Пузатая емкость рук уже не холодила, пробка — странная, кстати, самодельная, что ли? — вышла легко. Полупрозрачная жидкость весело расплескалась по стопкам.

— Держу, — отрапортовал с занавески Ерик.

— И сам держись, — откликнулся Рой. — Ну, за знакомство! — от души брякнул он, чокнулся с привставшими Николаем и Димитрием, выдохнул и принял.

Все в полном соответствии с наспех пройденным инструктажем. Сюрпризов он не опасался — с молодости пил все, что горит, и даже без исключений, потому как на учебке догоняться и керосином приходилось. Правда, после некоторой обработки. А уж всевозможных производных местного изготовления — так и вообще по всем материкам и странам. Водку средневосточную он, кстати, тоже очень уважал — гораздо ведь лучше, чем текила на скорпионах, и забирает качественнее.

Коньячок–самогончик исключением не стал — послушно добавил куража и еще несколько убрал тормоза.

— Ух ты! — просипел Ерик со своего насеста. — Закусывай скорее!

— Селедочки? — весело спросил Рой у обломавшегося завхоза.

Судя по слегка разочарованному виду, Николай ожидал, что инспектора тут же хватит местный дед Кондратий. Ну, или корчи, на крайний случай, понаблюдать собрался. Сквозь вышибленную слезу Рой четко высмотрел, как через тщательно утрамбованные эмоции наверх пробирается что–то похожее на невольное одобрение.

— Водички! — ультразвуком на вдохе взмолился Димитрий.

— Водичкой нельзя, от водички хуже будет, — предупредил его Николай. — Огурец вот, на, накалывай.

— Ну и дрянь, — голос у Димитрия срывался в фальцет, отчего казалось, словно он не говорит, а попискивает.

— Ми–ми–ми, — прокомментировал Ерик, заливая занавеску слезами умиления.

— Только не нажрись, — предупредил Рой напарника. Весело морщась, дожевал селедку, залихватски протащил между зубов застрявшую длинную тонкую кость и воспользовался на публику местным фольклором: — Между первой и второй — перерывчик небольшой.

— Я пропущу, — все еще передергиваясь, выдохнул Димитрий.

Сидел он, обеими руками вцепившись в табурет; останки всученного завхозом огурчика вместе с брошенной на произвол судьбы вилкой безнадежно затягивало образовавшееся на тарелке болотце из смеси недоеденных блюд.

— А я — с удовольствием, — не стал выпендриваться Николай.

Мрачный тон слегка противоречил смыслу, зато открывал большой простор для оперативной работы.

— С удовольствием — дороже! — мысленно подкрутив несуществующие усы, по–гусарски разошелся Рой, снова разлив вонючую радость по стопкам. — Ерик, не расслабляемся! — ментально рявкнул он. — Тост?!

— А за здоровье, — предложил завхоз, мастерски поймавший волшебный пинок с занавески. Вытер лоб и встал во весь рост: — Только теперь именной: за здоровье дорогого гостя! — мощно провозгласил он.

Стопки брякнули, едва не треснув. После второго глотка Ерик икнул и куда–то пополз. Блевать, наверное.

Вот тебе и керосин с бензином — похоже, местный самопал не слишком подходил для вторичного метаболизма химер–оборотней.

— Молоком повеяло, — пришел слабый отклик напарника. Следом прилетело разрешение квасить дальше, только без селедки в качестве закуски.

Прикидывая, чем же таким, совместимым с молоком, можно закусывать самогон, Рой понял, что завхоза можно смело считать диверсантом. В самом деле, селедка исключалась, огурцы — тоже. Разве что грибочками попробовать и то — без гарантии.

Грибочки у Ерика решительного протеста не вызвали.

Пока что.

— Мальчики! — прилетело из коридора вместе с хлопком закрывшейся за Марь Филипповной двери. К сожалению, не с той стороны, с которой хотелось бы. — Ну как вы, хорошие мои? Как вы тут без меня?

— Отлично, Марь Филипповна! — отрапортовали чуть ли не хором Николай с Роем. Димитрий предпочел промолчать, и правильно сделал.

— То есть, очень плохо без вас, — первым сориентировался Рой, хоть и не видел, как отреагировала удивительная боевая женщина на антиобщественное заявление.

На лице Николая, как в зеркале, отразилось запоздалое понимание скрытого смысла ответа.

— Смотрю, меня не дожидаясь, начали, — с убийственной печалью в голосе заметила Марь Филипповна, подкатившись к своему законному месту.

— Ерик! — мысленно взвыл Рой. — Кончай дышать свежим воздухом, выстави ее. Марь Филипповна, — без паузы продолжил он вслух, — у нас тут тост за любовь намечается. Присоединяйтесь.

— Так за любовь обычно третью пьют, — подозрительно прищурилась та.

— А у нас в центре сразу к делу приступают, правда, Димитрий? — хохотнул Рой в лучших традициях шпионов–провокаторов. — Отчитайся общественной деятельнице, сколько ты выпил?

— Одну, — послушно промямлил отличившийся спортсмен–красавец–комсомолец.

— Видите, Марь Филипповна, он же вам врать не станет, вы ведь его сразу расколете, — сказал Рой чистейшую правду.

Марь Филипповна подозрительно принюхалась, пока неуловимый гомункулус в ее голове мерил визуальным счетчиком уровень жидкости в бутылке, что–то молниеносно прикинула про себя и сменила гнев на милость:

— Ладно уж, наливайте, Рой Петрович, — махнула она пухлой ручкой в сторону сияющей чистотой собственной стопки. — За любовь, так за любовь.

— Ерик, — снова постучался Рой к напарнику. — Мужчины — стоя! — провозгласил он, встав первым и подав пример.

Напарник исправно кряхтел от натуги:

— Не могу, — пожаловался он. — Твоя боевая женщина ни в какую не желает уходить, а мне ее в одиночку не сдвинуть.

Рой начал понимать инспектора от рыбнадзора: при взгляде на селедку — спасибо Ерику — у него стала разыгрываться изжога.

— Грибочки подайте, — попросил он, отдышавшись после третьей «за любовь». С приходом Марь Филипповны завхоз-Николай, и без того плохо тянущий на образец жизнерадостности, совсем потух. Димитрий же, наоборот, словно бы взбодрился. Рой не стал бы утверждать, что дело обошлось без третьей, в смысле, для физрука, как раз, второй. — А скажите–ка мне, гитара у вас здесь есть? — поймав новую блестящую идею, поинтересовался Рой. — Давай с другой стороны, — скомандовал он Ерику. — Верочку попробуй задействовать.

Марь Филипповна мощно выдохнула и зажмурилась:

— Ух, хороша… — восторженно выдала она, закусив чем–то из своей тарелки. — Николай, а Николай? У тебя же гитара где–то была, — напомнила она среди повисшего озадаченного молчания.

— Была, да сплыла, — мрачно ответил завхоз. Рой что–то не заметил, чтобы тот хоть чем–то заел свой убойный жидкий самопал. — Расстроили ее вконец, гриф, видать, повредили, — неохотно пустился он в объяснения. — Давно еще, когда Новый год отмечали. С тех пор по ладам не строит.

— А не беда, — подхватил Рой в тон. — У меня и ключик имеется. Вы несите, а я посмотрю, что за трагедия с вашей красавицей приключилась.

Уж в том, что вид ключа для гитарного грифа Ерик сумеет принять в состоянии любой степени отравления, он не сомневался.

Ответ завхоза перебил бесцветно–тревожный звонок в дверь.

— Неужто Верочка уже справилась? — удивленно пробормотала Марь Филипповна, обменявшись с присутствующими недоуменными взглядами. — Иду–бегу, дорогая моя, — выскочив в коридор, запричитала она.

— Ну что, рискнете? — усмехнулся Рой завхозу.

— Да не вопрос, — повелся тот на подначку и встал.

В коридоре щелкнул замок. Судя по дальнейшему отсутствию каких–либо комментариев, Ерик и здесь справился с задачей на отлично — Марь Филипповну из квартиры убрал.

— Не знаю, надолго ли, — с сомнением протянул напарник в ответ на похвалу.

— Чем дольше, тем лучше, — напомнил ему Рой, проводив взглядом двинувшегося за гитарой Николая. — Теперь переберись куда–нибудь под телевизор, чтобы мне тебя долго не искать.

— Заметано, — прилетел почти бодрый рапорт.

— Ну а я пока на правах хозяина поухаживаю за вами, — деловито сообщил Рой будущей жертве отчаянной аферы, плавно перебравшись на освободившееся после ухода Марь Филипповны место.

Разомлевший после «второй» физрук слегка косил ласковым карим глазом, явно жалея, что не успел еще и спинку к табуретке прибить, пока была такая возможность.