— Пожары — это еще больший ужас, — веско сообщил он. — Пусть Адочка нам еще что–нибудь расскажет. Вы не против, Вера Дмитриевна?

Вера Дмитриевна вынужденно кивнула и уставилась перед собой.

Марь Филипповна, не теряя времени, взялась заполнять пустоты, образовавшиеся на тарелке Димитрия, пока она смотрела в другую сторону.

— Есть такая рыба — скат! — Ада только что в ладоши не захлопала, получив разрешение. — Он сам вырабатывает электроэнергию, которую потом использует для самозащиты. Если на него наступить, он бьет током.

— Удивительная умница, — похвалил Рой девочку, обратившись к Вере Дмитриевне. Та слабо улыбнулась и тревожно посмотрела под стол, дернув рукой, как если бы пыталась незаметно разглядеть, который сейчас час. — А киты тебе нравятся?

Ада усиленно закивала и выпалила:

— Очень! Они большие, питаются планктоном и выпускают фонтаны воды! Только киты, как и дельфины, совсем не рыбы, они животные. У дельфинов даже шкурка теплая, если потрогать.

— Потрясающе, — весело развел руками Рой. — Ты, наверное, отличница в школе? Так много знаешь…

— Принимай гостей, — протрубил Ерик, влетев в форточку и повиснув на занавеске.

Рой только собрался спросить, не себя ли тот имеет в виду, как в дверь позвонили.

— А вот и последний долгожданный гость! — обрадовалась Марь Филипповна, бодро вскочив и рысцой кинувшись в коридор. Спрашивать, кто там, она даже не подумала — распахнула дверь настежь и тут же вцепилась обеими пухленькими ручками в долгожданную емкость. — Ты, Николай, тоже проходи, — деловито пригласила она, не оставляя никаких сомнений в том, кого именно так дожидалась. Точнее, чего именно. — Ноги, ноги только вытереть не забудь, — проорала она из комнаты в коридор, — и дверь запри! А потом руки вымой, я там еще одно полотенце повесила, ох!

Коньячок, то есть, самогончик, торжественно проехал к столу и водрузился в центр под взглядами разной степени скептичности.

Чувствовалось, что остальные собравшиеся, за исключением сияющей Марь Филипповны, ждали драгоценную бутылку с энтузиазмом пациента бюджетной поликлиники, решившегося на прививку от гриппа. Страшновато, неприятно; к тому же, неизвестно, подействует ли, но, вроде бы, необходимо. Насколько Рой помнил всевозможные вводные по отношению к спиртному — для данной местности не то что нехарактерно, а фактически полностью невозможно.

— Как и отсутствие магического фона, — подсказал Ерик, перебравшись с изнаночной стороны занавески на лицевую и плотно укрепившись на выбранном плацдарме.

Да уж, фонило здесь только от Марь Филипповны, и то — на границе с нижним пределом, плавно переходящим в ноль. Учитывая, что в общем и целом полное отсутствие магического фона встречается примерно у одного из двадцати представителей человеческой расы, вероятность случайного сбора таких лиц в одной комнате просто обязана иметь под собой хоть какой–то магический фактор.

— Природная защита, — напомнил Ерик, напрочь отбив у Роя внезапно возникшее желание рассчитать результат по формуле.

Тем более что с таким показателем, как исключительно низкая плотность населения, цифры получались не просто маленькие — устрашающе микроскопическими. Примерно, как вероятность брать интервью у пятерых наугад выбранных людей на первомайском параде в средневосточной столице, а потом обнаружить, что общался исключительно с носителями четвертой группы крови, причем с отрицательным резусом.

То есть, теоретически допустимо, но с целым рядом заданных условий вроде перемен в политике, плохой погоды и повальной эпидемии, скрупулезно скосившей все остальные слои населения.

— Знакомьтесь, пожалуйста, — отвлекшись от сооружения на тарелке вновь прибывшего гостя точной копии обязательного для всех собравшихся изначального натюрморта, сурово пригласила Роя Марь Филипповна. — Николай, завхоз наш, знатный умелец, на все руки мастер.

Знатный умелец и мастер обвел профессионально тяжелым взглядом собравшуюся компанию, словно мгновенно сфотографировал каждого, после чего остановился на Рое.

— Рой Петрович, районный инспектор, — судя по голосу, Марь Филипповна расплылась в соответствующей ситуации улыбке и гордо добавила: — Из центра.

— Лучше встань, — посоветовал Ерик, от избытка чувств, едва не сковырнувшись с занавески.

Рой и без него прекрасно понимал, что в положении сидя, с вывернутой навстречу новому гостю шеей, выглядит одновременно и глупо, и грубо. Выхода здесь два: отвернуться и остаться сидеть, провожая снисходительным взглядом шествие Николая до выделенного места, или последовать совету напарника и встать навстречу.

И первый, и второй варианты — каждый — имели и свои плюсы, и свои минусы.

Роль хама позволяла многое: задавать бестактные вопросы, провоцировать, а также иметь возможность в любой момент избавить общество от кого–либо из присутствующих, причем в любых комбинациях. Минусы состояли в сложности налаживания дальнейшего душевного общения с главным подозреваемым. А также в излишне резком для ранее собравшихся переходе от вежливой адекватности к грубоватому и снисходительному панибратству.

Рой выбрал второй вариант, простецкий — пока что. Первый он приберег на крайний случай, тем более что необходимый для постепенного преображения катализатор уже красовался на столе, скрывая градусы под личиной мутноватого содержимого.

— Можно просто Рой, — легко поднявшись и выпрямившись во весь рост.

Развернувшись к Николаю, он первым протянул руку для рукопожатия, добавив в глаза смешинки, но не улыбаясь. Тоже — пока что.

— Николай, — мрачно буркнул тот.

Явно чтобы хоть что–то сказать, а не просто молчать в ответ.

Со стороны Ерика, наблюдавшего общую картину, прилетело сравнение с двумя здоровенными дворовыми псами–кобелями. Расположившаяся в некотором отдалении стая, строго фиксировала каждый нюанс встречи: нос к носу, но на приличном расстоянии. Каждый напряжен, зато в себе вполне уверен.

— Лучше бы с волками сравнил, — попенял Рой напарнику.

Ерик изобразил мысленное почесывание в затылке, поколебался и остался при своем.

— Общий план, живо, — потребовал Рой, улыбнувшись все–таки завхозу, чтобы удержать мгновение.

— Есть! — одновременно с картинкой влетело в голову.

Физрук–Димитрий вежливо наблюдал за происходящим, явно надеясь, что больше никаких лекций читать не придется. Вооруженная ложкой Марь Филипповна с сомнением прикидывала высоты, взятые общими усилиями парения архитектурной мысли, вместительностью тарелки и плотностью подручных строительных материалов. Ада вертелась на стуле, то и дело задевая локтем Веру Дмитриевну, а сама Вера Дмитриевна упорно смотрела перед собой.

— Спасибо, — дал отбой Рой Ерику, умудрившемуся ко всему прочему выцепить еще и намек на инстинктивную ответную улыбку, дрогнувшую в уголках губ сурового завхоза.

То есть, с рефлексами у главного подозреваемого пока все в порядке. Оно и понятно: нормальный человек в нормальном состоянии не способен не отреагировать на некоторые вещи. Такие, к примеру, как зевок или та же улыбка.

— А теперь и за знакомство не грех, — радостно объявила Марь Филипповна, очевидно прикинув, что если добавить еще хотя бы кусочек, сооружение на тарелке попросту рухнет, как карточный домик. — Проходи, Коля, садись, я вот тебе тут немножко для разгона положила, винегретик, правда, не уместился, ты кушай, кушай, потом еще добавлю. Селедочку тоже, но это и попозже можно, — катясь к своему месту, уже тише пробормотала она.

— Нам пора, — под шумок, образовавшийся вокруг церемонии усаживания Николая, прошелестела Вера Дмитриевна.

Говорила она в тарелку, поэтому услышали ее лишь Рой и Ада, которой, очевидно, эта реплика и предназначалась.

— Хорошо, мамочка, — звонко, хоть и без особой радости в голосе, покладисто согласилась Ада.

Рой, все еще не определившийся с модусом — радушный хозяин или повод для банкета — а потому использовавший сразу оба, сразу возражать не стал. Все, что хотел, на данный момент он уже выяснил. Зато Марь Филипповна на миг отвлеклась от перекладывания содержимого блюд из ведерных салатников в тарелки Роя и Димитрия, и деловито распорядилась: