Акт лесхозом был спешно направлен в арбитраж для взыскания причиненного ущерба. Ладыжев, не ожидая вызова на бюро райкома, уехал на курорт. Чистов с Бойцовым поехали в обком к Семенову. В черных красках нарисовали картину, обвинив лесхоз. Семенов вызвал Благова и попросил отозвать акт из арбитража. Просьба походила на распоряжение. Благов, не умевший написать даже заявления, начальству никогда не возражал.

– Будет сделано, Василий Иванович, – пообещал Благов.

Но, появившись в управлении, своего двуличия показать не хотел. Сулимов спросил Благова:

– Что передать Сосновскому лесхозу? Секретарь райкома требует отозвать дело из арбитража.

– Никаких отзывов, – сказал Благов. – Пусть платят штраф. На поводу у секретаря Сосновского райкома мы не пойдем.

Благов не поспел еще войти в кабинет, его просил к телефону Чистов.

– Александр Петрович, – раздалось в трубке, – я с вами говорю по поручению Василия Ивановича. Вы ему обещали отозвать из арбитража дело на Рожковский совхоз.

Благов слушал, тяжело дыша. В это время дверь приоткрыл Сулимов. Благов дал ему понять, что входить нельзя. Вызвал секретаря и сказал:

– В кабинет никого не пускайте.

Чистов говорил и говорил, а Благов его не слушал. Чистов передал трубку главному лесничему лесхоза Крутову. Крутов вывел Благова из оцепенения. Он кричал в трубку:

– Александр Петрович, вы меня слышите?

Почти через минуту Благов ответил:

– Слышу.

– Что мне делать, Александр Петрович? Райком заставляет отозвать акт из арбитража.

– Отзовите, – выдавил из себя Благов и повесил трубку.

Ссылаясь на болезнь, чуть ли не на сердечный приступ, уехал на квартиру и в управлении не появлялся неделю.

– Вот так, дорогой товарищ Крутов, – сказал Чистов. – Передайте вашему директору, товарищу Ладыжеву, как он вернется с курорта, по-видимому, недолго ему работать в нашем районе. Скатертью ему дорога. Чем скорей, тем лучше для него. Не уедет – пусть пеняет на себя.

– У него, Анатолий Алексеевич, при заполнении курортной карты признали туберкулез. Путевку на курорт ему тут же заменили на более длительную, кажется, месяца три пробудет на лечении, а там вы забудете.

– Такие вещи, Поликарпович, не забывают, – ответил Чистов. – Вы можете идти.

Чистов поднял телефонную трубку, попросил вызвать директора Рожковского совхоза. Трифонов оказался на месте.

– Как дела, Михаил Иванович? – громко говорил в трубку Чистов.

– Отлично, Анатолий Алексеевич, – ответил Трифонов.

– Не пора ли тебе кончать с сенокосом, дорогой товарищ. Все совхозы, кроме твоего, приступили к уборке зерновых. Рожь в Николаевском и Рожковском отделениях начинает осыпаться, а ты все медлишь с уборкой.

– Уберем, Анатолий Алексеевич, – заверил Трифонов. – У нас еще рабочие для себя не косили. Надо разрешить дней на десять, иначе народ в совхозе работать не будет.

– Разреши, – сказал Чистов, – но всех комбайнеров отправь на уборку зерновых. Выдели им готового сена по тонне и дай яровой соломы. Пользы будет больше, чем все разбегутся по лесам. Лесхоз остался в дураках. С актами носиться больше не будут. Директора лесхоза, как только вернется с курорта, освободим от работы.

– Спасибо, Анатолий Алексеевич, – благодарил Трифонов.

– Сегодня я договорился с товарищем Семеновым в отношении Горского болота. На следующей неделе обещался прислать завотделом водного хозяйства и мелиорации облисполкома Коврижных Бориса и начальника областного управления сельского хозяйства Миронова. Готовься к встрече, приедем смотреть Горское болото. Готовьте хорошую уху со всеми добавками.

– Все будет, Анатолий Алексеевич.

Трифонов скрывал истинное положение, в совхозе был объявлен аврал. Все косили лично для себя, в том числе и семья Трифонова. В погоне за большим сеном все полевые и пойменные сенокосы остались нетронутыми. Народ их делил между собой. В совхозе никто не работал. Все вышли из повиновения, и найти комбайнера или тракториста было трудно. При виде «газика» директора все убегали с лугов в лес и прятались. Ночами трактора, автомашины и даже комбайны везли траву, недосушенное сено и сваливали около своих домов. Днями нетрудоспособное население сушило. К вечеру высохшее сено исчезало на сеновалах или, по-местному, на сушилах.

Днем комбайны сиротливо стояли на линейке готовности напротив конторы. Трифонов, объезжая поля, смотрел на переспевшую рожь, но сердце его не болело. Ведь это было не его. О беспорядках в Рожковском совхозе Чистову докладывали ежедневно. Он лучше Трифонова знал все подробности. Казалось бы, должен был дать Трифонову хорошую порку. Но не тут-то было. Трифонов умел оправдываться перед Чистовым. За распущенность своего народа всю вину валил на работников лесхоза: «Это они разрешили косить везде».

Трифонов дважды в день разговаривал по телефону с Чистовым. Чистов спрашивал:

– Приступил или нет к уборке зерновых?

– Нет, – отвечал Трифонов. – Народ собрать невозможно, все разбежались по лесу. Виной всему лесхоз. Он первый разрешил своим рабочим косить. Следом за ним кинулись и наши.

– Опять этот лесхоз встал на пути совхоза, пора с ним покончить.

Чистов уже забыл, что сам разрешил Трифонову распустить людей косить. Он вызывал по телефону Крутова, кричал на него:

– Почему дезориентируете все работы в совхозе?!

– Анатолий Алексеевич, – спокойно отвечал Крутов, – вы разберитесь, ради бога. Ведь рабочие совхоза все косят на землях совхоза.

Чистов приходил в себя, делал серьезную физиономию и вешал трубку. На следующий день начиналось снова, все одно и то же. Походило на сказку о белом бычке.

Чистов уговаривал Трифонова:

– Михаил Иванович, не мути воду. Прекрати самовольщину. Организуй народ на уборку урожая. Если соберешь по десять центнеров с гектара, представлю к награде орденом.

– Постараюсь, Анатолий Алексеевич, – говорил Трифонов. – Приезжай к нам вечером. Шофера привезли из Павлово стерляди и лещей, сварим уху.

Друзья снова встречались у костра с котелком ухи на берегу большого омута реки Сережи. Оба забывали не только об уборке урожая, но и о своих женах, тянуло в небеса, в райские гаремы.

Только через десять дней наладилась работа в совхозе. Измученные своими сенокосами люди работали с неохотой. Женщины выходили на работу только на два-три часа. Главный момент уборки был упущен. Уборка затянулась. Трифонов и здесь искал виновных. Винил «Сельхозтехнику», которая слабо помогала запчастями. Винил и районное руководство, которое мало давало промышленных рабочих.

Семенов сдержал свое слово. Для осмотра Горского болота приехали Коврижных и Миронов. Болото поехали смотреть сам Чистов, Бойцов, пригласили из лесхоза Крутова, из ММС – Зимина, из совхоза – Трифонова и агронома Леванова. Подъехали к краю болота на автомашинах. Постояли у автомашин, потоптались с ноги на ногу.

– Болото есть болото, – сказал Чистов. – Чего там смотреть, когда не влезешь. Площадь его более двух тысяч гектаров. На первый случай возьмем у лесхоза 500 гектаров, освоим, а там еще и еще на три приема. Когда товарищ Зимин осушит, тогда снова все соберемся, будет что посмотреть. Сейчас, товарищи, не пора ли полюбоваться нашей природой и закусить чем бог послал? Как думаешь, Михаил Иванович?

Трифонов не поспел раскрыть рта для ответа, опередил Бойцов:

– Отличное предложение, но где расположимся?

– Я считаю, надо ехать на берег озера Родионово, – ответил Трифонов. – Там все готово, нас ждут.

– Тогда, мужики, по коням, – крикнул Бойцов.

На берегу озера под кронами раскидистых сосен была приготовлена уха, поставлены столы, взятые с турбазы. На них по-мужски была поставлена холодная закуска в блюдах: салаты из свежих помидоров и огурцов, колбаса, селедка и заливная говядина. В корневых лапах толстой корявой сосны стояли ящик коньяка и ящик пива.

– Какая красота! – сказал Миронов. – Какое хорошее озеро, да притом среди соснового бора.