Его самокопания прервал робкий стук в дверь. Гарри спал, так что этот звук заставил парня напрячься. Но за дверью оказалась Гермиона.
— У вас всё плохо?
Этот вопрос будто сорвал невидимые путы, и Драко дал наконец выход своей злости и разочарованию:
— Он так показательно защищает мою жизнь, что делает из меня труса! Он всё делает, чтобы меня спасти, и готов даже убийство под эту свою миссию приплести!
— А он и спасал тебя, Драко… — совсем непонимающе пожала плечами девушка. — Вы же Соратники. Умрёт он — умрёшь и ты…
В голове Драко возник с десяток вопросов, но все они остались невысказанными от осознания: всё это время Поттер спасал себя.
— Знаешь, а ты сильно изменился, Драко, — решилась нарушить тишину Гермиона. — Потому что сейчас у тебя на лице написано всё, о чём ты думаешь. И я не буду тебе говорить вещи, до которых тебе нужно дойти самому. Скажу только, что ты не прав. Ещё не зная, что магия Соратничества так работает, он готов был отдать всю свою магию тебе. Готов был отдать свою жизнь, лишь бы сохранить твою. Он любит тебя так сильно, что проиграл бы войну, чтобы только спасти тебя. И ты знал об этом тогда, на шестом. Ты знал об этом, и пожертвовал своими чувствами, чтобы этого избежать. И ещё одно. Я с ним согласна. Я не слышала, нет, но знаю, что вы говорили о смерти Уорика. Я уверена, что после всего, через что ему пришлось пройти, он тоже изменился, и уверена, что знаю его позицию. И я согласна с ним. Пока ещё не все под арестом, пока у Гилберта есть союзники на свободе, он мог избежать наказания. Но от смерти не уйдёшь. И ещё я уверена, что это был её выбор: забрать его или нет. Считай, что это подарок Матушки вам двоим. Кому как не ей знать о том, насколько настоящие чувства между вами.
Девушка ушла, а Малфой ещё очень долго сидел один. То, что Гарри сделал для него, на что пошёл… Было для Драко естественным. Будто так и должно быть. Не было, нет, стало. В какой-то из моментов он просто принял для себя тот факт, что Поттер для него делает немыслимое. Драко прислушался к себе и понял одну вещь. На самом деле, не будь он таким трусом, он сам бы сделал нечто подобное. Этот волшебник вполне заслуживал смерти, как по меркам Малфоя. Эта мысль оставила зыбкую тишину в душе. Драко прикрыл глаза и копнул глубже.
За всё это время, проведённое с Поттером в родовом доме Блэков, он узнал много нового. И не только о себе. Их, пусть и редкое после принятия Гарри должности Советника при Министре, общение, и то, что муж показывал ему об их отношениях, дополнило весьма урезанную ранее картину, что складывалась в голове Драко о времени, которое он забыл. Но узнавание своего прошлого не было самым большим открытием для Малфоя. Как ни странно. «Присутствие» на совещаниях вместе с Поттером, их беседы, иногда даже споры о происходящем на всех этих встречах, собраниях, переговорах иногда удивляли, иногда злили, а порой даже шокировали Малфоя. Что бы он тогда не узнал о Гарри такого, что вызвало в нём-прошлом настолько сильные чувства, то, каким он видел Поттера теперь, его поражало. Вдохновляло. Бесило и выводило из себя. Но не оставляло равнодушным, безответным.
Он многое обдумал за время войны. За время своей ссылки в замок Райзеншварц. Он чувствовал связь с мужем и хотел ему помочь, даже не понимая, почему. Тянулся к нему, не зная, что тот, кто так нужен его душе — это Гарри. Проанализировал свою жизнь по сути за эти долгие месяцы, и отношение к гриффиндорцу постепенно осознанно менялось. Но узнавать Поттера по-настоящему он стал лишь после своего дня рождения. И Драко даже не мог сказать, что на самом деле узнавал его снова. Потому что, даже учитывая, что ему стёрли память, таким, как сейчас, до шестого курса Гарри не был. В нём появилась какая-то неадекватная мудрость, а ещё совершенно непонятное Малфою чувство меры. Он никогда не давил на присутствующих, если в этом не было очевидной необходимости, никогда не лез в чужие головы, до последнего давая шанс разрешить всё без этой демонстрации силы. Такая долбаная честь усложняла его работу при Министре, но он не оступался от неё. Наблюдать за мужем было волнительно и до дрожи в пальцах возбуждающе, и не только в том самом смысле. А понимать, что этот мужчина, взмахом руки приводя толпу волшебников к подчинению и уважению закона и решений Министра, одним лишь своим желанием останавливая наступление магических существ, одним лишь словом вызывая почтение и налаживая взаимопонимание с теми, кто всегда презирал магические порядки Британии, этот потрясающий мужчина — его законный, магический супруг, было сродни экстазу. В Поттере нравилось всё, что не бесило, но даже эти его черты характера всё равно нравились. И да, Драко знал, что Гарри может быть жёстким, бескомпромиссным, пугающим, но только сейчас понял, что многое Поттер придерживал, многое утаивал. И та жестокость, которую он проявил с Уориком, была не первым его радикальным поступком. Вполне возможно, что не желая пугать Малфоя, Гарри просто закрывал те свои стороны, которые могли показаться ему отталкивающими. Теперь Драко был уверен, что и раньше Поттер применял силу. Но вспомнив метания Гарри в замке Миноры, Драко как-то незаметно для себя осознал, что если бы знал, что у них с Гарри одна смерть на двоих, не колебался бы. Его он бы защищал любой ценой. Не из-за себя, нет.
Потянувшись к нему через связь, Малфой почувствовал, что даже рядом с Соратником магия Гарри была далека от нормы. Окружив их с Нарциссой защитой, Гарри всю мощь магии дома Малофеев, магии теперь и своего рода тоже, принял на себя. И этот удар не прошёл бесследно. Понимая теперь, насколько сложно Поттеру было сражаться, чувствуя, что может промахнуться, что не уверен ни в одном своём жесте, без чёткого знания, что вообще сможет сотворить хоть одно заклинание… Видеть Драко под ударом… Гарри убрал его с линии атаки, чтобы Малфой не попал под перекрёстное заклинание. И сделал это по-слизерински. Сам Драко сделал бы так же. Или хуже. Аппарировал бы с ним, ушёл бы от бойни, чтобы сохранить им жизни. Даже понимая, что там осталась Нарцисса.
Отбросив, наконец, свои глупые обиды, он поднялся в спальню Сириуса, улёгся рядом с мужем, взял его за руку и переплёл пальцы. Он все правильно делает. В конце концов, тот подарок, который он все ещё готов подарить Поттеру, никуда не делся.
Малфой уснул почти мгновенно, даже не отправив матери Патронус, чтобы узнать, как всё закончилось. У Гермионы он тоже об этом не спросил, очевидно демонстрируя свои приоритеты. А проснулся от ощущения, что зыбкий кокон тепла и уюта лопнул, создавая сквозняк и озноб по всему телу. Он уже подумал, что Гарри покинул комнату, но его напряжённая ладонь всё ещё была зажата пальцами Малфоя.
Драко встрепенулся, сел на кровати. Потом наклонился, не понимая, что именно выражает лицо Гарри, и не в состоянии после сна прочувствовать его настроение. А может, этого не хотел Поттер. Но Драко не думал в тот момент. Он просто склонился над мужем и оставил лёгкий поцелуй на его губах. Гарри чуть повернул голову, уходя от такой невинной ласки, и Малфой понял, что не готов больше играть в это затянувшееся противостояние. И не может больше кружить вокруг да около. Он забрался верхом на колени Поттера, неудобно устроившись на них. Гарри лежал практически на боку, и Драко поёрзал, вынуждая супруга повернуться на спину. Потянул за руку, которую всё ещё цепко держал в своей. Другой рукой расстегнул несколько пуговиц на рубашке, в которой уснул, даже не думая о собственном комфорте. Увидев протест и недовольство на лице Гарри, он ускорил движения, а потом просто магией распахнул полы сорочки. Приложил его руку ладонью к собственной груди и сказал:
— Чувствуй!
Сиплый ото сна голос звучал очень интимно, но Драко имел в виду совсем другое. Поттер прищурился, будто пытаясь разгадать, что же за каверзу задумал его Соратник, но Малфою нечего было скрывать. Наоборот, он расслабился, чуть прикрыл глаза, подвинулся немного выше, чтобы Гарри было удобнее прикасаться к его груди, и открылся так, что самому стало неловко и захотелось тут же прикрыть распахнутую душу. Но нельзя. Пока этот идиот всего не поймёт — нельзя.
