– Почему лишить? Это несправедливо, – заступился за обвиняемого Бородин.

– Потому что это не первый поступок Кочеткова, – задыхаясь от смеха, сказал Чистов. – Люди все пошли в бой, в поисках зайца, а Кочетков стал искать себе удобное место для туалета. Нет Кочеткову прощения.

Председателем военного трибунала единогласно избрали Рослякова, заместителями – Трифонова и Кузнецова, обвинителем – Чистова.

– Встать! – крикнул Росляков. – Идет суд.

Все встали. Один Кочетков сидел.

– А ты что сидишь, обвиняемый? – сказал Росляков. – А ну, встать!

Кочетков медленно поднялся.

– Обвиняемый, ваши фамилия, имя, отчество, год рождения и так далее?

Под общий хохот Кочетков отвечал на заданные вопросы.

– Обвиняемый Кочетков, вы признаете себя виновным? Как особо опасный преступник вы обвиняетесь по статье 58 УК РСФСР, часть первая. Вы изменили нашей компании. Вместо того, чтобы убить опасного зверя – зайца, вы проявили трусость, занялись непростительными делами, даже совестно говорить чем. Притом бросили свое оружие. Главное, в такой момент, когда охота на зайца запрещена. Также запрещено ходить по лесу с охотничьими собаками.

– Признаю, – ответил Кочетков, – при условии, если рядом со мной на скамью подсудимых посадите Кузнецова. Ведь собаки-то его.

У Кузнецова глаза все время были на выкате, а сейчас они вылезли из глазных раковин. Он не ожидал такого отпора и думал: «Лучше бы не начинать эти шутки».

– Суд удаляется на перерыв для решения вопроса, привлекать или не привлекать Кузнецова к ответственности за собак.

– Выпьем, товарищи, для прояснения в мозгах, – сказал Чистов. – Вопрос становится сложным, запутанным. Кочетков потребует привлечь к ответственности и нас. У него на это хватит нахальства.

– Не поддавайтесь на провокации подсудимого, – сказал Росляков. – Пейте, скорее закусывайте и продолжим. Отставить предложение обвиняемого Кочеткова. Кузнецова признать невиновным. Обвиняемый признал свою вину. Поэтому слово предоставляю обвинителю, товарищу Чистову.

– Обвиняемый чистосердечно признал свою вину, это ему делает большую честь. Поэтому я предлагаю ему самому выбрать смертную казнь – через повешение или расстрел.

– А может быть, легче утопить? – бросил реплику Зимин.

– Примем ваше предложение, товарищ Зимин, к сведению. Обвиняемый Кочетков, какая для вас смертная казнь будет приятнее, ту и выбирайте.

– Благодарю вас, – сказал Кочетков. – Что присудите.

– Суд удаляется на совещание для вынесения приговора.

Через две минуты молчания Росляков объявил приговор суда:

– Приговорить Кочеткова Николая Васильевича к смертной казни через повешение, но, учитывая его признание, повешение заменить расстрелом, а расстрел – утоплением. Приговор привести к немедленному исполнению. Обжалованию не подлежит. Надеть на шею камень, на голову – мешок.

До позднего вечера раздавался смех, хохот. Сытые собаки сладко спали у ног Кузнецова. Пили понемногу водку, закусывали и врали, кто на что способен. С появлением на небе звезд поехали к Кузнецову в деревню Бочково. Семенов с Чистовым ушли в баню. Остальные играли в домино и пили чай с медом.

Русская баня по-черному. Лучшее, что человечество сумело придумать для любителей париться. Раскаленная, пышущая жаром каменка. Запахи всех копченостей и продуктов химической переработки древесины. Стены покрыты толстым слоем сцементированной сажи и смолистых затвердевших веществ: канифоля, дегтя, скипидара и так далее.

Для Чистова с Семеновым баню готовили по заказу. Тщательно вымыли пол, потолок и стены. Был смыт толстый слой сажи, накопленный со дня рождения бани. Пол и полок для парения проскребли косарями.

Чистов с Семеновым разделись в холодном предбаннике, где тускло светила керосиновая коптилка. Семенов зашел в баню и издал звук удовольствия. Чистов вошел с оглядкой. Еще на каменке не побывало ни одного ковша воды, а тело уже обжигало жаром. Каменка дышала жаром. В углу бани на табуретке стояла керосиновая лампа. Семенов по-хозяйски перевернул табуретку кверху ногами и поставил в нее лампу.

– Будешь париться? – спросил он Чистова.

Чистов ответил:

– Да.

– Тогда запаривай в тазике веник и начнем.

– Я очень редко парюсь, – сказал Чистов, – так как плохо переношу жару и пар.

– Тогда садись на пол, – посоветовал Семенов.

На каменку полилась вода. Ковш, другой, третий. Каменка запела, казалось, задрожала. Затем шипела на разных нотах, трещала и стонала.

Семенов влез на полок, обернув голову смоченным в холодной воде полотенцем. На руки надел рукавицы, по его телу зашлепал веник. Чистов, корчась от жары, сидел на полу, в руках держал веник. Через минуту не выдержал и крикнул:

– Василий Иванович, я пошел в предбанник!

Семенов глухо ответил, шлепая себя веником:

– Иди. Я скоро закончу.

Чистов, не вставая на ноги, на четвереньках вылез в предбанник и захлопнул за собой дверь. Семенов лил на каменку воду и хлестал себя веником. Затем все смолкло.

Голый Чистов уже озяб и подумал: «Жив ли он? В такой жаре, чего доброго, можно зажариться, как в русской печи». Он боязливо открыл дверь бани и спросил:

– Можно, Василий Иванович?

Семенов глухо захохотал.

– Зачем спрашиваешь, Анатолий Алексеевич. Давай парься, а я выйду в предбанник. Неплохо бы сейчас окунуться в холодную воду.

Он вылил на себя ведро холодной воды и вышел в предбанник. Чистов снова не выдержал жары, даже сидя на полу. Почти по-пластунски вылез из парилки. Через пять минут оба сидели на скамейках и мылись. Температура в бане была терпимой. Из жалости к Чистову Семенов открыл дверь.

Чистов рассказывал, как он воевал. Этот рассказ Семенов с различными изменениями слышал много раз, поэтому делал вид, что слушает, а сам думал о другом. Слова Чистова уходили от его сознания куда-то вдаль, за пределы бани.

Возвращаясь из бани, услышали шум в доме. Кузнецов кричал громче всех:

– Катя, ты только посмотри! Василий Иванович, Анатолий Алексеевич, идите сюда! Сейчас будете смотреть, как Трифонов Михаил Иванович и Кочетков Николай Васильевич полезут под столом.

Кузнецов играл в домино с Михайловским, Кочетков – с Трифоновым. Уговор был, кто проиграет, тот должен один раз пролезть под столом.

Трифонов с Кочетковым под улюлюканье, смех и крики лезли друг за другом под столом.

– Кончайте играть и кричать, – сказала Катя. – От вашего крика все стены в доме дрожат. Пошли ужинать, стол накрыт.

Ужинали в зале. На столе было изобилие закусок. Мясо – баранина, говядина, куры и утки. Салаты из свежих помидоров и огурцов. Икра паюсная и кетовая. Гарнир – жареный и вареный картофель. Каши рисовая и гречневая. Вся середина стола была уставлена бутылками водки «Столичная», пива и лимонада.

По одну сторону от Семенова сел Чистов, по другую влез Трифонов. Чистов боялся его невоспитанности, поэтому взглядом предупредил его, чтобы сел подальше. Трифонов не понял и продолжал сидеть, ухаживая за Семеновым. Все пили водку понемногу, но часто. Закусывали, и никто не пьянел.

– Василий Иванович, извините меня за нескромный и неуместный вопрос, – произнес Трифонов.

– Говорите, – улыбаясь, сказал Семенов.

Чистов показывал мимикой Трифонову, чтобы молчал, но Трифонов, не обращая внимания на Чистова, продолжал:

– В совхозе за четыре месяца рабочим не выплачена зарплата. Управляющий госбанком у нас в районе настоящий аскет. Сидит на деньгах, как собака на сене. Ведь можно же совхозу дать ссуду.

Но Чистов не дал ему договорить до конца, перебил:

– Михаил Иванович, зачем вы с таким вопросом обращаетесь к Василию Ивановичу, это не по инстанции. Мы сами на месте во всем разберемся. Зарплата вашим рабочим и служащим будет выплачена.

– Помогите ему, Анатолий Алексеевич, – посоветовал Семенов.

– Василий Иванович, – заверил Чистов, – Все будет сделано.

До 2 часов ночи пили, ели и играли в домино. Только Зимин с Росляковым ушли спать. Кузнецов еще в лесу объявил, что на охоту завтра выедут в 4 часа 30 минут. Семенов отправился спать на сеновал, где для него было приготовлено ложе. Чистов не захотел от него отставать, ушел с ним. Остальные все, кроме Трифонова, разместились в избе. Трифонов решил съездить домой, якобы сделать кое-какие распоряжения, а куда и к кому он ездил, знал только он сам.