Бородуля бежит. Кто-то сбивает его с ног, прижимает к земле. Амур!

— Фу! — подает команду Ковалдин.

Амур в последний раз хватает «нарушителя» и недовольно отходит. Бородуля с опаской поднимается.

Младший сержант раздосадован: сорвано занятие.

— Ты чего топтался на одном месте? Эх, Бородуля, даже свои следы различить не мог…

Старшина Пологалов вроде бы распекает дежурного по заставе Шарапова. Бородуля ничего не имеет против Шарапова, но тот — командир катера, и пусть ему всыплют за милую душу. А Шарапов, глядишь, Кошевника потом «надраит». С Кошевником у Бородули старые счеты.

Он подходит ближе.

— Ну если все готово, — говорит старшина, — звони Рощину и договаривайся конкретно.

Бородуля разочарован. Какой же это старшина, если никого не «накачивает».

— Бородуля!

— Слушаю, товарищ старшина!

— Что же вы, Бородуля…

— А что? — Солдат сразу лезет в амбицию. Но голос у старшины мягкий и слова вовсе не обидные:

— Один вы не участвуете в самодеятельности.

— А меня берут?

Шарапов удивлен:

— Я тебя сто раз спрашивал: петь, плясать умеешь?

— Так я, может, фокусник!

— В самом деле, — решает Пологалов, — его надо взять к локаторщикам. — И Бородуле: — А сейчас идите в канцелярию за денежным содержанием.

— Мы будем вам очень обязаны, Зоенька, — сказал капитан Харламов, — если вы доставите еще одну телеграмму по тому же самому адресу.

Девушка вспомнила, какой страх охватил ее в прошлый раз, когда Василий Васильевич окликнул, чтобы вернуть телеграмму, и вспыхнула. Капитан Харламов понял это по-своему:

— Да вы не бойтесь, мы вас в обиду не дадим.

— Вот еще выдумаете! — Она взяла телеграфный бланк, на котором, кроме адреса, было всего два слова: «Приеду. Ходжиев».

— А теперь давайте еще кое-что уточним. Прежде всего я думаю, что, когда Василий Васильевич увидит

вас возле своего дома, он притворится удивленным и, возможно, спросит: «Неужели снова телеграмма товарищу Васильеву на мой адрес?» Вы ответите: «Да, Васильеву, на ваш адрес». Думаю, что он сразу откажется принять эту телеграмму.

— А если примет?

— Тогда вручите ему. И наконец, последнее. Если Василий Васильевич телеграмму не возьмет, но поинтересуется ее содержанием — покажите.

— Понимаю, — кивнула почтальонша.

— Тогда в путь! Василий Васильевич должен быть дома. Сегодня он работает с двух.

Сонное утро вставало над городом, моросил дождь. Зоенька шла быстро, прикрываясь зонтиком. Она уже несколько раз попадала в лужу и чувствовала, как вода забирается в туфли. Наконец постучала в знакомую калитку. Бульдог яростно залаял. Василий Васильевич выглянул в окно, узнал девушку.

— Сейчас!

Будьдог гремел цепью.

— Да замолчи ты! — прикрикнул на него Василий Васильевич, отодвигая засов.

— Опять на ваш адрес телеграмма товарищу Васильеву.

Старый мастер притворился, что не расслышал.

— Идемте в дом. Невозможно разговаривать под дождем.

«Вот еще!» — подумала Зоенька и повторила:

— Товарищу Васильеву телеграмма.

Парикмахер взял ее за руку.

— Идемте, идемте!

Теперь они стояли под железной крышей. Между крыльцом и калиткой метался бульдог, которого Василий Васильевич отшвырнул ногой, когда вел девушку к дому. Она собрала все свое мужество и попробовала улыбнуться.

— Дальше я не пойду…

Василий Васильевич отпустил ее руку.

— Как не пойду? А дождь? Неужели вы будете стоять на крыльце, пока он не пройдет?

— У меня зонтик.

— Ну-ну, — примирительно заметил дамский мастер. — Но телеграмму-то вы должны вручить.

— А где адресат? — спросила Зоенька и зябко поежилась.

Василий Васильевич потрогал усы.

— Понимаете, как неожиданно получилось. Тогда вы только ушли, приходит какой-то гражданин. «Прошу извинить, но я случайно перепутал адрес и сообщил другу ваш. Так что, если ещё придет телеграмма, пожалуйста, примите. А я вас скоро навещу».

Зоенька вспомнила наставление капитана Харламова, вручила телеграмму и тут же пошла к калитке.

Из Несвежаля, где, судя по документам, родился Ушаковский, пришел ответ. Оказывается, старый Несвежаль сгорел во время войны, и никаких архивных документов не сохранилось. Ушаковские в Несвежале не проживают, но якобы эта фамилия здесь знакома.

Мало что дало и сообщение из Министерства обороны. Минометный батальон расформирован в июле победного, сорок пятого года. Ефрейтор Ушаковский в этом батальоне служил, но где он сейчас — неизвестно. Далее следовало несколько адресов, которые должны были послужить зацепкой для того, чтобы разыскать его однополчан.

В соответствующие военкоматы был сделан запрос. Вначале ответ пришел из Новосибирска. Майор запаса — замполит батальона — скончался в 1949 году от воспалительного процесса, вызванного осколком в правом легком.

Затем поступили сведения из Одессы. Бывший старшина роты находился в заграничном плавании.

Из Свердловска сообщили: младший лейтенант запаса, комсорг батальона, в 1951 году переехал в Минск. Оттуда пока ответа не было.

Местожительство гражданки Спириной Марии Кузьминичны установить тоже не удалось, как, собственно, капитан Харламов и предполагал. Он связался с городской прокуратурой и просил ознакомить его с делами об убийствах в первый год после войны. Новый прокурор города как раз заинтересовался некоторыми старыми делами и тем самым облегчил задачу капитана.

Изучая одно из дел, Харламов обратил внимание на то, что у зверски убитой женщины с обезображенным до неузнаваемости лицом на левой руке обнаружено кольцо с выгравированными на нем буквами "М. Т." Он задумался. Имя и отчество убитой? Или, может быть, ее имя и фамилия? Капитан разыскивал Марию Кузьминичну Спирину. Первая буква инициалов подходила. А вот вторая?

Харламов чувствовал, что выходит на верный путь. Нужно было только найти то единственное звено, которое связало бы цепь его умозаключений.

Тщательное наблюдение за Василием Васильевичем позволило сделать некоторые выводы. Остаток дня после работы дамский мастер проводил дома. Среди знакомых преобладали женщины. Сам он заходил лишь к некоторым соседям. Все они были хорошо известны.

Вот, скажем, дочь фронтовика Елена. В прошлом году у нее тоже намечался роман с одним офицером. Ну а кто теперь объект ее нового увлечения?

Горский Анатолий Сергеевич. Служит на одном из траулеров, приписанных к мурманскому порту. Документы у него в порядке, биография безупречная. В октябре 1944 года, когда войска Карельского фронта перешли в наступление на участке, где отчаянно оборонялись отборные фашистские части, сержант Горский участвовал в десанте морской пехоты. Отличился в боях и спас жизнь капитану третьего ранга Павлову, с которым до сих пор не расстается, плавая под его началом на судах траулерного флота.

Что ж, возможно, Леночка устроит теперь свою жизнь. Правда, Горский, находившийся здесь в продолжительном отпуске, не торопился в загс. Но это уже их личное дело.

А Горский и в самом деле не торопился. Елена знала, что скоро он вернется на Север. Предложит ли ей поехать с ним? И что тогда делать? Или договорятся встретиться следующим летом, чтобы, так сказать, лучше проверить свои чувства? Пожалуй, ее больше устраивало последнее.

Василий Васильевич иногда заходил к ним, интересовался:

— Как живем, молодежь?

Горский приглашал его к столу и на минуточку уединялся с Еленой.

— Надо угостить старика. У нас что-нибудь есть?

— Есть, — отвечала Елена и открывала холодильник. Но всегда оказывалось, что там ничего нет, и она отправлялась в ближайший магазин.

Так было и сейчас. Оставшись одни, мужчины преобразились. Обычно флегматичный, Василий Васильевич заговорил быстро: