Из Венецкого отделения поехали в Рожок. Чистов остановил автомашину на осушенном торфянике поймы реки Чары, где экспериментально были произведены посевы и посадки на большой площади. Из автомашин вышли все, кроме шоферов, столпились вокруг Чистова.

– Сейчас мы посмотрим, – сказал он, – результаты работы мелиораторов. Товарищи Трифонов и Зимин, покажите ваши труды и результаты, что может дать человеку торфяник.

За Трифонова ответил главный агроном совхоза Женя Леванов. Он попросил пройти на посадки капустно-брюквенного гибрида, картофеля, свеклы, на посевы ржи, вико-овсяной смеси, ячменя и трав. Всюду был рекордный урожай. Таких обильных урожаев ни один из присутствующих еще не видел. Все восхищались и завидовали Трифонову, говорили:

– Вот где богатство, вот где будет кладовая кормов и корнеплодов.

Трифонов довольно улыбался и говорил:

– У нас еще на очереди Горское болото, тут вам будет чему позавидовать: 500 гектаров мощных торфяников с глубиной залегания до восьми метров.

Криво улыбаясь, хрипло проговорил Кондуков:

– Анатолий Алексеевич, цыплят по осени считают. Я думаю, пока завидовать не надо. К этим торфяникам нужна умная голова руководителя совхоза. Дай Бог нашему Мишке волка съесть, – и захохотал.

Его кривая шея надулась, окрасилась в розовый, голова свисла еще больше на правый бок, глаза пылали озорством. Смех медленно, но передался всем. Больше и громче всех смеялся Кузнецов. Трифонов тоже смеялся, он не понял колкостей Кондукова.

Кондуков попросил шофера принести бутылку коньяка и стакан. Налил полстакана, подошел к Зимину, сказал:

– Молодец, сделал ты много, но выпью я с тобой за дорогу, которой здесь никогда не было. В сухую погоду летом люди боялись ездить на лошадях. Пей за свои труды.

Зимин выпил. Налил себе полстакана, тоже выпил. Затем разделил коньяк между Чистовым, Бойцовым и Шутовым.

Главный агроном управления сельского хозяйства района Руслан Пономарев непрошено заговорил:

– Сейчас у совхоза «Рожковский» есть все основания заявить свое «я». Заявить на всю область и сделать вызов кое-кому.

Он посмотрел на Кондукова. Чистов Пономарева съедал взглядом, но Руслан не обращал внимания, продолжал:

– Торф здесь высокой степени разложения, кислотность близка к нейтральной. Поля рядом, грузи и вози. Но вы, Михаил Иванович, слишком щедры, площадь более 30 гектаров заняли для заготовки торфа. Надо ее сократить на две трети.

Чистов, чтобы покончить с ненужным разговором, перебил Пономарева:

– Вы правы, Руслан Сергеевич. Мы все еще пересмотрим. Я считаю, торфяник с будущего года следует использовать под посевы трав и овощных культур. Михаил Иванович – рачительный хозяин, будет беречь каждую пядь торфяника и использовать только по назначению.

Дорогие товарищи, вы своими глазами видели эту прелесть и эти урожаи, небывалые в истории Рожка, невиданные и неслыханные. Я вам авторитетно заявляю, совхоз «Рожковский» уже с нынешнего года начинает набирать темпы. Это только первая ласточка, а как он будет выглядеть, когда освоим Горское болото! Освоение его решено окончательно. Болот у нас в районе непочатый край, по району наберется более десяти тысяч гектаров, и все расположены компактно. Все приурочены к пойме реки Сережи.

– Но болота-то все находятся в гослесфонде, – кинул реплику Пономарев.

– Это не имеет значения, Руслан Сергеевич, – продолжал Чистов. – Земля наша, государственная. В наших силах перевести ее из одного ведомства в другое. Мы пока Советская власть на местах. Как решим, так и будет. Областное начальство нас всегда поддержит.

– Быть тебе, дорогой товарищ Трифонов, Героем Социалистического Труда, – бросил реплику Зимин.

Трифонов, довольный радужными перспективами, сиял как майская роза, настроение было отличное. Улыбка не сходила с его приятного лица с правильными чертами.

– Оправдаем ваше доверие, Анатолий Алексеевич, – сказал Трифонов. – Мы, крестьяне, трудились и будем трудиться на благо родины. Сейчас, товарищи, будьте моими дорогими гостями. После трудового дня не пора ли нам отдохнуть и откушать рожковского хлеба с солью. Объехали мы все шесть совхозов района. Это порядка ста километров. Если не возражаете, мои люди приготовили обед на берегу реки Сережи, где можно покупаться, смыть с себя полевую пыль, а на нас ее за день накопилось много. Пообедаем, поужинаем, подышим кристально чистым воздухом. Ну а если кто спешит домой к женам, тому скатертью дорога.

– Неплохо придумал, Михаил Иванович, – поддержал Бойцов. – Я считаю, не грешно и по чарочке после трудового дня. Как думаешь, Анатолий Алексеевич?

Чистов рассмеялся, ему заулыбались почти все.

– Иван Нестерович человек дела, – сказал Чистов. – Если он одобрил инициативу Михаила Ивановича, то я от дождя не в воду. На этом свете ешь, пей чего дадут, на том не жди, не подадут. Ну что, веди нас, Сусанин. Где твои повара и чем они нас порадуют?

– По коням! – крикнул Бойцов.

Все не спеша сели в автомашины. Заработали моторы, поднялась, как дым от лесного пожара, дорожная пыль. Автомашины поневоле растягивались в длинную, почти километровую цепь. Впереди ехал Трифонов.

На берегу большого омута были расставлены столы. Место было выбрано со вкусом, живописное. Напротив расстилались поляны, окруженные ивами и черной ольхой. Рядом с руслом реки, как бы предохраняя воду от высыхания, росли корявые декоративные дубы неопределенного возраста. Многие из них почти не имели ствола, казалось, сучья шли от самой земли. Сучки сплетались с соседними деревьями, образуя сплошной зеленый шатер из хвороста. Сквозь сучки дубов местами выглядывала в небо крушина, черемуха, а где-то с боку пристраивалась калина. Все небольшие прогалины и крутые берега реки покрылись сплошными зарослями шиповника. В синих сумерках безоблачного весеннего неба пели и щелкали соловьи. Они здесь нашли приют и пищу. Жаль, что петь уже кончили и запоют снова только весной.

По приезду гостей четыре молодых женщины расставляли на столы холодные закуски: салаты из огурцов и помидоров, холодец, колбасу и ветчину. Пахло вареной бараниной и ухой. Запыленные люди выходили из автомашин и шли все к воде большого омута, где вытряхивали пыль, раздевались и бросались в кристально чистую воду. Трифонов купаться отказался. Он превратился в хозяина и обер коха. Им было предусмотрено все: соусы, пряности и компоты, чтобы запивать водку.

Зимин, стыдясь своей худобы, купаться ушел в соседний омут. Мише Попову хотелось поговорить с ним без свидетелей, поэтому подошел к месту, где тот купался. Любуясь красотой природы, сел на берег. Зимин, казалось, лежал на поверхности воды, чуть шевеля мускулами ног, обеими руками мыл свое тело. Когда вымылся, неспешно подплыл к неудобному выходу на берег и вышел к Попову. Спрятался за кустом, выжал трусы и оделся. Подошел к Попову, лег рядом с ним.

– Михаил Федорович! Что ты от меня хочешь? Ищешь чем навредить и как уколоть. От тебя можно ждать любой пакости.

– Неправда, – оправдывался Попов. – До случая на озере я к тебе относился с большим уважением и считал тебя порядочным человеком. Сейчас смотрю на тебя и думаю, все-таки ты предатель. С тобой дружи, а кулак для обороны сжатым держи.

Зимин встал, зло посмотрел на Попова, громко сказал:

– Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала. Ты обвиняешь меня в подлости. Оправдываться перед тобой я не собираюсь. Но еще раз повторю. Я посчитал, что ты был с женой. Я на нее даже не обратил внимания. Одно пойми, подлее тебя во всем Сосновском районе человека не встретишь. Сколько ты своими предательскими интригами предал своих близких товарищей: Вальку Белова, Арепина Лешку и так далее. Не твои слова: «Нас троица – Валька, Димка и я»? У меня еще тогда в Богородске, где ты это говорил, крутилось на языке тебе сказать: «Вас ось Рим-Берлин-Токио. Как она распалась, так и вы распадетесь». За что ты Вальку выгнал? Вы настолько были дружны, друг без друга никуда. Оба любители острых ощущений, то есть женщин, выпивки.