— Но монеты — часть конфискованного имущества. Просто они остались на тот момент не найденными.

— Позвольте! Все, что подлежало конфискации, было до копейки перечислено в приговоре. Разве там записано: «А также любые ценности, обнаруженные в последующие годы»? Этого вообще в уголовном праве нет!

Знаменский хочет что-то сказать, но Соня продолжает, не переводя дыхания:

— И потом, от приговора моему мужу до сегодняшнего дня такой срок давности, который уже всякие претензии ко мне уничтожает!

— А говорите, что жили спокойно. На языке — отшлифованные формулировки. Вы готовились к подобному разговору! Не забывайте, есть такие вещи, как очная ставка, обыск. Так что еще раз — вернемся к моему предложению.

— Я должна подумать, — старается выиграть время Соня.

— Подумайте. Кстати, я вижу в квартире лишь одно спальное место. Где же ютятся молодожены?

Соня бросает на Пал Палыча острый взгляд: уже знает, не скроешь!

— Мусницкий помог пока устроить.

— По доброте сердечной?

— Да, он привязан к Изе… Когда она осиротела, не спускал ее с рук… Пусть, говорит, молодые поживут на вакантной площади до отъезда за границу.

— Алик — за границу? Не смешите, Софья Рашидовна. Он женился, чтобы выгрести ваши заначки. А наводку дала ваша портниха.

— Неправда! — вопит из коридора подслушивавшая Изабелла. — Алик меня любит! Любит!!

В приемной генерала даже секретаря еще нет. Пал Палыч стучит в большую двустворчатую дверь и входит в кабинет.

Генерал стоит у окна.

— Сядем, постоим?

— С удовольствием постою, товарищ генерал.

— А папку положите… Не скрою от вас, Пал Палыч, дело Мусницкого заинтересовало многих товарищей. В частности, и тех, кому, казалось бы, хватает больших забот… далеких от юриспруденции.

— Я тоже чувствую, товарищ генерал. Мусницкий твердо рассчитывает на чью-то поддержку… Если не блефует.

— Нет, не блефует. Сегодня в одиннадцать ноль-ноль я вызван… к одному из интересующихся. Вероятно, мне посоветуют «прекратить дело за малозначительностью». Спокойно, Пал Палыч, спокойно!.. Не все же нам вести следствие, надо упражняться и в дипломатии. Всем будет легче, если у человека не повернется язык это произнести. Он тогда и рассердится не на нас, а на тех, кто его втянул в такое заступничество. — Глаза генерала хитро поблескивают. — Что мы на сегодня имеем против Мусницкого?

Генерал проходит к столу и жестом предлагает Знаменскому стул.

Пал Палыч открывает папку с делом.

— Бюджет ДЭЗа, размеры ассигнований я вам докладывал, товарищ генерал.

— Да, цифры помню.

Пал Палыч обращается к следующей закладке.

— Значительная часть средств, отпущенных на капитальные ремонты в прошлом году, — четверть миллиона рублей — употреблена таким образом. Ремонт и перепланировка квартир для приближенных Мусницкого — это раз. И два — внесметная отделка дома, где живет районное руководство. В частности, фасад и холлы облицованы мрамором.

Генерал удовлетворенно кивает.

— План текущего ремонта выполнен практически на двадцать пять — тридцать процентов, но по нарядам списана вся сумма целиком и выплачена прогрессивка — якобы за перевыполнение плана. Итого, более ста тысяч рублей просто украдено. Кроме того, неиспользованные материалы сбывались «налево», у Томилина это задокументировано: краски, трубы, сотни квадратных метров оцинкованного железа. Позавчера обследовали состояние дворов…

Генерал останавливает Пал Палыча:

— Не будем загромождать картину.

— Еще только одна выразительная деталь, товарищ генерал. Пятнадцать квартир из переселенческого фонда Мусницкий постоянно сдает как личную собственность. Среди обитателей есть и темные персонажи. Но не хотелось бы это пока обнародовать, у нас с розыском намечается мероприятие…

— В курсе. Думаю, и без того достаточно, чтобы опровергнуть «малозначительность» дела. Изложите мне суть в виде короткой справки. Прямо сейчас. В десять тридцать я должен выехать, чтобы ровно в одиннадцать быть на месте.

В тот же день Пал Палыч сидит в ДЭЗе у Мусницкого.

— Половина двенадцатого, — смотрит тот на часы и улыбается.

— Да, половина двенадцатого… — Пал Палыч тоже улыбается. — Кстати, товарищ Мусницкий, почему жильцам недоступно «Положение о ДЭЗах»? Они даже не знают толком ни своих прав, ни ваших обязанностей.

— И так криков не оберешься, — лениво отвечает Мусницкий. — Дай им «Положение» — посыплются вопросы. Наш статут, например, замысловатое определение: «Несамостоятельная организация на хозрасчете». Вот вы юрист, объясните.

— Несамостоятельная? Делаете вы, по-моему, что хотите.

Появляется Томилин, делает знак Пал Палычу:

— А я за вами. Пока машина есть, быстренько поехали!

— Поедемте, товарищ Мусницкий! — встает Пал Палыч.

И только уже в машине сообщает:

— Посмотрим, в каких условиях живут люди, отселенные на время ремонта. Вот хотя бы в этом доме, — он указывает шоферу дом, где под наблюдением Томина проживают беглый расхититель и уголовник.

Возле дома уже стоят две «Волги», и что-то не нравятся они начальнику, он даже оглядывается на них, идя к подъезду.

И не зря: из машин высыпают крепкие молодые люди и нагоняют Знаменского, Томилина и Мусницкого у подъезда.

И как раз навстречу выпархивают веселые девицы.

— Дядя Макся пришел!

Мусницкий отмахивается и делает им страшные глаза, вызывая взрыв веселья.

Войдя в подъезд, Пал Палыч командует:

— Позвоним в квартиру, если спросят кто, назовете себя. А больше ни слова!

Мусницкий пожимает плечами и снова смотрит на часы. Бег минутной стрелки помогает сохранять спокойное состояние духа: наверно, уже сейчас дело приказано прекратить, а настырный следователь еще будет ему, Мусницкому, приносить публичные извинения!

Пал Палыч и Томилин приглашают его в лифт, молодые люди устремляются по лестнице, но оказываются на верхней площадке раньше, чем кабина лифта.

Давят на кнопку звонка. Мусницкого оставляют перед дверью, остальные прилипают к стенам вне видимости из квартиры.

Отпирает Томин.

— Привет домовладельцу! — громко провозглашает он и пальцем указывает Томилину на дверь расхитителя. Томилин без стука отворяет ее и предъявляет тому удостоверение. Затворившаяся дверь скрывает от нас их дальнейшее знакомство.

Тут же в переднюю выскакивает чуткий на неприятности уголовник в майке. Один из молодых людей мгновенно берет его за локти, другие быстро проникают в комнату уголовника. Некоторое время оттуда доносятся возня и галдеж.

— Проверка документов! — тем временем объявляет в передней Пал Палыч.

— Не имею! — поспешно признается Томин.

— Это ваши отселенные жильцы? — спрашивает Пал Палыч Мусницкого.

— Я не обязан каждого знать в лицо, — отрезает тот.

— Ваши документы? — Пал Палыч обращается к татуированному.

По замыслу Знаменского происходящая сцена должна быть переломным моментом в поведении Мусницкого на следствии, так что интересует его не столько уголовник, сколько реакция начальника ДЭЗа.

Уголовник прокашливается и медлит с ответом, переживая то, что творится в его комнате. Ему «на помощь» приходит Томин:

— Товарищ начальник, тут у всех только справки об освобождении. Из мест довольно отдаленных.

— На правой руке у гражданина хорошая справка, товарищ подполковник, — замечает придерживающий уголовника молодой человек.

Пал Палыч разглядывает его предплечье и читает: «Я, как дома, в тюрьме. А на воле — в гостях. Но на воле я гость нежеланный». Мать честная, поэзия чистой воды! Что вы в столице-то делаете, «гость нежеланный»?

В беседе с представителями органов (тем более в чинах) уголовник по мере способностей вежлив.

— Ехали мимо, в места проживания… заскочили, — смягчает он свой грубый голос. — Виноваты, подзадержались.

— Почем платили за сутки?

— Чирик.