Ерика.

Тот послушно выбрался из кармана, шмякнулся вниз и принялся лепить из себя дипломат.

На ритуальный обход комнаты для введения в заблуждение Марь Филипповны, не оставалось ни сил, ни желания, поэтому Рой просто дождался, пока Ерик примет нужный облик, подхватил его за ручку и побрел на кухню.

— Пирожки на столе, — указав в сторону тщательно закрученного узелка, сообщила Марь Филипповна. От перебирания посуды отвлечься даже не подумала. Кажется, выстроенная башня доверия ей не внушала, поэтому она периодически доставала что–то из середины, отставляла, а на место вытащенного запихивала нечто другое. — Вы уж долго там не задерживайтесь, — попросила она. — Я свекольничек–то все–таки спроворю, а то как же без свекольничка вам отсюда уезжать? Здесь у нас невозможно гоститься, чтобы свекольничка не покушать моего, фирменного.

Если Рой что и уяснил за прошедшие сутки, так это то, что когда Марь Филипповна начинает злоупотреблять уменьшительно–ласкательными, пора срочно брать руки в ноги и давать деру, по меткому местному выражению.

— Окрошечка, между прочим, тебе понравилась, — слегка оправившийся Ерик настолько похоже спародировал удивительную боевую женщину, что Рою сначала показалось, будто это она сама и сказала.

— Тебе тоже, — собираясь с силами перед следующим этапом, напомнил Рой. Насколько он понимал, объяснять Марь Филипповне, что скорость возвращения из районного центра от него мало зависит — занятие бесперспективное. — Ни минуты лишней не задержусь, — пообещал он вслух. — Вот как только дела улажу, так сразу и вернусь. Спасибо, — сцапав со стола узелок, поблагодарил он. И едва не упустил пирожки обратно — сверток оказался хитро замаскированным баулом, весившим чуть ли не больше, чем Ерик в парадно–выходной форме.

— Ключики, ох! — всполошилась Марь Филипповна. Всплеснула руками и даже посудную башню без присмотра оставила. — Ключики только не забудьте. Я за вами сейчас закрою, а вы, как вернетесь, можете сразу мне в квартиру позвонить, первый этаж, двадцать вторая, помните? Я тогда сразу–сразу со свекольничком к вам примчу, чтобы с дороги попотчевать, вкусненьким, холодненьким… А может, все–таки, потом в райцентр съездите? — неожиданно вкрадчиво спросила она. — Ну что вам зазря по жаре трястись, по пыли, по колдобинам? Не примут ведь вас сегодня, вот прямо сердцем чувствую, не примут, — продвигаясь за поспешно попятившимся в коридор Роем, забеспокоилась она. — Мы бы с вами сейчас пирожков покушали, потом на озеро бы к Верочке сходили, а там уже и за свекольничек приниматься можно.

Рой перестал пятиться, шагнул шире, зацепился за один из плохо держащихся линолеумных квадратов и едва не навернулся.

— С удовольствием бы, — кое–как сбаласировав Ериком, отказался он. — Но я на службе, сами понимаете.

Добравшись, наконец, до вожделенной двери, не вслушиваясь больше в медовый речитатив, с периодическим упоминанием пляжиков, озерцов и свекольничка, Рой выбрался на лестницу и поспешно ссыпался вниз.

Некоторым совершенно не нужно иметь магические способности, чтобы не битьем, так катаньем, заставить человека делать то, что тебе нужно. Достаточно обладать опытом и убийственно непробиваемой уверенностью в собственной правоте.

Хлопок фанерно–застекленной двери распугал окрестных птах и заставил дернуть ухом еще одну неотъемлемую деталь здешнего пейзажа — вечно дрыхнущего под скамейкой Шарикобобика. На смену приятному утреннему теплу давно уже шел раскаленный жар близящегося полудня. Удивительно тихая улица пустовала, отсутствовали даже вчерашние редкие аборигены. Средств передвижения, кстати, тоже наблюдалось гораздо меньше. Видимо, на части из них местные жители как раз и добирались до более свежего деревенского воздуха.