Наступление четырех англо-американских армий севернее Арденн началось в ноябре. Но войска союзников неожиданно натолкнулись на упорное сопротивление противника. За две недели наступления удалось продвинуться вперед всего на одиннадцать километров. Плотина Швамменуэль продолжала оставаться у немцев…

Правда, армия Паттона прорвалась на Саар, но это было второстепенное направление. Ноябрьские бои не принесли успеха союзным войскам. Немцы снова обрели упорство и стойкость.

Военная разведка союзников была совершенно уверена, что раскрыла планы фельдмаршала Рунштедта. Стало известно, что с сентября старый германский фельдмаршал вновь начал командовать Западным фронтом. Фон Рунштедт упорно цепляется за плотину Швамменуэль, готовит ловушку. Для того и сосредоточил здесь танковую армию. Лишь только союзные войска форсируют реку Рур, фон Рунштедт откроет плотину и нанесет контрудар. Это следовало учесть при подготовке нового наступления, которое предполагалось осуществить в январе. Так думали в англо-американской разведке.

Шестнадцатого декабря в Версаль снова приехали на совещание командующие войсками. Совещание проводил Эйзенхауэр. Накануне ему присвоили очередное звание и он получил пятую звезду на погонах. Перед совещанием все поздравляли его.

У всех было приподнятое настроение. Но в разгар совещания настроение омрачилось. Полковник из разведывательного отдела бесшумно открыл дверь и на цыпочках прошел через комнату мягким, упругим шагом. Так ходят больше из уважения к начальству, чем из желания сохранить тишину… Полковник остановился перед генералом Кеннетом Стронгом и протянул ему какую-то телеграмму. Начальник разведывательного отдела прочел, недоуменно вскинул брови, снова нагнулся над телеграммой. Из первой армии доносили, что противник рано утром перешел в контрнаступление в районе Арденн и в первые же часы смял передовые части восьмого американского корпуса.

Совещание было прервано…

После ноябрьских неудач на Западном фронте бригаду полковника Макгроега отвели на отдых. Она стояла в маленьком бельгийском городке, который словно и не видел тягот многолетней войны, хотя за эти годы воюющие армии не раз перекатывались через его улицы с запада на восток и с востока на запад. Они не задерживались здесь, и опрятный, тихий городок сохранял свой патриархальный вид.

На фронте наступило длительное затишье, и многих британских солдат уволили в отпуск. Рассчитывал поехать в Англию и Роберт Крошоу, но полковник задержал его, пообещан отпустить позже. А Роберту так хотелось побывать дома… Отец писал, что давно уже вернулся из Мурманска, что мать продолжает прихварывать и очень было бы хорошо, если бы Роберту удалось хоть ненадолго приехать в Глазго.

В середине декабря полковник Макгроег выкроил несколько свободных дней и решил провести их в Париже. За все месяцы, прошедшие после вторжения, ему так и не удалось там побывать. Условились, что сержант Крошоу отвезет полковника на машине, вернется обратно в бригаду и сразу же поедет в отпуск.

Дорога до Парижа была тяжелая. Мокрый снег начал подмерзать, а асфальт покрылся тонкой ледяной коркой. Машина с трудом слушалась управления, особенно когда приходилось тормозить. Но негры-шоферы, мчавшиеся навстречу, будто ничего не замечали и не обращали внимания на непогоду. Они гнали «студебеккеры» так стремительно, что в ушах свистело, когда они проносились мимо. Роберту не один раз приходилось сворачивать в сторону, чтобы не столкнуться с этими громоздкими слонами…

В Париж въехали поздно. Огромные лужи, присыпанные снегом, расплывались среди пустынных улиц. На перекрестках стояли французские полицейские. Они зябко кутались в черные плащи, укрываясь от порывов холодного ветра. Полицейский указал, как проехать к отелю «Мажестик», где размещались офицеры экспедиционных войск.

Роберт был вконец измучен многочасовой трудной дорогой. Нечего было и думать, чтобы в тот же день пуститься в обратный путь. Полковник предложил Роберту остаться на денек в Париже, отдохнуть, посмотреть город. Но Крошоу согласился провести в Париже только ночь. Лучше он побудет лишние сутки в Глазго…

Когда Роберт Крошоу стоял с полковником в вестибюле, он увидел, что вниз по мраморной лестнице спускаются двое — невысокий англичанин в морской форме и американский офицер с тонкими стрелками смоляных усов. Это были Джимми Пейдж и Фостер Альварес — Испанец. Каким-то чутьем они находили один другого в сутолоке военных лет.

Роберт и Пейдж сразу узнали друг друга. С того времени, когда Боб в последний раз видел своего школьного товарища, Пейдж ни капли не изменился — все такой же безукоризненно чистенький, видно преуспевающий и благополучный. Роберт невольно глянул на свои измятые, залоснившиеся штаны.

Пейдж козырнул полковнику и радушно поздоровался с Робертом.

— Где ты остановился, старина? — спросил Пейдж. — Может быть, отправишься к нам?

— А ты живешь здесь, в гостинице?

Ну вот еще! — пренебрежительно воскликнул Пейдж. — В Париже можно жить поудобнее… Не правда ли, Фостер?..

Джимми познакомил Роберта с американцем, который протянул ему маленькую руку.

Роберту Крошоу было безразлично, где ночевать, и он согласился на предложение Джимми. Они втроем сели в «джип». Фостер Альварес указывал, куда ехать.

— А ты что, собираешься снова на фронт? — спросил Пейдж. — У тебя такой вид, будто ты только что вылез из окопов.

— Да, завтра утром, — ответил Роберт. — Мы стоим недалеко от Брюсселя…

— Вот это здорово! — оживился Пейдж. — Может быть, захватишь нас тоже?.. Мне нужно в Антверпен, а Фостеру в Спа… Спа почти по дороге.

Боб согласился. Пожалуйста! Но только он собирается выехать очень рано.

Квартира, в которую они вошли, походила скорее на склад. В прихожей до самого потолка поднимались ящики, коробки, мешки, прикрытые брезентом. Им открыла француженка средних лет в белом переднике и крахмальной наколке.

— Ты не обращай на это внимания, — сказал Пейдж, кивнув на ящики. — Сейчас ты просто ахнешь…

Он провел Роберта во внутренние комнаты. Просторные, богато обставленные, похожие на антикварный магазин.

— Здесь жил петэновский министр, — объяснял Пейдж. — Он сбежал, и мы, так сказать, оккупировали его квартирку…

В столовой был накрыт стол, и француженка, встретившая их у двери, прислуживала за ужином. Роберта разламывала усталость. У него просто слипались глаза, особенно после выпитого вина, и он взмолился, чтобы его отпустили спать. Он с наслаждением вытянулся на белоснежных простынях, под невесомым одеялом. Спал крепко, без сновидений, но под утро его разбудил рокот и гул моторов, доносившийся с улицы. Роберт приподнял маскировочную штору и глянул в окно. Квартира была на втором этаже, а внизу находились какие-то склады. Роберт еще вечером обратил на это внимание. Сейчас двери склада были распахнуты, и с грузовиков переносили туда тяжелые ящики.

Потом Роберт услышал разговор в соседней комнате.

— Дай шоферам по две тысячи франков и сигареты. Пусть они быстрее уматывают отсюда… — говорил Альварес.

— Но я обещал заплатить больше, — ответил Пейдж.

— Хватит с них этого… Пусть эти французы будут благодарны, что их освободили… — Фостер рассмеялся своим резким смешком. — А твоему приятелю тоже придется платить? — спросил он.

— Не знаю, возможно — самую малость… А ты знаешь, кто это такой? — Джимми понизил голос, и Роберт не расслышал, что он сказал дальше.

Они негромко рассмеялись.

Роберт снова заснул. Он открыл глаза, когда в комнату вошел Пейдж и зашуршал маскировочными шторами. В окно заглянул тусклый свет зимнего дня. Роберт вскочил и начал торопливо одеваться, ворча на Пейджа — почему он не разбудил его раньше.

— А куда тебе торопиться?.. — беспечно ответил Пейдж. — Разве от твоего присутствия быстрее кончится война…

Роберту все не удавалось спросить Пейджа про Кет Грей, которую так и не смог вытравить из памяти. Сейчас было самое удобное время поговорить об этом.