Доложили Попову, он закричал, путая болгарские слова с русскими:

– Не может быть! Откуда столько набрали?

Цыгане требовали уплаты денег. Попов создал комиссию под своим председательством. Пошли считать каждый болт, каждую гайку и насчитали на 200 рублей больше. Вызвал по телефону Чистова. Чистов сказал:

– Только не впутывай меня в ваши дела.

Он боялся цыган. Цыгане могли жаловаться, в том числе на него. Однако подключил для проверки главного инженера управления сельского хозяйства Пиногорова, начальника милиции и прокурора.

Цыгане всем табором переселились в контору совхоза, заняли коридоры и красный уголок. У повозок остались одни дежурные старухи и собаки. Попов пытался уехать и скрыться. Сел в автомашину. Цыганята по команде взрослых легли под колеса. Попов вытащил одного из-под колеса, на его место легли трое. Пытался уйти пешком, но его бесцеремонно задержали и привели в кабинет, требуя расплаты.

Прокурор прочитал договор и сказал Попову:

– Расплачивайтесь, пока не поздно, иначе суд присудит, возьмет судебные издержки, да вдобавок придется платить цыганам за вынужденный простой. Это обусловлено договором.

Когда прокурор доложил Чистову, что надо платить, Чистов посоветовал ему:

– Припугните их как следует.

– Ничем их не припугнешь. Они говорят, если сегодня деньги не получат, завтра поедут в Горький в обком партии и будут жаловаться на вас и Бойцова.

«Вот влип», – подумал Чистов и повесил трубку.

Прокурор снова вызвал по телефону Чистова и просил распорядиться Попову об уплате.

– Ты что, перекинулся на сторону цыган?! – закричал Чистов.

Прокурор спокойно ответил:

– Юридически они правы. Попову надо было надеть очки, если плохо видит, а потом уж утверждать договор.

– Сейчас я подошлю к вам Шерстнева. Он их сумеет припугнуть. Они же кочевать не имеют права.

– Не считай их дураками, Анатолий Алексеевич.

Чистов повесил снова трубку.

На усадьбу совхоза приехал Шерстнев. Разговор начал на высоких тонах.

– Кто вам разрешил располагаться табором рядом с усадьбой совхоза?

Цыганский вожак спросил Шерстнева:

– Кто ты такой?

– Я председатель райисполкома, – гордо сказал Шерстнев.

– Нет, ты не председатель, – возразил цыган. – Ваш председатель – Бойцов Иван Нестерович, хороший человек. Мы с ним два дня назад встречались в столовой совхоза. Я для него устраивал таборный концерт. Попросите его, пусть он приедет, мы с ним друзья. Табором мы не кочуем, а переезжаем на новое место жительства. Мы не кочевники, а цыгане-труженики, едем в Ивановскую область работать в колхозе. Жили мы в Мордовии, тоже работали.

– Ты мне мозги не крути! – закричал Шерстнев. – Видите ли, даже Бойцов ему друг, может скажешь и Чистов тоже.

– Ты не кричи на нас, – сказал глухо цыган, – и Чистов тоже мне друг. А вот ты на начальника не похож. Лучше бы тебе работать сапожником. Сапожнику можно в любое время пить в стельку, как уважаемому директору Попову. Ругаться двадцатипятиэтажным матом. Вашему задрипанному совхозу вместе с его директором-болгарином провалиться в тартарары! Чтобы его молнией разнесло в пыль! Чтобы он исчез с лица земли! Чтобы директор Попов подох собачьей смертью!

– Брось кричать проклятья, – уже миролюбиво сказал Шерстнев.

– Если ты, начальник, приехал разбираться, то прикажи уплатить деньги, и мы поедем. Что заработали своим трудом отдай, не греши.

– Кто вам разрешил поселиться в конторе? – спросил Шерстнев.

– Сами поселились, – ответил цыган. – Пока не получим деньги за работу, из конторы не уйдем, а на ночь и лошадей заведем.

– Никто вам этого не позволит! – снова закричал Шерстнев.

– А мы не собираемся тебя спрашивать, – ответил цыган.

Шерстнев вызвал по телефону Чистова и спросил:

– Что делать? Они говорят, что магарыч и вы с Бойцовым пили.

– Было дело, – ответил Чистов. – Ты с ними поторгуйся, может тысяч на пять согласятся.

Шерстнев и Попов стали торговаться с цыганами. Те требовали все согласно договору и наряду. Шерстнев снова вызвал по телефону Чистова и сказал:

– Не уступают ни одной копейки.

– Передай Попову, пусть посылает кассира в госбанк, а я Соколову подскажу, чтобы нашел деньги. Пусть немедленно расплачивается с цыганами.

– Вот это другой разговор, – сказал начальник милиции Асташкин.

Деньги цыганам были выплачены сполна. Цыгане уехали довольные своим заработком. Попов выплатил деньги не свои, а совхозные, тоже ничего не потерял. На Чистова с Бойцовым сильное впечатление произвели цыганочки.

Весна выдалась ранняя. К весеннему севу приступили в третьей декаде апреля. К первомайским праздникам многие лиственные деревья оделись в летний наряд. Особенно березы в новом одеянии стали праздничными, милыми сердцу. От леса, садов и даже отдельных деревьев, от вспаханного поля веяло свежестью, радостью и чем-то неповторимым.

Чтобы развеяться и забыть о цыганах, подальше от весеннего сева Миша Попов отправился в Одессу. Цель поездки – навестить отца, проживавшего недалеко от Одессы, и договориться об экспорте леса из Сосновского совхоза. Лес, как в народе говорят, дело темное и, если хорошо подумать, очень прибыльное. По торговле лесом Миша Попов уже имел опыт будучи председателем колхоза. Не случайно Чистов за глаза называл его коммерсантом и человеком дела.

Из Одессы Попов вернулся через две недели. Его смуглое цыганское лицо от загара еще больше потемнело. Поездкой он был доволен и, не откладывая, сразу же приступил к делу. Весь совхозный транспорт направил на вывозку делового леса и пиломатериалов на станцию «Металлист». За неделю было вывезено и погружено в вагоны 300 кубометров. Груженые вагоны застучали по рельсам. Отправились в далекий путь к самому синему морю в адрес колхоза «Новый путь».

Через неделю после отправки вагонов на имя Попова пришла телеграмма, в которой просили приехать лично Попова. Чистов разрешил Попову снова уехать. На доклад Михайловского, что о Попове в совхозе идут неприятные разговоры и отпускать его в Одессу не следовало бы, Чистов ответил:

– От Попова в совхозе мало зависит, будь он на месте или не будь. У него есть главные специалисты, им и карты в руки. Главный агроном Гаммов руководит всеми полевыми работами, главный зоотехник Пискунов – животноводством, а главный инженер – техникой. Кроме того, совхоз разбит на отделения, отделения – на бригады. Если вникнуть в работу этой бюрократической надстройки, то руководят всем начальники отделений и бригадиры, непосредственные руководители на месте.

Из Одессы Попов вернулся через три дня довольный проделанной коммерческой работой. Не поспел он опомниться от поездки, как из областного управления сельского хозяйства приехали двое с проверкой жалобы на Попова. В жалобе подробно описывались все проделки руководителя совхоза: продажа дров и пиломатериалов для личных целей, отгрузка по железной дороге 300 кубометров делового леса и пиломатериалов, не забыли, напомнили и о цыганах. Ничего лишнего в жалобе автор не написал, при проверке все подтвердилось. Начальник областного управления сельского хозяйства Миронов уже заготовил приказ об увольнении Попова и передаче материала в следственные органы. Об этом был долгий разговор с Чистовым. Слова Миронова били Чистова в самое уязвимое место. Лицо его покраснело, выступили капли пота. Он терпеливо слушал, но до конца выдержать не мог, закричал в трубку:

– Помилуйте, дорогие товарищи! Пока у нас еще есть власть на месте, поэтому мы будем решать, судить Попова как преступника или не судить. Прошу вас прислать материалы расследования мне. Обсудим Попова на бюро райкома партии. Окончательное решение будет членов бюро. Из партии мы его определенно выгоним. За такие дела по головке гладить не будем. Бездельник, до чего додумался. Не поспел еще опериться в совхозе, работал всего четыре месяца, как начал плутовать и мошенничать. Ну, берегись, Попов! Мы его разделаем как Бог черепаху.