При голосовании намеченный вторым секретарем Грошничихин не вошел в состав пленума. При избрании первого секретаря, как ни старалась Перминова рекомендовать Преклонского, был избран Матюшин. А получилось это так. Пока Перминова собиралась для рекомендации Преклонского раскрыть рот, громко заговорил Худяков: «Мы, коммунисты, делегаты заветлужской стороны, считаем, что первым секретарем должен быть Матюшин». «Товарищи, товарищи!» – кричала обескураженная Перминова, пораженная таким нахальством и неподчинением верхам, и думала: «Будь это при жизни Сталина, многие бы оказались за решеткой». «Товарищи! – продолжала она. – Обком партии не только рекомендовал, но и утвердил товарища Преклонского. Я требую, чтобы коммунисты выполнили волю областной парторганизации». «Перестань, баба, позорить партийную демократию», – кто-то крикнул басом. «Товарищи! – крикнул Худяков. – Вопрос ставлю на голосование. Кто за то, чтобы Матюшин был первым секретарем, прошу поднять руки». Проголосовали все единогласно. «А сейчас вам и карты в руки, Михаил Иванович», – улыбаясь, сказал Худяков. Вторым был избран Преклонский. Перминова подошла к Худякову, задыхаясь от злобы, сказала: «Все вам при случае припомню. Ты за это еще поплатишься».
Матюшин работал недолго. Пил он здорово, и через три месяца после конференции стукнула его кондрашка, инфаркт. Руководил районом все равно Преклонский.
– Вот и Захарово, – сказал Чистов. – Но ты все равно сгустил краски. Остановись здесь, я сбегаю к Евсееву.
Чистов постучал в окно. Оно тут же раскрылось. Раздался женский голос:
– Он вас ждет в Искадьево возле пруда.
Они приехали к пруду. Поверхность земли от пруда была окутана туманом. Из полумрака ночи и тумана, как призрак, к автомашине подбежал Евсеев.
– Все в норме, – сказал он.
Двое мужиков, по-видимому, рыбаков принесли большую кормяную корзину карасей и карпов. С большим трудом поставили в автомашину. По дороге Чистов от души смеялся, брал в руки еще живых карпов и карасей и говорил:
– Вот это чудо! Ну, Ульян, мы с тобой сейчас с рыбой.
Зимин подвез Чистова к его дому, помог ему вынести корзину с рыбой.
– Возьми, Ульян, несколько карпов, – предложил Чистов.
Зимин взял одного небольшого карпа и уехал.
На востоке уже горела кровавая заря. Вот-вот должно было показаться солнце.
Глава двадцать третья
Созрели хлеба, налились соком яблоки, поспевала и крепла картошка. Пролетали, как перелетные птицы, теплые августовские дни. Самое горячее, самое страдное время года. Погода стояла как на заказ благоприятная.
Совхозы «Панинский», «Барановский» и «Яковский» рапортовали об окончании уборки зерновых. В Рожковском совхозе только раскачивались и приступали. Рожь полегла, ячмень осыпался. Николаевское отделение почти не приступало к уборке. Весь народ ушел на мочища выдирать мочало. Работа кипела. Люди работали от зари до зари, даже прихватывая ночи. Начальник отделения совхоза Батурин и бригадиры деревень Николаевка, Ольгино и Марфино вместо организации народа на уборку урожая сами устремились решать свои мочальные дела. Трифонов при районном начальстве ругал на чем свет стоит жителей этих деревень, но при встрече с виновниками молчал. Мочало – это была его идея. Он сам заразил жителей этих деревень мочальной болезнью. Наступил сентябрь, кучи мочала росли, зато все картофельные поля стояли нетронутыми. Все новости из деревни в деревню передавались мгновенно. Шабашники Венецкого отделения деревень Венец, Вилейка, Красненькая и Залесье поехали на заработки в Костромскую и Кировскую области на лесозаготовки. В совхозе работать не хотел никто.
Трифонов каждый день с приходом Чистова на работу жаловался ему по телефону. Сейчас уже на административные органы, которые плохо помогали ему в работе. Даже экспериментальные посевы и посадки овощей и корнеплодов в пойме реки Чары не убирались. На посевы был пущен совхозный крупный рогатый скот, а следом за ним и населения. Все было примято, затоптано. Неубранный овес в Венецком и Николаевском отделениях после прогона по ним скота запахивался.
Чистов предупредил Трифонова, что он пригласил Семенова на охоту. Семенов дал согласие. Но куда везти? Единственное место – Рожок, где народ умел держать язык за зубами. Семенов человек любопытный. Увидит неубранные зерновые. Вместо охоты может проехать по полям совхоза. Тогда берегитесь, Анатолий Чистов и Мишка Трифонов, обоих расколошматит. Поэтому лучше перепахать неубранные площади, занятые овсом и ячменем.
Чтобы не упасть лицом в грязь, Чистов с Бойцовым решили до приезда Семенова продемонстрировать свои охотничьи способности и среди недели выехали на тренировочную охоту к Трифонову и Кузнецову. Кузнецов далеко за пределами Сосновского района слыл гостеприимным охотником. К нему очень часто наведывался и Спиридон Иванович Росляков, сейчас уже председатель областной охотинспекции. После каждой бесплодной охоты он говорил Кузнецову:
– Сергей Васильевич, ты весь лес превратил в пустыню. На охоту к тебе приехал в последний раз.
Кузнецов ни сроков, ни правил охоты не соблюдал. Его браконьерскую деятельность лесная охрана пресечь боялась, так как руководство и административные органы района были у него частыми гостями, сами становились браконьерами.
Чтобы договориться с Чистовым о встрече высокого гостя, Трифонов в 7 часов утра выехал в Сосновское. Без двадцати минут восемь он уже сидел в приемной Чистова. Любопытный сторож Андрей Иванович сидел против Трифонова, улыбаясь беззубым ртом, спрашивал:
– Что так рано, Михаил Иванович, пожаловал в наше заведение? Что-нибудь случилось?
– Нет, Андрей Иванович. Все в порядке, все хорошо, – улыбаясь, отвечал Трифонов. – Спешу застать Анатолия Алексеевича. Сам понимаешь, сейчас самая горячая пора, уборка. День кормит год. Не везде наведены порядки, – Трифонов давал понять сторожу, что у него все в порядке, – поэтому Анатолий Алексеевич может выехать в какой-нибудь совхоз сразу же при появлении на работе.
Андрей Иванович положил перед собой на стол портсигар, посмотрел на часы. Продул мундштук. Не спеша вставил туда сигарету, прикурил. Над его головой образовалось облако голубого дыма. Кашляя, говорил:
– Анатолий Алексеевич приходит на работу всегда аккуратно с опозданием самое большее на полчаса и редко на двадцать минут. Он не спешит. Вы думаете, у него болит голова о ваших делах. Никак нет. О своих делах вы сами думайте и решайте. Вот уже разменял свой календарь сентябрь, быстро день за днем промелькнет, а у вас, Михаил Иванович, еще зерновые не убраны, к картошке вы не приступали. Солома на полях вся не прибрана. Хуже ничего не придумаешь. К примеру, совхоз «Панинский», там уже половину картошки выкопали. Да и в других совхозах дела идут неплохо. На сегодня ваш совхоз по всем показателям самый отсталый.
Трифонов смотрел на Андрея Ивановича и думал: «Зря я с ним разговор затеял. Выйти демонстративно неудобно». В коридоре уже появлялись сотрудники, о чем-то шушукались между собой. Андрей Иванович говорил громко, так как всю ночь провел в одиночестве, не перекинулся ни с кем ни одним словом, сейчас упущенное ночью наверстывал. Трифонов сидел на стуле как на иголках.
В приемную вошла Голубкова, помощник секретаря. На партийном языке она завхоз. Спросила Андрея Ивановича:
– Как дела?
Андрей Иванович, не окончив фразы, обращенной к Трифонову, встал и доложил:
– За время ночного дежурства ничего не произошло. Разрешите идти.
– Идите, – невнятно сказала Голубкова.
Чистов пришел с опозданием на полчаса. Еще издали крикнул Трифонову:
– Здравствуйте, Михаил Иванович, заходите. Кстати приехали, вы мне очень нужны.
В кабинет Чистов пропустил Трифонова вперед себя. Делопроизводителю в приемной наказал никого не пропускать.
Трифонов как обычно начал свой разговор с жалобы на управляющего госбанка:
– Соколов нашему совхозу дышать свободно не дает. Везде нас прижимает.