Они оказались в Выручай-комнате. Стояли напротив друг друга, не смея прикоснуться.
— Я просто хочу побыть рядом, — сказал Малфой и всё же провёл пальцами по щеке Поттера. — Просто хочу поцеловать тебя. Будто завтра всё снова будет хорошо. Будто нет этой войны. Давай притворимся?
Гарри не ответил, просто притянул его к себе за ворот мантии, распахивая её, и вписался в его губы поцелуем. Он не мог притворяться. Он знал, что это их единственный шанс побыть рядом так, как могло бы быть только в сказке. Он целовал чуть вздрогнувшего от его резкости парня отчаянно и больно, эмоции никак не могли отпустить его, рвались наружу, оставляя укусы и царапины на губах и шее, синяки на руках и плечах. И Драко заговорил. Отсекая самого себя от шторма в груди, от сожаления и страха о будущем, помогая и Гарри успокоиться и проникнуться моментом. Не последней ночью влюбленных магов, обреченных на расставание, а каждой минутой наедине.
— Когда в Мэноре я остаюсь один, он кажется мне огромным. Каждый день ты этого не видишь, просто пользуешься его гостеприимством и наслаждаешься жизнью, или грустишь, или злишься. Но он всегда помогает мне. И когда я там совсем один, то иногда гуляю по забытым комнатам, вторгаюсь в кладовые эльфов, которые ругаются жуть как, но на самом деле с интересом наблюдают, как я копаюсь в старье, пытаясь найти что-то занимательное. И иногда даже нахожу… — он сделал вдох и легко поцеловал замершего в его руках Поттера. — В моей спальне есть камин. Я на самом деле не люблю его разжигать, но почему-то, думая о тебе, всегда представляю себе его горячим, живым… И твою кожу в отблесках пламени… — Монолог Малфоя возымел свое действие: Гарри увлекся картинками, которые рисовало ему воображение, а комната превратилась в точную копию спальни Драко. — Я представляю себе, как ты лежишь на ковре, твоя голова на моих коленях, — как тогда во сне, — и я целую тебя. Вижу твой румянец на щеках, пылающий в отсветах огня, чувствую твое сердце под своей ладонью…
Парни опустились на пол, создавая эту иллюзию в реальности, и Драко поцеловал. Нежно, тягуче, и это было так похоже на то, что они уже переживали в осознанном сновидении, что пульс Поттера подскочил от предвкушения. Сегодня они не остановятся на этом.
— Я представляю, как глажу тебя по голове, зарываясь в твое воронье гнездо, — каждое слово он подкреплял действием, — как натягиваю волосы, открывая шею, и как, — он прикусил нежное местечко на ключице, — оставляю свои метки на твоей коже. Там, где всем будет видно. Там, где ты не сможешь скрыть от людей то, что мой…
Гарри не выдержал и просительно застонал, подаваясь вперед, нетерпеливо расстегивая пуговицы рубашки, чтобы открыть больше доступа своему слизеринцу. Даже в таких мелочах чувствовалось, что его суть никогда его не оставит: собственничество, ревностное отношение к своему, желание заявить о своем праве… Это было так заманчиво…
Какое-то время они просто целовались, не в силах разорвать прикосновение губ. В этих ласках не было похоти, желание рождалось медленно, тягуче, словно у них было всё время мира, а не одна лишь ночь.
— Я люблю представлять, что ты позволишь мне всё, что я захочу… Что твои глаза, губы, тело расскажут мне о твоих желаниях, и я исполню каждое из них… — в ответ на это робкое признание Гарри провел рукой по спине Драко, приподнял мешающуюся рубашку, касаясь наконец чуть прохладной кожи. Мантия Малфоя давно уже была сброшена к ногам, но его шею все ещё сковывал воротник, ярко-белым контрастом подчёркивая пылающие метки. Удовольствие от прикосновения вырвалось из горла Драко громким стоном, и Поттер торопливо принялся расстегивать пуговицы, обнажая ключицы и грудь, покрывая кожу цепкими поцелуями, остающимися в памяти яркими вспышками.
— Что ещё ты представляешь? — пробормотал Гарри. Тишина грозила вернуть непрошенные мысли о неизбежном, и Поттеру просто нужно было слышать голос любимого, чтобы снова не сорваться в них. Оба старались держаться за реальность, не используя связь. И если быть честными, им вполне хватало тех ощущений, что рождались от их близости.
— Я представляю, — хрипло простонал Драко от очередного поцелуя где-то у самого ремня, — как ты раздеваешься для меня… Неторопливо, позволяя рассмотреть каждый кусочек открывающейся кожи… И я хочу увидеть это, Гарри, — вдруг требовательно выдал Малфой, так, словно от этого зависела его жизнь. Будто он умрет или сойдёт с ума, если не увидит этого. Он откинулся на локти и ждал.
Гарри поднялся и отошёл на несколько шагов, становясь перед Драко, опустив руки.
— Что первое?
— Рубашка.
Гарри действительно потянулся руками к пуговице на ключицах, но в последний момент его пальцы остановились.
— Хочешь на меня посмотреть? — спросил он с хитринкой. — Или потрогать? Потому что можно только одно… — он выглядел уверенным и бесподобным.
Драко только кивнул сипло:
— Первое. Я так долго об этом мечтал…
Удивительно, но его магия никогда во снах не приводила к такой фантазии. Она существовала только в его сознании, бессознательное старательно обходило ее стороной. В их совместном безумии они были вместе. Разделяли самые острые свои желания в мире Морфея, но никогда ещё не было такого, как сейчас.
Пальцы Поттера двигались преступно медленно. Он проходился их кончиками по каждому сантиметру, который больше не был скрыт одеждой или угадывался под распахнутой тканью. И казалось, будто Драко сам гладит сейчас грудь Гарри, задевает ногтем сосок, заставляет кожу покрываться нетерпеливыми мурашками. И кончики пальцев самого Малфоя светились белым золотом.
— Что, ты думаешь, ты делаешь сейчас, Драко? — неожиданно дерзко спросил Гарри, и его соратник осознал, что и правда применяет их связь, чтобы почувствовать. Почувствовать то, что чувствует сейчас Поттер, прикасаясь к себе. — Слизеринские уловки? Опять?
— Прости, — искренне смутился Драко, — я не нарочно…
— Продолжишь? — Гарри развёл руки в стороны, показывая, что готов предоставить Малфою такую возможность. — Или мне все же раздеться для тебя?
— Я постараюсь держать руки при себе, — улыбнулся парень. Обезоруживающе и открыто, так, что тут же захотелось бросить эти игры и броситься к нему в объятья, чмокнуть в нос и утонуть в ощущение любви и единства.
Но Гарри только съязвил:
— Это тебе и раньше неплохо удавалось. Но раз ты так просишь…
Гарри так и не сбросил рубашку на пол, оставив расстегнутой на своих плечах. Снял туфли, потом стянул носки и шагнул босыми ступнями на ковёр. Всего на полметра ближе к Малфою, но этого хватило, чтобы тому открылся совсем другой вид. Блики от камина теперь отражались от чуть смуглой обнажённой кожи Поттера, создавая именно тот образ, который он себе и представлял. Горошины сосков, просвечивающиеся сквозь полы рубашки, мурашки на груди, шея, сейчас запрокинутая и открытая. По ней Гарри провел пальцами, ещё сильнее напрягая мышцы груди от нехитрой ласки. Совсем уж ошеломляющий эффект на Малфоя произвели его босые ноги. Парень выглядел настолько беззащитным, настолько домашним, что Драко захлебнулся в отчаянном желании броситься к его ногам, чтобы поцеловать каждый пальчик, обнять его бедра и прижаться к ним так сильно, чтобы тот понял, как много значит для него.
Гарри почувствовал этот порыв, почувствовал те усилия, что Драко приложил, чтобы остаться на полу. Почувствовал и то, что Драко не смущал этот поток нежности, доверия, какого то абсолютного родства, который гордый слизеринец никогда не показал бы постороннему. А Малфою было плевать, он бы все отдал, чтобы когда-нибудь в будущем иметь шанс оказаться на коленях перед любимым человеком, преданно заглядывая ему в глаза, плевать на гордость и устои того общества, что его взрастило. На мгновение он подумал, что может послать к Мордреду всю эту затею, сбежать с Поттером туда, где их никто не знает, и просто быть с ним. В ту же секунду он устыдился собственных мыслей, и испуганно посмотрел на Гарри, опасаясь, что тот поймёт, как малодушно только что рассуждал Драко. Но Гарри только лукаво улыбнулся ему:
