Зимин ждал их у перехода через Хвостяниху. Он знал, что Каблуков сам сети не понесет, а заставит нести Чистова. При виде Зимина Каблуков взял у Чистова тяжелый мешок с сетями и понес сам.
– Дай я немного понесу, – попросил Зимин.
Каблуков лукаво посмотрел на Чистова, сожалел – если бы не Зимин, Чистов донес бы ему мешок до самого поселка. На просьбу Зимина не ответил. Он рассказывал Чистову, что его соседка, Мария Ивановна Брызгалова, – ведьма.
– Прямо скажу, – через каждые пять-шесть сказанных предложений он вставлял свою любимую фразу, – я своими глазами видел, как она оборачивалась черной кошкой и черной собакой, бегала по поселку и колдовала.
Чистов слушал внимательно, задавал ему вопросы и громко смеялся, но мысли его были сосредоточены на торфянике, по которому они шли, и бесценной пойме реки Сережи. У него не укладывалось в голове, почему ММС доводит в трест «Мелиоводстрой» такой мизерный план коренного освоения лугов и торфяников. «С такими планами и такой техникой мы не освоим пойменные земли реки Сережи и за десять лет. Ведь раньше мужик-единоличник с пилой и топором осваивал необходимые ему площади». Но Каблуков отвлекал его от деловых дум. Всю дорогу он внушал ему про ведьм, чертей, которых не боялся, и учил, как с ними бороться.
Когда пришли в поселок, Каблуков пригласил обедать. Чистов не отказался. Зашли на квартиру к Каблукову. Его жена Родина Лиза работала в поселке заведующей детским садом. Пока Лиза готовила окрошку и холодные закуски, Каблуков сбегал в магазин за водкой.
Чистов спросил Зимина:
– Вот ты говоришь, что за год не сумеешь произвести больше трехсот гектаров корчевки?
– Анатолий Алексеевич, вы же знаете, вся основная техника занята на освоении поймы реки Чары и на добыче фрезерного торфа. В пойме реки Сережи работает только один трактор-корчеватель «Д-108».
– Как же раньше мужики без всякой техники с лошадью, топором и пилой осваивали все пригодные для сенокосов площади? – Чистов высказал вслух наболевшее.
– Эх, дорогой мой, – воскликнул Зимин. – Раньше без техники строили города, железные дороги, каналы, и все горбом мужика. Деревенские мужики тоже умели работать. Они трудились круглыми сутками, так как надеяться мужику было не на что, чего посеял, то и пожал. Он сеял и жал для себя, знал, что сосед за него делать ничего не будет. У него работала вся семья – и стар, и млад. Во время уборки урожая дряхлые старики выходили в поле, ползая на коленях, жали и косили. То же самое и с расчисткой лугов. Одно хозяйство, имея двух трудоспособных мужчин, за осень осваивало до двух гектаров пойменных земель. Да дай бы эту пойму Сережи в то время мужикам, за одну осень бы были луга, без единого дерева и кустика. Мужиков-то в деревнях было столько, что пруд пруди.
Сейчас что произошло в деревне? Коренное улучшение. Работать желающих стало мало. До восемнадцати лет молодежь вообще не считают рабочими, стариков тоже. Женщины на работу выходят в период уборки в девять-десять часов. В двенадцать она идет обедать, а потом в стойло корову доить. После обеда выйдет на два часа – и конец рабочего дня. Давайте представим себе, если бы в настоящее время у нас не было такой техники, а жали серпами и косили, что бы тогда было? Мне кажется, десять процентов урожая не убирали бы, остальные девяносто процентов неубранным погибало бы. Если даже при современной технике ежегодно не справляемся с уборкой.
Отдайте мужикам даже сейчас, то есть разделите всю заросшую пойму реки Сережи. К примеру, только трем селам района: Лесуново, где шестьсот дворов, Венец, шестьсот дворов, и Панино, семьсот дворов. Один год – и вся пойма будет освоена. Вот в чем мужицкая сила – в частной, вернее, личной собственности.
Я вам каблуковской фразой прямо скажу, нам и через десять лет не освоить. Потому что администрация совхозов и руководство района за луга берутся только во время уборки, то есть сенокоса. Переругались во время распределения сенокосов, выкосили и снова забыли на год. Мужик-единоличник не забывал свои луга, о них он помнил круглый год. Деревенский труженик вырождается. Вы обращали внимание на рабочих совхоза во время сенокоса? В совхоз на работу народ выходит с неохотой. Ко многим утром бригадир или звеньевой два-три раза стучится в окно с требованием: «Выходи на работу». Когда разрешают косить лично для себя, люди работают сутками, почти не спят. Работают семьями, старые и малые. Приоритет пока во всем – это мое, это твое, а это общественное. Да что там говорить – это все врожденное. Спроси у Лизы, как даже дети относятся к коллективной игрушке. Каждый старается захватить ее себе. Кто силен, смел, тот и съел.
– Но это ты брось, – сказал Чистов. – Народ взрослеет и становится сознательней.
– Живу уже много на свете, скоро пятьдесят, но не встречал ни одного человека, который бы отказался от своих сбережений и своей собственности. Простой пример: не хотят вместе жить женатый сын с отцом, тесть с зятем и так далее.
– Я согласен, у нас еще есть недостатки, – сказал Чистов. – Добьемся, когда будет всего изобилие. Все будут жить в мире.
– Нет, Анатолий Алексеевич, все равно мира не будет между строптивой свекровью и снохой, между тестем и зятем при жизни в одной квартире. При нашем сознании все стремимся жить каждый для себя.
В это время Лиза позвала к столу.
Зимин думал: «Вот ты первый секретарь райкома. Почему же ты не расстанешься с личной собственностью, домом и приусадебным участком с садом? Дом хочешь перестраивать. Готовишь материал, копишь деньги. Почему бы тебе не занять квартиру в коммунальном доме? Личное тебе дорого. Ты не отказываешься, чтобы тебе привозили навоз, торф, дрова и так далее, хотя они уже лишние».
Обед Лиза приготовила на славу. Нажарила свежей рыбы, мясных котлет и картошки. Приготовила вкусную окрошку. Для аппетита выпили как при бесклассовом обществе. Все ели с большим аппетитом.
После обеда Чистов с Зиминым поблагодарили гостеприимных хозяев, сели в райкомовский вездеход и поехали на торфяные поля, где готовили фрезерный торф на удобрение. Используя хорошую погоду, работу организовали по скользящему графику в две смены. На поля приехали в пересменку, когда первая смена окончила работу и принимала вторая. Рабочие, пользуясь присутствием Чистова, жаловались на недостатки: на плохое снабжение спецодеждой, невывоз рабочих на работу и с работы, плохое снабжение продуктами. Зимин оправдывался. Чистов выступил чуть ли не с докладом. Особое внимание он обратил на противопожарное состояние, так как погода стояла жаркая, сухая. Объехали все сектора торфяных полей.
– Ты можешь дать гектаров сорок, то есть один сектор для совхоза «Рожковский» для экспериментального посева зерновых и Панинскому совхозу для посева овощей? – спросил Чистов.
– Пусть сеют, – согласился Зимин.
– У тебя здесь настоящая кладовая кормов, – сказал Чистов, включил скорость, и автомашина, поднимая столб бурой торфяной пыли, понеслась по ровному полю.
С торфяника выехали к одиноко стоявшему на песке дому, смотревшему лицевой стороной на поля.
– Это первенец торфопредприятия, – сказал Зимин. – Выстроили его в 1903 году. Оказывается, еще царское правительство намеревалось освоить торфяник, но для каких целей – не знаю. Лесуновские мужики утверждают, что не то составлялась проектная документация, не то был составлен уже проект на строительство тепловой электростанции. Строительство намечалось в районе села Лесуново. Проектная документация была якобы направлена на утверждение царю Николаю Второму, так она в царских хоромах и застряла – разразилась война с Германией, после была революция. С первых дней Советской власти за болото взялись вплотную. Почти ежегодно приезжали геологоразведчики. До десятка раз прощупывали все болото, доломиты и песок под торфом. Составлялась проектная документация. Намечались сроки освоения, а воз и поныне на месте.
В 1926 году приехал первый директор торфопредприятия Болдин Иван Данилович. Он поселился в этом одиночном доме в лесу на краю болота, да и до сих пор живет в нем. Жена его Таня через полтора-два года пополняла семью сыном или дочкой. Всего она родила двенадцать детей, четверых Бог прибрал, как она говорит, живых осталось восемь. Дети все получили среднее и высшее образование, за исключением первенца Шуры. Шура ходила в школу три года, но так и не смогла преодолеть первого класса. Читать она научилась с большим трудом. С арифметикой дело обстояло хуже. Не могла сосчитать, сколько у коровы ног.
