– Проехали мы с Шурой этак километров пять, ни спереди, ни сзади никакого транспорта и пешеходов не было видно. «Ну, – думаю, – Каблук, действуй». Я обнял Шуру, руки не отстраняет, только говорит: «Не надо, увидят». Говорю: «Да никого поблизости на дороге нет». Остановил автомашину, начал целовать, не сопротивляется, подставляет губы. Тогда на Евдокимовке заехал в дубки. После дубков мы с ней поехали в село Рыльково. Купил литр водки и закуски. В лес мы с ней заезжали еще четыре раза.

При выезде из леса в четвертый или пятый раз, смотрю, на дороге стоит автомашина «ГАЗ-69», а рядом с ней – Бойцов. Мы немного пьяные, а он еле на ногах держится. Повелительным жестом руки он остановил меня. Жалею до сих пор, что остановился. Надо было проехать. Я его не знал, и он меня. Я высунул голову в окно кабины и говорю ему: «Что тебе нужно?» Он спрашивает: «Что везешь?» Я отвечаю: «Бензин!» Он требует: «Заправь бак моей автомашины». Я ему говорю: «Плати три рубля – заправлю». Он как закричит на меня: «Я тебе, бездельнику, покажу три рубля», – и становится на подножку, пытаясь открыть кабину. «Ты знаешь, кто я? Я – председатель райисполкома. Я – Советская власть. Я – Бойцов Иван Нестерович. Я тебя, негодяя, сотру в порошок. Немедленно предъяви мне путевку и права». Я ему спокойно говорю: «Я тебя не знаю и знать не хочу, и не кричи на меня, а то вылезу из кабины, от меня запросто ты не отделаешься. Тогда уж тебе придется ложиться в больницу», – и поднес к его лицу кулак. Шура схватила меня сзади и сказала: «Поехали, не связывайся с ним». Свое лицо она от него прятала, так как он ее знает. Я толкнул его в грудь, с подножки он упал в песок и отполз от колеи, тогда я уехал. Он кричал мне вслед: «Я знаю тебя, ты с Рожковского совхоза. Я скажу Трифонову, чтобы завтра направил тебя к Асташкину. Считай, что у тебя прав нет».

Я его нисколько не боюсь, – продолжал Каблуков, – но встречаться с ним не хочу.

– Все ясно, – сказал Зимин. – Если он был пьяный, тебе нечего опасаться, он тебя не узнает.

– Может узнать, – возразил Каблуков, – но я его не боюсь.

– Иди и собирайся на рыбалку. Будь готов, как пионер, – сказал Зимин. – Скоро должен приехать Чистов.

Чистов приехал после окончания работы. В конторе сидел один Зимин. Зимин вышел встретить его. Чистов спросил:

– Может, поедем до места рыбалки на автомашине?

– Вряд ли, Анатолий Алексеевич, – ответил Зимин. – Опасно, застрянем где-нибудь в болоте, и рыбалка пропала.

– Что верно, то верно, – улыбаясь, сказал Чистов. – Тогда пошли пешком.

– По-видимому, придется с ночлегом, – продолжал Зимин. – Ночевать будем в зимнице, там сегодня никого не должно быть. Все косят и убирают сено. У каждой работы горячая пора.

– Там видно будет, – возразил Чистов. – А, кстати, Каблуков охотник?

– Вроде, – ответил Зимин, – с ружьем не расстается, таскает его всегда с собой, а убивает что или нет, не знаю.

– А если приехать к нему на охоту с одним товарищем с области? – спросил Чистов.

– Не советую, Анатолий Алексеевич, – возразил Зимин. – Через день об этом вся округа будет знать.

– Тогда молчу, – согласился Чистов.

На реку Сережу пришли, когда было еще светло. Небесное светило низко висело над лесом. Каблуков с Чистовым ставили сети и ботали. Зимин готовил дрова и разжигал костер, чистил картошку для ухи. Хотя рыба, еще не подозревая об ухе, плавала в реке. Ни одной крупной рыбы в ботальную сеть не поймали, поэтому уху варили из мелочи – окуней, ершей и плотвы. Пока чистили мелкую рыбу, она отняла много времени, и варили уху, надвинулись сумерки.

Каблуков через каждые пять минут просил у Зимина:

– Налей полстаканчика, видишь, весь мокрый, да и внутри пожар. Представляешь, будто напился бензина, и он там воспламенился.

– Представляю, – отвечал Зимин, – но выпьем все вместе и запьем ухой.

Душистая уха была готова. Собака Боб, верный друг Каблукова, заняла свое место, чуть поодаль. Смотрела немигающими глазами то на Каблукова, то на его котелок, в который была налита порция ухи. Сегодня Зимин уху варил в своем котелке, не доверяя Каблукову. Каблуков для аппетита выпил стакан водки, до ухи не дотрагивался. Закусывал колбасой, свежими огурцами и помидорами. Затем четыре раза повторял, то есть пил и закусывал.

Пили и ели молча. Первым заговорил Каблуков. У него больше не хватало терпения, чтобы о чем-то не рассказать, а может, и с большой прибавкой.

– Как хорошо жить на свете, – начал он.

Собрал рыбные кости и куски хлеба к себе в котелок, залил ухой и подставил к сидевшему Бобу, приказал не трогать. Боб стоял над котелком, но не ел.

– У меня по животу словно Иисус прокатился. Никакого жжения не стало. Кругом вижу только приятное. Даже редкие комары, если до выпивки я их ненавидел, сейчас так умильно пищат. Боб, начинай ужин.

Собака с жадностью накинулась на еду.

– Ты ему для аппетита налей полстакана, – пошутил Зимин.

Каблуков принял за совет и спросил:

– Может, ему в уху долить?

Чистов громко захохотал.

– Ты попробуй его из стакана напоить. Мне кажется, не откажется.

– Пробовал, – сказал Каблуков. – Не хочет пить, злится.

– Раз не хочет, – посоветовал Чистов. – Тогда не надо приучать. У нас в деревне мужики научили козла пить и курить. Козел был здоровенный, лет пяти. Жил он в конюшне вместе с лошадями. Говорят, ласки боятся козлиного запаха. Один мужик несколько раз в шутку дал козлу выпить и покурить. Потом козел стал требовать. Если не давали ему, разбегался и сбивал обидчика с ног. Тогда его стали держать на привязи. Не перенес неволи, умер. – Чистов сменил тему разговора: – Димитриевич! Почему ты не хочешь, чтобы со мной приехал Бойцов?

Вместо ответа Каблуков внимательно посмотрел на Чистова, затем на Зимина.

– Ты, Ульян Александрович, ему рассказал. Это не хорошо.

– Никому я ничего не рассказывал, – ответил Зимин.

Чтобы вывести Каблукова из затруднительного положения, так как Каблуков любое происшествие не мог рассказать коротко, а обязательно начинал с утра, то есть с начала дня, пересказал:

– Анатолий Алексеевич! Каблуков обиделся на Бойцова позавчера. Бойцова он совсем не знал. Поздно вечером он вез из Павлова бензин. В лесу на дороге недалеко от поворота в ММС познакомились. Бойцов ехал ему навстречу, кончился бензин. Он останавливает Каблукова. Спрашивает: «Что везешь?» Каблуков врать не умеет, отвечает: «Бензин». Вместо просьбы Бойцов приказывает заправить бак. Каблуков ему отвечает: «Не имею права». Бойцов на него стал кричать, требовать предъявить права шофера и путевку: «Ты знаешь, кто я? Председатель райисполкома». Встал на подножку кабины, схватил Каблукова за руку. Каблуков легонько оттолкнул его от автомашины. Бойцов упал на песок. Пока поднимался, Каблуков уехал.

Пока Зимин рассказывал, Каблуков, казалось, глотал каждое его слово. Когда Зимин кончил, Каблуков облегченно вздохнул и перекрестился.

– Ты что, Димитриевич, крестишься? – спросил Чистов.

– Привычка с детства, Анатоль, – ответил Каблуков.

– Ты правильно сделал, – продолжал Чистов, – что оттолкнул его от кабины. Надо было еще по уху двинуть.

– С вашего разрешения, Анатоль, это я могу, – обрадованно сказал Каблуков. – Он часто мне встречается на дороге.

– Не придумывай, – воскликнул Зимин. – Ты лучше расскажи про Брызгалову Марью Ивановну. За что ты ее обижаешь? Недавно ударил ее резиновым сапогом.

Чистов хохотал.

– За дело, – сказал Каблуков. – Она за каждым моим шагом следит. Покоя от нее нет. Позавчера, то есть, когда с Бойцовым встретился, Шуру высадил еще против пилорамы. Иду домой, настроение было хорошее. Далеко я увидел, что Марья Ивановна стоит в дверях моего подъезда. Тут же она превратилась в черную кошку. Забралась на крышу. Страшными светящимися глазами смотрела на меня. Сердце мое было готово спрятаться в пятки. Я не испугался, правда, немножко струхнул. Попало мне под руки звено гусеницы трактора. Ну, думаю, будь что будет, а сегодня я тебя, оборотня, убью. В это время кошка с крыши исчезла. Марья Ивановна уже появилась в дверях своего подъезда.