– В этом ты прав, Николай.

В это время еще не полностью поставленная сеть ожила, задрожала.

– Есть, – крикнул Каблуков, – кто-то влетел, – и начал быстро вынимать сеть.

В ней запуталась большая трехкилограммовая щука.

– Вот это здорово! – с удивлением сказал Чистов. – Не поспели поставить, а уже улов, да еще какой.

– Это что! – сказал Каблуков, а соврать он умел. – Две недели назад я поймал щуку, еле втащил в лодку. Никак не помещалась. Хвост торчал из лодки больше чем на метр.

– У-у-у, – протянул Чистов и окинул взглядом лодку. Она была примерно три метра длиной, значит щука была четыре метра. – Слушай, Димитриевич, лучше так я буду тебя называть.

– Не возражаю, – улыбаясь, ответил Каблуков.

– Сколько же твоя щука весила?

– Я ее не вешал.

– А может, это была не щука, а акула? – спросил Чистов.

– На акулу вроде не похожа, – серьезно ответил Каблуков. – Акул в Сереже я пока не ловил и не видел. У этой щуки голова и хвост были щучьи, а туловище как у всех рыб. Прямо тебе, Анатоль, скажу, – Каблуков вставил свою любимую фразу, – это была настоящая щука, с акулой я спутать не мог.

«Он дурак или притворяется? – думал Чистов. – В нем есть что-то непонятное».

Сети поставили и подъехали к Зимину. Горел костер. Над огнем висели два котелка. В одном кипела уха, распространяя аромат в чистом воздухе, в другом кипела вода для чая.

– Анатолий Алексеевич, – сказал Зимин, – посмотрите за котелками и костром. Я на несколько минут схожу, нарву смородинного и брусничного листа. Чай у нас будет сегодня лесной, особенный.

– Не возражаю, Ульян Александрович, – ответил Чистов.

Он обошел вокруг костра, заглянул в котелки. Зимин быстро вернулся и вложил в кипящую воду целую горсть листьев. Чистов ушел купаться.

К костру подошел Каблуков с большой щукой в руках.

– Как дела? – спросил он Зимина.

– Отлично, – ответил Зимин. – Картошка вроде упрела, давай запускать рыбу.

Зимин опустил в котелок крупные куски рыбы, мелкая рыба была опущена вместе с картошкой.

– Странный человек твой Чистов, – сказал Каблуков.

– Что тебе не понравилось? – спросил Зимин.

– Он чем-то напоминает мне Анатоля Канарейкина. Мне кажется, такой же глупый. Никогда даже не видел, как ставят сети. Очень исполнительный. Как человек он мне нравится, а как начальник нет.

– Брось ты трепаться, – строго предупредил Зимин. – Не дай бог, если Чистов услышит твое мнение.

– Да не услышит, я тихонько.

«Откуда ему знать, как ставят сети, – подумал Зимин. – Родился он в деревне, где поблизости ни реки, ни леса. Одни поля, изрезанные глубокими оврагами и балками. До леса целых двадцать километров, да не меньше и до Оки. В детстве и юношестве он, кроме деревенского пруда, никаких водоемов не видел. Когда повзрослел, работал счетоводном в Барановской МТС. Каждый день полями ходил на работу за семь километров в один конец. Он по-настоящему еще не оценил прелести леса и реки. Самым близким и родным до сих пор считает овраги, поросшие орешником, приятный холодок дна оврагов в знойные летние дни».

– Слушай, Каблук, – строго сказал Зимин. Все его звали в глаза и за глаза Каблуком. – Будь с Чистовым покультурнее и пообходительнее. Как ты не поймешь, он же глава всего района, первый секретарь райкома.

– Мне наплевать на его секретарство, – переходя на шепот, ответил Каблуков. – Пусть он пишет и печатает на машинке. Для меня он не начальник. Для меня ты – самый большой начальник. Ты все можешь, захочешь – дашь заработать, не захочешь – шиш получишь.

Зимин подумал: «С Каблуковым говорить бесполезно, чем дальше в лес, тем больше дров». Еще раз предупредил его, чтобы был деликатнее. Заставил присмотреть за котелками ухи и чая, так как пес зорко глядел на них и облизывался. Разделся и ушел купаться.

Чистов с большим удовольствием плавал в теплой кристально чистой воде.

– Прелесть, а не вода, – сказал он подплывшему Зимину.

– Отличная, Анатолий Алексеевич. Лучше ничего не придумаешь. Вы не обращайте внимания на недисциплинированность Каблукова. Родился он в деревне, всю жизнь скитался по торфопредприятиям, то есть по глухим поселкам. Его понятия во всем своеобразны, иногда доходят до чудачества.

– Не беспокойтесь, Ульян Александрович, я его понял. Это отличный человек, труженик. Он не грубиян, а настоящий русский мужик.

Покупались с удовольствием. Обжигаясь, ели ароматную, наваристую уху. Захмелевший Каблуков рассказывал, как он своими глазами видел, будто бобры из его сети вытаскивали крупную рыбу и на его глазах съедали. Зимин доказывал ему, что бобры никогда рыбы не ели и не едят. До Каблукова это не доходило. Он врал, никогда не видел, чтобы бобры ели рыбу, а уж если сказал, то в свои слова верил, как в аксиому. Он говорил:

– Прямо скажу, своими глазами видел. За это одного бобра убил из ружья, из его рта вытащил леща на три килограмма, которого он забрал из моей сети и собирался унести к себе в нору.

– Давно это было? – спросил Чистов.

– Да недели две назад, – ответил Каблуков. – Я вытащил его убитого из воды и бросил в овраг недалеко отсюда. Если хотите, поужинаем и сходим, посмотрим. Правда, от него уже распространяется запах по всему оврагу.

– Дело было две недели назад, – повторил Каблуков. – Поздно вечером на воде еще было видно все, правда, в лесу за пять метров не видно ничего. Мы с Харитоном Зрячевым решили проверить сеть. Прибежал из поселка Юрка Васильев, отец его, наш бухгалтер, послал ко мне за рыбой. Какой-то ревизор приехал в гости. Подошли мы к сетям, а там этот бобер шлепается в воде. Поднимает сети и выбирает рыбу. Прямо скажу, я здорово разозлился. У меня на плече висело ружье, не целясь я выстрелил и наповал убил вора. Мы с Харитоном проверили сети, а там шиш ночевал, варежки оставил. Вытащил я из воды этого бобра и говорю Харитону: «Что делать с ним будем?» В это время прямо над нашими головами на дереве как ухнет. Харитон мужик суеверный, ведьм и чертей боится, упал на землю и начал читать молитвы. Я еще раз спросил Харитона: «Куда будем девать бобра?» Харитон ответил: «Это нечистая сила, брось его в овраг». Я так и сделал, отнес и бросил.

Подхожу к лежащему Харитону, а вокруг него черти пляшут. Он лежит вниз лицом и во все горло кричит молитвы. Я крикнул своему псу: «Бобик, покусай чертей!» Бобик вместо чертей кинулся к Харитону, схватил его за штаны и заставил встать. Чертей как не бывало.

– Это у тебя, Димитриевич, галлюцинации, – сказал Чистов.

– Ты меня, Анатоль, дураком не считай. Твои галлюцинации я от чертей всегда отличу.

Зимин толкнул Чистова в бок и шепнул:

– Не мешай, пусть врет. Если будешь возражать, всю ночь протараторит, будет доказывать, что все он видел, и выставлять свидетелей.

– Дальше что? – спросил Чистов.

Каблуков глубоко затянулся дымом сигареты, погладил по голове сидевшую рядом собаку, продолжил:

– Тут к нам подошел главный черт да как в ладоши захлопает, заухает на всю округу. Харитон с испугу снова упал. Я снял с плеча ружье и крикнул черту: «Уходи по добру, иначе искалечу я тебя, не пожалею последнего патрона», – и выстрелил прямо в него. Он от меня бежать, по лесу пошел страшный треск. Казалось, что валятся сразу тысячи срубленных деревьев. Харитона я поднял, поставил на ноги и говорю: «Не бойся ничего, со мной не пропадешь». Харитон говорит мне: «Бежим в зимницу на Хвостяниху». Он молодой, прыткий, быстро побежал, оставил меня. Зимница отсюда недалеко, не больше километра. Харитон меня ждал у зимницы, в землянку заходить один побоялся, поэтому вошли вместе.

В землянке тускло горела стеариновая свеча. На нарах сидели два старика-рыбака. Я разрядил ружье, такой порядок. Харитон начал рассказывать о случившемся. Вдруг дверь в землянку открылась, ветром задуло свечу. Вбежал внутрь волосатый старик с бородой до колен, в одной рубахе, без штанов, и давай плясать в проходе возле нар и стола. Я схватился за ружье, а оно не заряжено. Хотел ударить прикладом. Он вырвал у меня ружье да как треснет Харитона по ребрам. Обоих стариков из землянки выбросил. Один оказался дома в сарае, а другого забросил в село Салавирь, за сорок километров отсюда. Трое суток шел старик обратно домой.