«Директором совхоза я буду скоро, – думал Миша Попов, – а там и до начальника управления недалеко. Теняев человек тоже недалекий, как и Тишин. Он самого основного не знает. Никого не встречает, не угощает и не провожает. Чистов им недоволен. Ум и знания в наше время еще не все. Основа из основ – это угощение и преподнесение подарков. Все хотят жить лучше. Никто не откажется от денег, хорошего обеда, гуся, барана или мяса говядины и свинины в подарок. Дай бог здоровья Чистову. С ним я пробью брешь и вылезу в люди».
На приглашение Попова Арепин зашел вместе с Тишиным.
– Ты меня приглашал? – спросил Арепин.
– Да! – улыбаясь, ответил Попов. – Надо поговорить с тобой по душам.
– Я, может, вам помешаю, – сказал Тишин, – могу уйти.
Сам удобнее усаживался на стул, давал понять, что пока хозяин совхоза он и тайн от него быть не должно.
– Не помешаешь! – картавя, ответил Попов. – Наоборот, поможешь кое в чем разобраться.
Арепин недоумевая смотрел то на Тишина, то на Попова и думал: «Что он от меня хочет?»
Попов, в свою очередь, с огоньками злости смотрел на Тишина и думал: «Черт тебя принес не вовремя. Хотя времени впереди много, с Арепиным еще договоримся. Сейчас настало время показать себя Арепину, кто я и что я. Пусть он поймет и зарубит себе на носу, что секретарь парткома я. Все мои замечания и даже распоряжения для него и даже для Тишина закон. Тишин это с первого дня работы понял. Арепин со мной советоваться ни в чем не хочет, даже встречи и разговора со мной старается избегать. В совхозе признает только одного Тишина. Остальные для него не существуют. Меряет все на свой аршин. Мне он временно нужен, чтобы избавиться от Тишина. Мужик он резкий, прямой. После Тишина с ним будет легко справиться. Чистов его за прямоту не любит. Если подлить масла в огонь и столкнуть их лбами, то врагом номер один Чистову будет Арепин». Опыта у Попова в этом было не занимать.
После дум о будущем Попов с хрипотой в горле сказал, по лицу его проползла кривая улыбка:
– Алексей Георгиевич! Я вас пригласил на пару ласковых слов. Вы как заместитель директора и главный агроном иногда нетактично себя ведете. Часто подменяете директора в его присутствии. Бригадиры и начальники отделений жалуются на вашу грубость. Доходили до меня слухи о выпивках в рабочее время.
Лицо Арепина налилось краской. Черные глаза кидали в сторону Попова искры. В нем бушевала буря, вот-вот должна была вырваться наружу и обрушиться всей своей мощью на Попова. Попов понял, что переборщил, но остановить себя уже не мог. Арепин, сдерживая себя, тихонько спросил:
– Назови, когда я отменил распоряжение директора или подменил его.
– Назову, если ты хочешь, – ответил Попов. – Во вторник Тишин оставил мне легковую автомашину для поездки в райком партии на совещание, вызывали к двум часам. А ты отдал эту автомашину главному бухгалтеру и кассиру для поездки в госбанк.
– Но ведь они вернулись в двенадцать часов, – сдерживая себя, возразил Аверин. – Но вы не захотели ждать.
– Ты не имел права этого делать, – резко оборвал его Попов. – Ты не главный агроном, а мерзавец. Не считай себя идеальным человеком и непревзойденным специалистом.
– Кто я?! Мерзавец? – в ответ ему крикнул Арепин. – Я с тобой никогда не буду советоваться. Ты просто выскочка и негодяй. Выпросил у Подобедова в Богородске колхоз «Венецкий». За год развалил его до основания. Набил себе карманы деньгами. Ты же настоящий вор, но вор больших масштабов и с неглупой головой. Тебе место в тюрьме, а не у нас в совхозе. В наше время удивляться не приходится. От суда и следствия ты легко улизнул при поддержке кое-кого. Чтобы спасти свою шкуру, ринулся на работу в милицию. Там похоронил все свои темные дела и через год вылез, как гадюка, в партийные руководители. Зачем к нам пришел? Смуту заводить и сталкивать нас с директором лбами. Воровать в совхозе мы тебе не позволим.
– Прекрати! – крикнул Попов и встал на ноги. – Я тебе этого не прощу. Вон отсюда, чтобы твоей поганой ноги в кабинете парткома не было.
«Начинается, – думал Тишин. – Сейчас подерутся. Тут нашла коса на камень. Один другому не уступит».
Тишин встал, подошел к Арепину, тихо сказал:
– Что вы из-за пустяков портите себе настроение. Сейчас некогда нам заниматься вздорами. Поехали, Алексей Георгиевич, в Виткулово и Сурулово.
Тишин с Арепиным ушли. Попов остался один. Он раскаивался в ссоре с Арепиным, думал: «Сейчас затянется на долгое время моя карьера в директора. Мой план на контакт с Арепиным лопнул как мыльный пузырь. Сейчас уже нужен союз с Тишиным, обоим обрушиться на Арепина. Мы его, вонючего мордвина, сомнем в два счета. Он встанет передо мной на колени, но я ему не прощу».
Время шло, как бы хотелось его остановить хотя бы на полгода, но у него свой закон и свои заботы. Тишин оказался человеком слабохарактерным. Попов очень быстро взял его под свое влияние и привил ему неприязнь к Арепину, которая впоследствии перешла во вражду. Тишин ненавидел Арепина. Арепин ему платил тем же. В руководстве совхоза согласия не стало, дела пошли плохо. Попов своим успехам радовался. Он каждый день обо всем докладывал Чистову, обвиняя не только Арепина, но и Тишина. За Арепиным устроили слежку не только Попов с Тишиным, но и работники райкома. Чистову докладывали в искаженном виде о всех его хороших и плохих поступках. Чистов все принимал за чистую монету и думал о развязке. Работать Арепину стало невозможно. Положение усугублялось тем, что жаль было бросать насиженное место. «В районе проработал семнадцать лет. Благоустроил квартиру, вырастил сад. Жена проработала преподавателем в средней школе тоже семнадцать лет на одном месте. Трое детей учатся в школе, их родина здесь. Создается один выход, уехать, все бросить. Если Чистов взялся, невзлюбил, лучше уезжай. Иначе добьет до основания и выбросит на свалку. Человек он необъективный. Зло за себя и друга будет помнить до гробовой доски».
Из состава Барановского совхоза выделился совхоз «Яковский» с центральной усадьбой в селе Яковском, когда-то богатом на урожаи. Народ в селе, в отличие от Селитьбы, лесных деревень Меньшиково, Бочиха, Марки, жил только за счет земли. Мужики любили землю, за это она им платила тем же. Если в селе Сурулово не осталось и двух десятков домов, остальные жители покинули родные места, то Яковское было значительно больше Сурулово, разъехалось народу больше, но и держалось за насиженные места больше благодаря сельскому совету, средней школе, молокозаводу и так далее. Весь куст, вошедший в состав совхоза «Яковский», – деревни Пашигорье, Турково, Батуриха – славился трудолюбием и любовью мужиков к земле. Земля с ними рассчитывалась богатыми урожаями. Даже Селитьбинские пески, сейчас наполовину запущенные и заросшие лесом до 70 процентов, кормили громадное фабричное село, где почти все трудолюбивые мужики работали на заводе, считались пролетариями, где фактически все имели землю, молочный и мясной скот. Селитьбинские топоры славились не только на всю Россию, но и экспортировались за границу.
Чистов думал, что оба совхоза – «Барановский» и «Яковский» – должны быть с одинаковыми почвенными условиями. Пески вроде были разделены поровну. Фактически совхоз «Яковский» оказался в значительно худших условиях.
Глава восемнадцатая
Сафронов, по специальности – зоотехник, по должности – секретарь Сосновского райкома КПСС, по счету или рангу в районе третий, курировал сельское хозяйство. Как человек и как специалист он был отличный, обладал незаурядной зрительной памятью. Достаточно ему было один раз встретиться с человеком, он запоминал его надолго. За небольшой период работы в районе он знал всех работников животноводства. Каждую доярку и свинарку он называл по имени и отчеству. В Рожковском совхозе во всех деревнях он знал все население не хуже директора совхоза. Умел с народом поговорить, заставить работать в совхозе. Все его считали, как выражаются в простонародье, мужиком-рубахой. Он быстро сходился с каждым человеком, находил общую тему для разговора. Не отказывался от приглашения пообедать и поужинать, от ночлега.