Эйген Отт каждый день консультировался с — Зорге по возникавшим проблемам. Штаммер держался отчужденно, однако под конец тоже прибег к помощи эрудированного журналиста, который недавно сделался пресс-атташе германского посольства. Посол Отт сам обратился в Берлин с предложением назначить Рихарда Зорге немецким пресс-атташе в Токио.

Для Зорге было ясно, что тройственный пакт имеет антисоветскую направленность, хотя во всех разделах и параграфах упоминалась лишь Англия, с которой вот уже второй год Германия вела войну.

Накануне подписания пакта в приемной императорского дворца собрался Тайный совет. Докладывал министр иностранных дел Мацуока — коротконогий пожилой человек с короткими усиками и широко расставленными агатово-черными глазами. Мацуока сказал:

— Хотя и существует советско-германский договор о ненападении, Германия окажет помощь Японии в случае русско-японской войны, и Япония ответит тем же.

Когда Мацуока вышел и члены совета остались одни, лорд — хранитель печати и основной советник императора осторожнейший Кидо сказал так:

— В большой политике не имеет значения — справедливы ли наши действия или нет, главное — отсутствие риска в задуманном деле… Мы не можем поверить, что Германия долгое время останется преданным другом Японии. Германии и Италии не следует доверять полностью. И тем не менее сегодня Гитлера можно назвать нашим воистину бесценным союзником. Наша цель — строить вместе с ним новый порядок в Европе и Азии. Что же касается России, то наблюдаемое улучшение советско-японских отношений вряд ли продлится долго…

Когда дискуссия была закончена, председатель Тайного совета предложил встать тем, кто согласен с предлагаемым пактом. Сидящих не оказалось. На другой день в Берлине подписали трехсторонний пакт между Германией, Италией и Японией. Посол Эйген Отт и дипломатический представитель Генрих Штаммер за усердие были награждены высшими японскими орденами — «Восходящего солнца».

Ходзуми Одзаки, конечно, не присутствовал на заседании Тайного совета, но он в тот же вечер получил подробную информацию о том, что происходило в императорском дворце. Несколькими часами позже об этом уже знали в Москве…

Пошел восьмой год, как Рихард Зорге работал в Японии. Все эти годы он непрестанно убеждался, что милитаристские круги Страны восходящего солнца вынашивали антисоветские идеи, проявляли постоянную враждебность к своему ближайшему соседу на Дальнем Востоке. Впрочем, это относилось не только к России. Зорге согласился с Хироси Осима, который как-то сказал ему: Япония больше ста лет вынашивала планы создания великой восточной Азии — «сферы взаимного процветания».

— Теперь мы вместе с вами, — закончил Осима.

Он вежливо поклонился, втянув сквозь зубы воздух, и улыбнулся. Но никто не мог знать, что таится за холодной, бесстрастной улыбкой японского генерала и дипломата. Осима снова работал в Берлине, теперь он был японским послом в Германии, стал генерал-майором императорских вооруженных сил.

Зорге отметил для себя эту существенную деталь — руководство политикой все больше переходит в руки военных. Генерал Тодзио из главного, квантунского жандарма сделался военным министром, Доихара Кендзи стал главным военным советником правительства, Итагаки работал в генеральном штабе… Что же касается принца Коноэ, снова возглавившего кабинет, и министра иностранных дел Мацуока, то они отличались крайне националистическими взглядами, были сторонниками самых тесных связей с фашистской Германией.

Пока внешне ничто будто бы не давало повода для особой тревоги, но Зорге всем своим существом ощущал напряженность политической атмосферы, как перед близкой грозой, когда начинают ныть старые раны и непонятная тяжесть затрудняет дыхание. Теперь Рихард хорошо разбирался почти во всем, что его окружало. Он знал, о чем говорили на секретных заседаниях Тайного совета, ему были известны доверительные разговоры в генеральном штабе, настроения в правительстве, в германском посольстве. Ему доверяли настолько, что сделали его пресс-атташе, предложили стать руководителем нацистской партийной организации в районе Токио — Иокогама и даже… предложили наблюдать за послом германского рейха — теперь уже генерал-майором Эйгеном Оттом.

Такое предложение сделал полицейский атташе германского посольства оберштурмбанфюрер СС Йозеф Майзингер, с которым Зорге иногда встречался за карточным столом. Рихард сумел расположить к себе эсэсовца-контрразведчика, войти к нему в доверие, — правда, для этого приходилось иногда проигрывать Майзингеру в покер…

Как-то вечером они играли в посольстве. Майзингеру бешено везло. На радостях оберштурмбанфюрер крепко выпил. После игры, когда встали из-за стола, Майзингер пошел было провожать Рихарда к машине, но по дороге предложил на минуту завернуть к нему в кабинет — есть разговор.

Эсэсовец поставил перед Зорге бутылку кюммеля и сказал Рихарду:

— Послушай, Ики, что я тебе скажу… Послушай и забудь, — будто ничего не слышал… Ты хорошо знаешь нашего посла генерала Отта?.. Знаешь!.. А то, что он путался с генералом Шлейхером тоже знаешь?.. Верно! Курт Шлейхер участвовал в путче против нашего фюрера, его застрелили, как собаку… Ты, оказывается, все знаешь. Послушай, иди к нам работать!.. Не хочешь? Жаль!

Оберштурмбанфюрер СС Иозеф Майзингер, человек двухметрового роста с кулачищами-кувалдами, внушал страх всем сотрудникам посольства. Женатый на секретарше Гиммлера, друживший с начальником гестапо Мюллером, с руководителем шпионско-диверсионной работой за границей Гейдрихом, Майзингер приехал в Токио по их заданию, чтобы возглавить полицейскую слежку в посольстве, установить связь с японской контрразведкой.[15] И вот с этим человеком оказался «дружен» Рихард Зорге.

— Я не люблю кого? — бормотал Майзингер. — Интеллигентов, евреев, коммунистов… Вот кого! — Он забыл, о чем только что говорил, и перешел на другое. — Ну, а ты согласился стать нашим руководителем? Каким? Верховодить национал-социалистской организацией в Японии! Всех их надо держать… — Он поднял кулак. — Отказался?! А почему отказался?

— Да так, не хочу… Я предложил устраивать собрания в кабаке «Фледермаус» и чтобы у каждого нациста сидели на коленях по две японки, а они не согласились. Ну, я и отказался…

Майзингер захохотал.

— Правильно! На каждого по две японки — вот это собрание национал-социалистской партии!.. Зря ты не пошел.

С течением времени сотрудник всесильного управления имперской безопасности оберштурмбанфюрер Майзингер проникался к доктору Зорге полнейшим доверием.

Теперь следует ненадолго перенестись на противоположную сторону нашей планеты — в Германию конца 1940 года. Как сохранила память немногих свидетелей и официальные записи, 29 июля на станцию Рейхенгалле, где располагались штабные отделы верховного главнокомандования, прибыл специальный поезд советника Гитлера генерал-полковника Иодля. Уже само по себе появление Иодля в Рейхенгалле было огромным событием. Старожилы-штабники не помнили случая, чтобы столь высокая персона снисходила до посещения места их службы. Иодль приказал, чтобы к нему явились начальники отделов — их было четыре, — и без предисловий, лаконично сказал, что фюрер решил готовить войну против России. Иодль добавил, что рано или поздно война с Советским Союзом обязательно вспыхнет и поэтому Гитлер решил провести ее заодно с начавшейся войной на Западе, тем более что Франция побеждена, а судьба Британии предрешена тоже. Генерал Иодль именем фюрера распорядился начать подготовку к восточной кампании.

В тот же день начальник штаба сухопутных войск генерал Гальдер сделал запись в своем рабочем дневнике, первую запись о подготовке войны на Востоке:

«Для доклада явился генерал Маркс, начальник штаба 18-й армии, командированный сюда для специальной разработки планов операции на Востоке. После соответствующего инструктажа о поставленных перед ним задачах я пригласил его на завтрак».