Он буквально заставляет парня посмотреть на себя в отражении. Впалые щёки, ужасные синяки под глазами, от былого лоска и сияющих волос не осталось и следа. В глазах плещется паника и печаль.

— Кто ты? — серые глаза нехотя встречаются с зелёными, и в них непонимание и удивление. Гарри не отступает. — Кто ты, Драко?

Слизеринец вздрагивает от произнесённого имени, от тона и смысла, наполняющего это слово.

— Я — Пожиратель Смерти, Поттер, — упавший голос и тонна сожаления в глазах.

— Нет, Драко, не это важно сейчас. Кто ты? Что я точно о тебе знаю?

— С этой связью ты знаешь обо мне почти всё… — он не понимает, но Гарри смотрит на него, и в глазах столько искреннего желания помочь, что до слизеринца наконец доходит, — Я — Малфой.

Звучит это растерянно и глухо. Но Гарри повторяет это с той интонацией, с которой всегда слышал эту фамилию от высокомерного заносчивого засранца, каким Драко всегда был:

— Ты — Малфой!!! Посмотри на себя! — теперь в голосе Героя звучит нескрываемая насмешка. — Где вся твоя гордость, Малфой, где всё величие твоего рода? Где вся твоя красота? — Гарри и сам не понимает, откуда он берёт эти слова, но он точно знает, за какие ниточки тянуть, чтобы его намерение исполнилось. — Твой отец ничем тебе не поможет, ты должен найти другой способ решить это. Используй свой бриллиантовый интеллект, используй свои связи, чтобы выйти сухим из этой переделки. Я ведь уже понял, что ты более здраво смотришь на всю эту чушь с чистокровностью, Малфой! Так будь Малфоем! Чтобы Абраксас мог гордиться тобой! Чтобы Люциус признал, что его наследник достоин принять звание Лорда… Ты чувствуешь меня, ты знаешь, что я не отступлю, ты знаешь, что я смогу тебе помочь.

Малфой молчит долго. Гарри пытается настроиться на его эмоции, но они сменяют друг друга слишком быстро. Гриффиндорцу, привыкшему делать решительные шаги, не заморачиваясь на долгие измышления, не терпится понять, возымели ли его слова нужный эффект или придётся делать все эти слизеринские штучки с шантажом и манипуляцией? И снова кто-то будто бы потянул его за язык:

— Ты не знаешь моего прошлого, не представляешь себе, как я жил, но ты знаешь меня. Ты, Малфой, знаешь меня, возможно, лучше, чем мои друзья. Потому что ты всё время наблюдал за мной, прислушивался к себе, чтобы понять, что я на самом деле чувствую, чтобы понять, каковы мои шансы на победу. Потому что ты знаешь, что обратиться ко мне — это самое мудрое, самое верное решение. Истинное могущество крайне редко сосредотачивается в единственных руках. Чаще — это не сила, а мудрость в выборе союзников.

Малфой, шокированный этой фразой, отвернулся от зеркала, чтобы уставиться взглядом в уверенные гриффиндорские глаза:

— Что ты сказал?

Но Гарри нужна полная капитуляция. Он резко повернул его обратно к зеркалу, ловя растерянный взгляд в отражении и не опуская:

— Только посмотри на себя… Ты же знаешь, что величие рода Малфоев прервётся с моей победой, если ты не выберешь правильную сторону. И у тебя не останется даже смазливой мордашки, потому что близость Волдеморта не сказывается положительно ни на твоей внешности, ни на твоём здоровье, — он проводит пальцами по линии роста волос вдоль виска, спускаясь на скулу, очерчивая двумя пальцами контур губ. Драко настолько заворожен его голосом — сильным и уверенным, чего ему самому так не хватает сейчас, его действиями, простыми и понятными, но всё равно впечатляющими и не оставляющими равнодушным, что даже не уворачивается от этого слишком интимного жеста. Нет в нём ни похоти, ни страсти, ни нежности. Только тепло и забота, странные и очень специфичные, но всё же тепло и забота. — Посмотри в свои глаза: в них почти нет жизненного света. А тебе ведь всего шестнадцать, Драко. Дай мне помочь тебе, ты как никто другой знаешь, что мне можно доверять. Мне не нравится видеть тебя таким бледным и худым. Нарцисса тоже потеряла былой лоск, несмотря на все старания выглядеть как раньше. Я хочу, чтобы ты помог себе и своей семье. Прими взрослое решение как глава рода, пока твой отец не может исполнять эту роль.

Во взгляде Малфоя скользнуло замешательство перед тем, как он прикрыл глаза: долго смотреть на, пусть и мягкое сейчас, почти незаметное, но постоянное мерцание — сложно.

— Не говори мне о том, что тебе нужно время. Никогда не поверю, что ты не обдумывал этот вариант, — Гарри говорит тихо, прямо на ухо слизеринцу, не давая ему прийти в себя. Тот вздрогнул, но глаза не открыл.

Гарри снова резко разворачивает его на себя, встряхивая и приказывая:

— Посмотри на меня, Малфой! — он перемещает руку на подбородок, чтобы коснуться кожи, чтобы понять, что сейчас происходит в его голове. И меняет тактику: — Драко, посмотри на меня! — уже просьба, почти робкая. Но всё же уверенная. — Доверься мне. Я помогу, Драко!

Тот открывает, наконец, глаза, полные мольбы и надежды одновременно. Но голос его звучит дерзко на этот раз:

— К чёрту гордость, Поттер! Я хочу выжить. И хочу, чтобы мама была в безопасности, — он отходит от Гарри на несколько шагов и опирается на раковину, чуть вытянув длинные ноги. Он молчит, но гриффиндорец понимает, что ему нужна минута, чтобы собраться. Малфой потирает пальцами уставшие глаза и смотрит в потолок. Наконец с его губ срывается тихий неразборчивый шёпот, потом резкий вдох и:

— Я не мог не принять Метку, Поттер. Отец в Азкабане, семье нужен глава. Но тогда я хотел её принять. Хотел, понимаешь? Думал: это честь, оказанная Малфоям. И это было очень больно. Так трудно было не сорваться и не начать скулить о пощаде, Поттер… Но задание… Оно показало мне, что Метка — это просто способ наказать отца за промах. Потому что выполнить его почти невозможно. И не только потому, что это невыполнимо. Тёмный Лорд знал, что я не смогу. Не смогу убить, — Драко подобрался, повернулся прямо к Поттеру и поднял подбородок. И только потом открыл зажмуренные глаза, убрав руку от лица. — Мне нужно убить Дамблдора. Это моё задание. А любой провал наказывается смертью. Всё ещё хочешь мне помочь?

Гарри понадобилось несколько минут, чтобы оценить ситуацию. Шок сменился неуверенностью, потом на смену ей пришла решимость.

— Кто ещё знает?

— О задании? Мама, Северус, остальные верные… Но что именно мне предстоит, пока не многие.

— Так Кэти случайно попалась под руку? Она же чистокровная…

— Мордред! Поттер! На кой чёрт она мне сдалась! Я не знаю, что мне… — он вновь близок к истерике, и Гарри, не задумываясь, хватает его правую руку своей, притягивая снова к себе, успокаивая, поддерживая. Их соединённые руки, зажатые между телами на уровне солнечного сплетения, разливают мягкий свет, отчего кажется, будто светятся они сами. Мерная, уже привычная пульсация чужого сердца в ладони дарит спокойствие, несмотря на то что пульс у обоих зашкаливает.

— Мы что-нибудь придумаем, Драко. Верь мне. Я сделаю невозможное, и всё будет хорошо. У меня это обычно хорошо получается…

Они всё ещё близко. Драко категорически не привычен к таким близким контактам, но с Поттером всё не как у людей. И слизеринец не может отказаться от этих утешающих объятий. Мысль о том, что это абсурд, не покидает его. И он отчаянно нуждается хоть в крупице логики, чтобы доказать, что он не спит, что у него и правда появился шанс выжить.

— Но почему, Поттер? Я знаю, что ради друзей ты готов на всё. Но мы не друзья. И есть слишком мало шансов, что мы ими станем. Особенно после того, как найдём способ убрать эту хрень.

— Фу, как неаристократично! — Гарри смеётся, и лёгкая вибрация от его смеха приходит прямо сквозь грудь слизеринца и их крепко сжатые руки. Тишина прерывается только звуком капель из приоткрытого крана: видимо, Малфой пытался привести себя в порядок при помощи холодной воды. Драко напрягся, ожидая ответа, и Гарри чуть отодвинулся от него, заглядывая в глаза: — Сейчас стало на ещё одну причину меньше, чтобы не подружиться, Малфой, но ты прав — мы не друзья. Мы же, вроде как, помолвлены, женишок! А ради семьи я пойду на всё! — его тон шуточный, однако последнее предложение прозвучало очень тяжело и серьёзно.