Даже по телефону Чистов понял, что Кузнецов начал свой очередной кутеж, то есть запил.

Стояло холодное февральское утро. Только начинало светать, померк яркий серп луны, исчезли на небосводе звезды, на восходе заалела небольшая полоска неба. Наступил миг пробуждения всего живого в деревне. Взметнулись над селом стаи галок и ворон. С шумом крыльев летели голуби в поисках пищи. Неспешно стрекоча, предупреждая об опасности, перелетали сороки. Птицы, взбудоражив утреннюю тишину, отправлялись на поиски корма. Пели петухи, мычали коровы, слышались скрипы колодезных воротов и журавлей. Над крышами домов клубился дым. Деревня проснулась. Короток предрассветный период. Медленно выполз из-за горизонта огромный диск солнца. С обеих его сторон появились два оранжевых столба. В деревнях говорят «солнце в рукавицах». Окрасились в нежно-розовый цвет ветки берез, ветел и черемух, стога сена с бахромой серебристого инея, скрытые под снежной шапкой. В садах пищали синицы.

Не замечая ничего окружающего, Кузнецов шел по селу. Ночевал он у Агнеи, кассира отделения совхоза. Утром уже три раза прикладывался к стакану с водкой. Он шел к Вагину просить у него собак для охоты, так как вчера приглашал на охоту Бойцова и Ежова с города Павлово. Тот и другой обещались приехать. Он вошел в освещенные сени Вагина и от изумления остановился. У стены лежала лосиная голова и две ноги. «Ага, – подумал Кузнецов, – попался ты мне на удочку, друг ситный. Сейчас ты от меня запросто не отделаешься. Если не поделишься мясом, платить тебе штраф. Ты меня в этом и подозревать не будешь. Эти дела я умею гладко делать, без сучка без задоринки». Из сеней он без стука зашел в избу.

Вагин сидел за столом, ел картошку в мундире с солеными грибами. Его корявые пальцы, обжигаясь, умело чистили горячую картошку.

– Здравствуй! – Кузнецов приветствовал хозяина.

Вагин пригласил Кузнецова завтракать. Кузнецов сел против Вагина. Очистил горячую картошку, подцепил вилкой большой груздь, стал медленно жевать. Вагин понял, что Кузнецов снова запил, достал из комода бутылку самогона, налил Кузнецову стакан. Кузнецов залпом выпил, заел груздем и начал вспоминать, зачем же пришел к Вагину. Вспомнил, что видел в сенях лосиную голову, спросил:

– Ты никак, Николай Иванович, убил лося.

– Нет, Сергей Васильевич, – оправдывался Вагин. – Голова и ноги лежат с ноября. Сегодня решил опалить и сварить холодец. Лося-то мы тогда с тобой убили. Головой и рогами ты побрезговал, а я все прибрал. В хозяйстве все пригодится.

– Но это ты все врешь, – перебил его Кузнецов. – Голова лося в сенях только вчера отрублена.

– Сходи посмотри, – возразил Вагин, – если не веришь. Если бы убил, то ел бы не грибы, а лосятину. Напрасно, Сергей Васильевич, на меня наговариваешь.

Вагин вышел из-за стола, подхватил Кузнецова под руку, сказал:

– А ну, пошли, если не веришь.

Кузнецов с большим трудом поднялся со скамейки, пошатываясь пошел с Вагиным в сени. В сенях уже ни лосиной головы, ни ног не было.

– Сергей Васильевич! – вскричал Вагин. – Ты дверь сеней не закрыл, собаки утащили голову и ноги!

– Но ты брось на собак ссылаться. Может, скажешь, собаки лося и убили. Нехорошо так, Николай Иванович, с друзьями надо делиться. Меня ты не проведешь! – кричал Кузнецов. – Не считай меня, старая беда, дураком.

Кузнецов встал на колени и начал разглядывать то место, где лежала голова лося и ноги, но почти ничего не обнаружил, кроме нескольких шерстинок.

– А это что?! – кричал Кузнецов, поднимая шерстинки. – Хочешь, сейчас приглашу председателя сельского совета с понятыми?

– Кого хочешь приглашай, Сергей Васильевич, – тихо ответил Вагин. – Голова и ноги лося ноябрьские. Это тот самый лось, которого мы вместе убили. Мясо я все съел, шкуру отдал в выделку, а голову из-за тебя сегодня утащили собаки.

Неверной походкой, пошатываясь, как моряк на корабле во время шторма, Кузнецов вышел из сеней и направился в контору отделения совхоза. В конторе еще никого не было. Вызвал по телефону Сосновское. Оглядываясь и озираясь, как вор, он попросил телефонистку вызвать квартиру Чистова. Ответила жена Чистова, Антонида Васильевна. Сказала, что Чистов в Горьком. На вопрос, когда приедет, ответила:

– Вечером должен приехать.

Вечером много раз вызывал квартиру Чистова, и, наконец, Чистов у телефона.

В 10 часов на следующий день в село Венец приехали прокурор, начальник милиции Асташкин и Шерстнев, зампредседателя исполкома. Пригласили председателя сельсовета Пронина, из лесничества помощника лесничего Камшилина. Подъехали к дому Вагина. Хозяина дома не было. На дверях висел замок. Нашли Вагина где-то в деревне и привезли домой. Произвели обыск, перерыли все, но никаких следов лося не обнаружили.

После обыска у Вагина приехавших из Сосновского товарищей Кузнецов угостил обедом со всеми приложениями, сам хорошо угостился и сразу слег. Домой был доставлен на автомашине «ГАЗ-69» директора совхоза Трифонова. Целую неделю лежал в постели нераздетый. Перед ним два раза в сутки сменялись бутылки с водкой. Через каждый час он наливал себе по 100 грамм, выпивал ничем не закусывая. Через пять дней у него задрожали руки. Сам наливать не мог, заставлял жену. Через неделю после каждой выпитой дозы стало тошнить. На десятые сутки закричал:

– Умираю, спасите!

Тогда только разрешил увезти себя в Рожок в больницу, где для него в одиночной палате была подготовлена койка. Через три дня из больницы был выписан, бледный, с опухшим лицом.

Снова вспомнил Вагина и подумал: «Я ему, старой беде, не прощу». С выходом на работу через Чистова снова вызвал прокурора и начальника милиции Асташкина. Снова у Вагина был обыск, и снова никаких следов лося. «Все-таки я тебя засеку», – думал Кузнецов.

В праздник нашей русской Масленицы Кузнецов вызвал по телефону Чистова. Жаловался на милицию и прокурора:

– Плохо ищут у Вагина лосятину. Вагин спокойно ест ее и квасом с самогоном запивает.

В 10 часов утра Шерстнев, Асташкин и прокурор снова выехали в село Венец. Разговор Кузнецова с Чистовым слышал агроном отделения Аверин Сергей Васильевич. Он предупредил Вагина, своего друга по охоте и рыбалке. Вагин сказал:

– Спасибо. Сегодня я их угощу лосятиной, больше ездить и искать не будут.

Он принес из тайника 8 килограмм лосятины, вместе с свиным салом сложил в корчагу и отнес к соседу, поставил в русскую печь тушиться. Принес из магазина 3 литра водки. Аверин предостерег Вагина, сказал:

– Смотри, старина, не влипни с угощением. При еде могут разобраться. Шерстнев человек эгоистичный, запросто родную мать посадит.

– Попробую, – сказал Вагин. – Семь бед – один ответ.

В народе такие религиозные праздники как Масленица были в особом почете, их отмечало все население. По всем деревням распространялся приятный запах блинов, пирогов и ватрушек с примесью жареного лука, мяса и так далее. В Лесуново от зимнего воздуха, наполненного ароматами деревенской масленичной кухни, у Шерстнева и его подчиненных потекла слюна, хотелось хорошо заправиться. Русский народ гостеприимный. Не поспел Шерстнев вылезти из автомашины, как несколько мужиков пригласили его зайти на блины. Асташкин неопределенно произнес: «А может», но до конца не договорил, у прокурора на шее задергался кадык. Шерстнев внимательно посмотрел на них, прищурил глаза и неестественно засмеялся.

– Поедем дальше, – сказал он.

В Рожке заехали на пять минут в сельский совет, и снова их пригласили на горячие блины. От соблазна не удержался даже Шерстнев. С горячими блинами да с груздями, поданными на закуску, выпили понемногу водки. Понравилось, добавили, да еще раз. Все считали, что до села Венец еще целых 15 километров, все спиртное из организма выветрится.

В Венец приехали навеселе. Кузнецов, опухший от очередного запоя, встретил их у конторы отделения и сразу же пригласил к Агнее обедать, где было все приготовлено. Асташкин с прокурором были не прочь, но Шерстнев отказался. Он сказал: