— А давайте за вас, — негромко сказал он. — Ну, то есть, за искусство, за то, как вы оба красиво умеете… Музыка такая, в смысле…

— Спасибо, — веско и милосердно оборвал его мучения Николай.

На этот раз стопки почти дзыкнули, а не треснулись, как айсберги при столкновении в Северном Ледовитом Океане. То есть, выражаясь словами местного фольклорного персонажа, лед тронулся.

— Ваша очередь, — Рой передал гитару Николаю, намереваясь поконкретнее обсудить с Ериком дальнейшие действия.

— А уже все, — сообщил очень довольный собой напарник, — Марь Филипповна скоро еще раз забежит, и больше не появится.

У Роя против воли волосы на затылке зашевелились — причем, совсем не от охотничьего азарта.

— И что ты сделал? — очень стараясь сохранять спокойствие, поинтересовался он.

— Сейчас сам узнаешь, — отмахнулся тот. — Не мешай слушать.

Имей Рой чуть меньше выслуги, или чуть меньше выдержки — точно прибил бы. Потом, конечно, пожалел…

— Под ольхой задремал есаул молоденький, — вклинился в мысленный разговор вполне реальный густой и сочный бас. Слегка надтреснутый — самую малость, ровно столько, сколько необходимо для искренней задушевности, которой так не хватает в отшлифованных профессионализмом голосах.

Под ольхой задремал есаул молоденький

Приклонил голову к доброму седлу

Не буди казака, ваше благородие

Он во сне видит дом, мамку да ветлу

Он во сне видит дом, да лампасы дедовы

И братьев–баловней, оседлавших тын,

Да сестрицу свою, девку дюже вредную

От которой мальцом убегал в кусты.

Настороженный обещанием напарника, Рой даже порадоваться как следует выбором песни не успел. Очень даже, между прочим, семейной направленности — как ему и хотелось.

— Ма… мальчики, как вы тут? — вкатившаяся Марь Филипповна одной рукой держалась за сердце, другой махала перед собой, не в состоянии внятно выразить собственные мысли. — Как вы? Как?! Дорогие мои, родные, замечательные!

Рою на миг показалось, что удивительная боевая женщина сейчас кинется ему на шею. Он даже заранее приготовился, незаметно приняв соответствующую стойку, но Марь Филипповна, наконец, справилась с эмоциями:

— У вас все хорошо? Ничего нигде не болит? Животы не крутит? Не тошнит? Не ломит?! Ай, я дура старая, поверила этой врунье Светке, взяла хлеб, а он, наверное, вчерашний был! В остальном–то я целиком уверена, здесь все свое, домашнее, свеженькое, только что открытое, а до тех пор намертво запечатанное, годами проверенное, ни вздутия, ни потека нигде, я же ж инспектора дорогого потчевать собиралась, а ну как у гостей у кого реакция незапланированная! Ох! Ах!

— Ерик, — мрачно позвал Рой. — А теперь уже не хочешь ничего рассказать?

— Так что только хлеб, только хлеб её проклятущий, ничего же больше быть не могло! Грибочки сама собирала, сама солила, сама пробовала. Салатики тоже все попробовала, как и пирожки, как и огурчики солененькие. Капустку тоже ела, сама, прямо вот перед подачей на стол, а еще с утра, как только узнала, что инспектор к нам приехал, районный, из центра, Рой Петровичем зовут, правда, Рой Петрович? Селедочку–то, селедочку, ох, — не дожидаясь ответа продолжила она причитания, — сама лично мариновала, у меня рецептик еще от Леночки остался, так им даже снулую оживить можно, а у меня свеженькая, ну вот просто морем благоухающая…

— Сама ловила, — предположил Николай, сообразив, видимо, о чем речь.

Рой, в отличие от него, пока не догонял — больше всего ему сейчас хотелось просто задушевно посмотреть в глаза напарнику. Молчавшему, кстати, как та самая селедка под фирменным маринадом Леночки, насколько Рой помнил — жены гарнизонного кого–то там.

— А? — осеклась Марь Филипповна. — Нет, конечно, ну ты тоже, Коля, как напьешься, так как скажешь, хоть стой, хоть падай. В общем, все ели, все целы, да только хлеб–то, наверное, одна Верочка и брала! — она снова набрала полную грудь воздуха. Видимо, для следующей порции таких же ярких и бессмысленных высказываний.

— Я брал, — пожал плечами Димитрий, тоже уяснив суть монолога.

Марь Филипповна подавилась набранным в легкие воздухом:

— И… И как ты?

— Да, вроде бы, нормально, — под настороженными взглядами Димитрий прислушался к себе и подтвердил: — В полном порядке, только переел немного.

Он еще чуть–чуть подумал и неожиданно икнул в полной тишине.

— Ох ты ж! — прямо–таки взвилась Марь Филипповна, явно поймав за хвост промелькнувшую идею. — Так это ж у вас, алкаши прокля… то есть, — пробежавшись взглядом по комнате и наткнувшись на Роя, молниеносно сменила она пластинку, — это же ж, Коля, все твоя дезинфекция! Самогончик–то, видать, нам всем услугу оказал, а? — она всплеснул руками и выдохнула. Чуть пополам не согнулась и в колени не уперлась на манер бегунов–марафонцев. — Наливай, дорогой, наливай, Коленька, сейчас выпью и дальше побегу, за марганцовочкой, да за травками, какие найду.

— А что случилось? — осторожно поинтересовался Рой, отчаявшись добиться от напарника хоть какого–то отклика.

Марь Филипповна заполошно глотнула кислорода и снова поперхнулась.

— Вера Дмитриевна, насколько я понял, пищевое отравление получила, — задумчиво поведал свою версию случившегося Николай. — Что–то не то здесь у нас съела, — пояснил он для совсем уж тугодумов.

— Ерик! — ахнул Рой.

— А что такое? — одновременно с Марь Филипповной ожил напарник.

— Да ты гений! — под взрыв негодования, пополам с новыми заверениями в самой наисвежайшей свежести использованных в пищу продуктов, мысленно зааплодировал Рой. — Шеф нас, разумеется, не похвалит, но я бы и сам сходу до такого не додумался.

— Это точно, — из–под телевизора донесся такой всплеск самодовольства, что Рой не удивился бы, улови его кто из присутствующих.

К счастью, присутствующие были очень заняты — Марь Филипповна по второму кругу расписывала процесс приобретения и приготовления каждого ингредиента; подогретый алкоголем Николай с серьезным лицом задавал на редкость ехидные наводящие вопросы, а Димитрий изо всех сил старался не хихикать после очередной поданной реплики.

— Ай, да ну вас, — наконец, до Марь Филипповны дошло, что над ней подтрунивают. — Некогда мне. Налил — говори тост, и я побежала, а то тошнит Верочку, вот прям очень сильно, совсем с лица спала, как бы рвать не начало.

— Нормально, — оценил обстановку окончательно раздухарившийся Николай. Рой даже знал причину такой вот внезапно проявившейся разухабистости — очень вескую причину, с уважением заглядывающую завхозу в глаза и ловящую каждое слово. — Нет, ну никакой справедливости — я наливал, и я же еще тост придумывай.

Видимо, сам себе он сейчас казался очень остроумным.

— А что тут придумывать? — весело пришел на выручку Рой. — Тут само собой напрашивается, правда, Марь Филипповна? За здоровье, — сцапав стопку, провозгласил он.

— Твоя правда, — сухо кивнула Марь Филипповна. Лихо опрокинула содержимое в рот, зажмурилась, помахала перед собой растопыренной ладошкой и глубоко втянула воздух. — А с тобой мы еще разберемся, — сипло пообещала она Николаю, с некоторым сомнением пошарив глазами по столу. — Все тут свежее, все! — гордо заключила она.

— Да никто и не сомневался, — Рой пожал плечами. — Иначе мы тут все бы уже… лежали. Ерик!!! — взвыл он так, что, наверное, обладай тут хоть кто–нибудь мало–мальскими зачатками магии, уже катался бы по полу, зажимая ладонями уши.

— Спокойно, — прохрипел Ерик, вовремя подхватив оседающего Димитрия. — Ему бы… закуски нейтрализующей… Еще немножко, — пыхтя на всех уровнях, пробормотал он. Но на табуретку усадил вполне ровно.

— Не получится, — виновато признался Рой, вспомнив, что содержимое тарелки Димитрия совсем недавно приняло на себя изъятые алкогольные излишки.

— Ну так и откушала бы чего, в подтверждение, — очень тихо прокомментировал завхоз в удаляющуюся спину Марь Филипповны.

Удивительная боевая женщина то ли гордо проигнорировала злобную инсинуацию, то ли сделала вид, что не расслышала.