— Я не хочу ранить тебя… Не хочу сделать тебе больно… Больше, чем уже сделал…

— То есть, по-твоему мне сейчас хорошо…

— Ты сейчас спишь… Рядом… А мне снится сон… И я в своем сне даже думать не хочу о том, что почувствовал тогда… Перед тем, как Гермиона нас нашла…

Драко только покачал головой.

— Чем хочешь заняться, Драко?

— Это же твой сон, разве то, чего я хочу, имеет какое-то значение в нём? — язвительно уточнил Малфой, и Гарри рассмеялся.

— Если я скажу, что скучал по тебе, и что сделаю всё, о чём ты попросишь, в реальности едва ли ты мне достаточно доверишься, чтобы сказать правду. И я это пойму — пойму твою ложь. А здесь, даже если ты соврёшь, я не узнаю… И мне всё ещё хочется сделать тебе приятное…

— Я хочу увидеть самое страшное твоё воспоминание. Хочу увидеть, как ты умер. — с каким-то неуверенным вызовом в голосе сказал Малфой, и Гарри серьёзно на него посмотрел.

— Тогда тебе придётся выбрать: или первое, или второе. Потому что ты ошибся, Малфой. Как я умер — это не самое страшное.

Драко надолго задумался, и Поттер даже подумал, что в его сне нельзя задавать таких вопросов… Но потом Малфой всё же ответил.

— Первое.

— Готов?

Уже не было омута памяти. Он просто, одним прыжком оказался в незнакомой комнате на полу. Его трясло, а внутри раздирала ледяная пустота. Отголоски её он знал, он чувствовал нечто подобное в своей камере в разрушенном ныне замке. А потом он потянулся к чему-то внутри, не почувствовал отклика и в голове набатом забилась одна только мысль: «Драко нет…»

Он тоже ощущал фрустрацию, печаль и скорбь, когда узнал о смерти отца. Но к ним было примешано и ещё что-то — злость, растерянность, облегчение… Здесь же было одно сплошное ГОРЕ. Такое, что лишало желания жить. И так ярко он этого желания не переживал никогда. Его стало утягивать глубже, а потом словно мягкое покрывало накрыло глаза. И в следующий момент он уже снова видел Гарри перед собой.

— Ну вот. Я сделал тебе приятное?

Вопрос прозвучал с любопытством и скепсисом одновременно.

— Приятное? Странное представление о приятном. Но справедливости ради, я сам тебя об этом попросил… И раз уж это твой сон, наверное будет правильно оказать тебе ответную приятность… Ты можешь задать мне любой вопрос.

Поттер как-то странно улыбнулся. Но всё же спросил:

— Как ты относишься ко мне, Драко? Я многое чувствовал, что-то понимаю в твоих ощущениях и эмоциях, но знаю, что… В общем… Я думаю, было сложно поменять сторону в первый раз. И ты сделал это не из-за меня, а ради своей семьи. Во второй раз ты сделал это по той же причине, но уже с помощью и одобрением родовой магии. И сейчас, понимая, что ты на стороне Победителя, что ты чувствуешь? Как ты относишься ко мне?

— Я не знаю.

— Это твой ответ? Для тебя, Драко, даже учитывая, что ты плод моего воображения, это очень странный ответ. Потому что тот Драко, которого я узнал, не принимает этот ответ априори. Он стремится узнать. Всё, о чём не знает. Если ему это интересно. Или полезно. Так… Тебе это не интересно или ты считаешь это знание бесполезным? А быть может, никак? Может, ты относишься ко мне равнодушно?

— Я никогда, Поттер, не относился к тебе равнодушно. Просто не мог. И какое-то время я даже был уверен, что я тебя ненавижу. Но оказалось, что мои детские представления о ненависти легко разбиваются, когда видишь живое воплощение этого чувства у себя дома. Так что, я точно не ненавижу тебя. И точно не равнодушен. Я испытываю очень глубокую благодарность к тебе, Поттер. Прежде всего за то, что ты победил. Ты обещал мне, и победил.

Лицо Гарри на этой фразе так преобразилось, что Драко прервал свои размышления вслух.

— Ты помнишь? — с придыханием спросил Гарри, и Драко криво усмехнулся.

— Ты только что показал мне это. В туалете Миртл. Ты был уверен в своей победе, и ты обещал, что поможешь нам… Там были озвучены очень весомые аргументы, Поттер. Я и сейчас принял бы твою сторону после такого. Особенно, когда ты смог каким-то образом говорить устами моего деда. Возвращаясь к твоему вопросу. Я благодарен тебе за то, что он сдох.

— Ты ведь понимаешь, Драко, что это ты его обезоружил? — вкрадчиво спросил Гарри, пытаясь понять, насколько многое Драко помнит о битве и их сражении с Волдемортом. — Я произнес заклинание, но ты его уничтожил.

— Да, Поттер, но ты сделал это возможным. Теперь я понимаю, что это было. Но тогда… Тогда я просто хотел тебе помочь. Или ты хочешь сказать, что без моей помощи ты не справился бы?

— Я не знаю, Драко, но рад, что мне не пришлось проверить это на практике. Одно могу сказать точно, без тебя я был бы мертв ещё в первый раз.

Помолчали. Гарри испытывал какое-то ненормальное блаженство от этой тишины. И от понимания, что Драко его не ненавидит. Это было очевидно для него, связь бы отразила это чувство, показала бы, но услышать это, пусть и от своего собственного подсознания, как подтверждение уже известному факту, было нужно Поттеру до дрожи в руках.

— Я благодарен не только за это, Поттер. Ты спас мне жизнь. Там, в Выручай-комнате. И вчера, в замке Миноры, ты тоже спас мне жизнь. Вытянул меня из разваливающегося пола, и просто перенёс сюда. И я почему-то уверен, что ты не захочешь слышать эту формулировку, но я должен тебе. Долг жизни, тот самый, который ты почему-то так навязчиво и громко хотел отдать моей матери. И ещё Поттер – ты спасал меня весь этот год, не давая скатиться в безумие от того, что происходило в моём доме, в моей жизни и в моей голове.

Поттер оказался совсем близко к Драко, взял его за руку, неловко и неудобно, но говорил он очень искренне, и Малфой предпочёл не обращать внимание на эти мелочи:

— Ты ничего не должен мне, Драко, ничего. И ты должен это запомнить. Ты мой соратник. Ты мой друг. Даже если это не так для тебя, для меня это всегда останется правдой. Поэтому я прошу тебя, никогда больше даже не заикайся о каких-то долгах. Более того, я уверен, что магия тоже не примет признание долга тобой.

— Тогда ты должен знать, что кроме благодарности я испытываю и другие чувства. Уважение. Комфорт. Безопасность. Заботу. Неловкость. Вину. Это только то, в чём я уверен. И есть ещё много чего, что я не могу объяснить самому себе, понять не могу, и главное определить — это мои собственные чувства, или это магия…

 — Или мои… Я знаю, Драко, даже теперь я не всегда сразу понимаю, что за чувство я испытываю… Своё или твоё… — Гарри так же неловко отпустил руку и отошёл. — Я бы не хотел просыпаться… Мне так спокойно…

Они оказались снова в ночном небе.

— Этамин… Это такое красивое имя… Для этой звезды оно очень подходит… И для тебя, Драко, тоже. — Гарри посмотрел прямо в глаза Малфоя и завис. Перед ним возникло будто наслоение нескольких картинок: лицо Драко меняло выражение, как на блистере. Его глаза то излучали бесконечную нежность и преданность, как раньше, то смотрели подозрительно и настороженно, то спокойно, уверенно, может, чуть-чуть удивлённо. И Гарри все никак не мог уловить, какой Драко сейчас перед ним: то ли тот, что ничего не помнит о них, то ли тот, что всё ещё любит, которому так же неудержимо хочется обнять, поцеловать, очертить пальцами родное лицо, прикоснуться губами к ресницам, вдохнуть один воздух на двоих. И он, не выдержав этого смятения, этой двойственности изображения, просто потянулся к Драко, просто дотронулся ладонью до его щеки, уже не обращая особенно внимания на то, что видит. Просто поцеловал, ощущая дикую дрожь во всём теле от этого прикосновения. Малфой ускользал из его рук, исчезал прямо в его объятьях, но потом снова появлялся. Он не отвечал на поцелуй, а быть может отвечал, но Гарри будто под веками видел то, что ему хотелось бы… Яркие любящие глаза, трепетно дрожащие ресницы, тёплые отзывчивые губы.

— Ты пугаешь его, Гарри… — раздался встревоженный голос звёздного мальчика. — Тебе нельзя так далеко уходить в свои мечты! Они теперь у вас общие! Вернись к нему!