Планировать дальнейшие действия без чёткого понимания, что произошло, было невозможно. Но Гарри ясно дал понять, что сейчас никаких объяснений давать не намерен. И Министр в первый раз с момента принятия решения занять пост во власти жалеет об этом. Он хотел видеть Британию сильной и мирной страной. Да, у него были свои идеи о том, как её такой сделать, но он никогда не рассчитывал, что станет богатым, знаменитым, и все будут лизать ему ноги. Герой пропал с радара в самый сложный момент, когда люди, не понимая до конца, что делать со свалившимся им на голову миром, хотели всего и сразу. И да, Кингсли не знал, что ещё можно сделать. И чем дольше он использовал эту затею с Лжепоттером, тем более безопасной она ему казалась. Если Гарри и видел «свои» выступления в газетах и колдорадио, он ни разу не высказался против. Тем более, рядом с ним была мисс Грейнджер, которая не позволила бы ему долго игнорировать происходящее, если только сам Избранный не был согласен с тем, что вещает его двойник. Да, они ходили по хрупкому льду. И иногда с газет озвучивали неоднозначные идеи, которые принимались “на Ура” лишь потому, что их источником был сам Победитель. И он не совсем верил Гермионе, которая уже проявила в себе некоторые совершенно неожиданные качества. Видеть в ней политика пришлось, потому что вела она себя грамотно и конкретно, не давая и намёка на то, что оказалась среди властной публики случайно. А значит, скорее всего она всё же общалась с Поттером. Но тот по каким-то причинам предпочитал оставаться в тени. И где-то скреблась мысль, что это будет до поры до времени, и лишь поэтому Министр был категорически против объявления, которое всё рвалась сделать младшая Уизли. Зато, когда он увидел едва белую линию Диагностических чар, то понял, что лучшим способом отвлечь журналистов от личности Гарри Поттера будет рассказ о его скорой свадьбе. А под эту песню можно было сделать всё, что угодно. Он не был злобным гением, и уж точно не любил крутить интриги, но умел это делать, и использовал свои умения на благо страны. Он действительно беспокоился о том, что Малфои могли как-то повлиять на Гарри. Он прекрасно помнил их отношения в школе, и такая разительная перемена не могла не настораживать. А когда он увидел воспоминания Уизли… Если бы у него хватило терпения допросить его более подробно, возможно, сейчас вся ситуация выглядела бы иначе.

Он вернулся бы в Министерство, но что-то дёрнуло его проверить Мэнор. И увидев разгром, распахнутые двери, следы боя, обомлел. Он уже пожалел о том, что распустил авроров. У самых ворот лежал мёртвый оборотень, но зайти за периметр было невозможно, вид был ужасающий. А ещё стало очевидно, что всё это время на все владения были наложены чары Иллюзии. Потому что и сад, и сам особняк выглядели ухоженными, живыми, а главное, наполненными магией. Желание допросить Диггори вместе с Роном стало почти жечь язык. Сколько всего прошло мимо него, пока он пытался не дать развалиться беснующейся в своей свободе Британии.

— Министр Шеклболт? — позвали его откуда-то со стороны. — Министр? Вам нужно отдохнуть. А завтра всё станет понятно.

— Луна? Что ты здесь делаешь? — он был застигнут врасплох, и ему это совсем не понравилось.

— Жду вас, конечно. Гарри добрый, он всё сделает правильно. А вам нужно отдохнуть.

На мужчину внезапно навалилась усталость. С самого утра он пережил столько всего — и мнимая смерть Поттера, и разоблачение Скиттер, и побег девчонки Уизли, и новости от её старшего брата, попытка найти Малфоя и вот — цветущий разгромленный Мэнор. Девочка была права. Сейчас он ничего не решит.

Министр аппарировал сразу же, когда понял, что ему здесь нечего делать. И поэтому не услышал, как Лавгуд просит его не читать новости с утра, чтобы не портить себе настроение. Возможно, отнесись он внимательнее к тому факту, что на границе Малфой-мэнора его ждала ученица Хогвартса, чьего отца завтра судят за пособничество Пожирателям, он смог бы повлиять на будущее развитие ситуации. Но он и правда устал. А ещё ему было где-то глубоко в душе очень страшно. Потому что от Поттера веяло смертью. Силой, мощью. И смертью. Но энергии, которую стоило бы бросить на решение очередной проблемы, у него не осталось совсем. В конце концов, всё как-то разрешится. А если нет… Уже даже всё равно. Нужно выпить. И поспать.

— Драко, тебе нужно сказать маме, что ты в порядке, — Гермиона скользнула взглядом по Малфою, отмечая, что выглядит тот превосходно. Ни следа усталости, сила в глазах, румянец на щеках. Будто не он сейчас разворотил коридор Министерства.

— Типпи уже доложил, хозяин Драко. Хозяйка просила. Но Мэнор… — эльф возник неожиданно, без призыва, но обращался к Драко смело.

— Всё будет хорошо, Типпи. Наведи там порядок. И не высовывай носа, — Драко улыбнулся эльфу, а потом посмотрел на Гермиону и Адама.

— Вам нужно отдохнуть. Мистер Диггори, простите мне мою прямолинейность, но вам нужен врач. Или исповедник. Я предлагаю Вам отправиться к моей матери в Хогвартс. Мадам Помфри окажет помощь, а возвращаться в Министерство мне кажется сейчас неразумным.

Он увидел протест в глазах измученного схваткой мужчины, но Грейнджер взяла его за руку и попросила:

 — Адам, пожалуйста. Ну пожалуйста, пойдём со мной! — взгляд мужчины смягчился. Сейчас девушка выглядела беззащитной и очень робкой, но он видел в ней и другую сторону. Смелую, бойкую, опасную. И мистер Диггори понимал, что и Драко видит это в Гермионе, и понимал, что Драко видит и намного больше. Спорить не было ни смысла, ни, если уж честно, желания. Он просто кивнул и тихонько сжал пальцы вокруг её. Малфой удовлетворённо кивнул и улыбнулся.

— Ты не только врагов сражаешь наповал своей магией, Грейнджер! Смотри, Адам уже не молод… Ещё сердце не выдержит… — прошептал он ей на ухо совсем тихо, пока мужчина отвлёкся на Кричера, подавшего всем воды.

— Но не так и стар, чтобы разметать авроров, как кутят! — вспыхнула Гермиона, а потом поняла, что Драко говорил не о том. Совсем не о том. Она покраснела и гневно на него уставилась, пытаясь и без связи донести до него свои мысли. Но Малфой сделал вид, что этой беседы не было. Он помнил её признание. Оно тогда не имело значения, ничего тогда не имело значения, но сейчас, вспоминая её слова, он очень многое понял. Не только про их прежние отношения. Но и про то, что ей движение и борьба необходимы, чтобы дышать. Что девочка заблуждается, когда думает о тишине. Тишина её душит и гнетёт. А она считает это блаженным отдыхом. Там, в коридоре Отдела Тайн, они с Диггори думали в унисон, почти как сам Драко с Поттером. Так что не зря она ему показалась валькирией с огненным кнутом. И Адам это тоже понял.

Вернулся Поттер, плюхнулся на диван и закрыл лицо ладонями.

— Мы подумали, что Гермионе с мистером Диггори лучше побыть пока в Хоге, — Гарри кивнул, не отрывая рук ото лба.

— Это значит, что всё снова началось, да? Я так хотел, чтобы мы закончили с Мэнором, чтобы разобрались с Леди Малфой, но теперь снова нужно работать публичной куклой? Только теперь мне никто не может суфлировать, что говорить с трибуны…

— Ты недооцениваешь меня, Гарри… — улыбнулся Малфой и присел на подлокотник, укладывая руку ему на плечо. Поттер наконец открыл глаза и откинулся на спинку, прижимаясь к боку Драко и накрывая его руку своей.

— Я не хочу этого… — прошептал парень, и Драко понял, что сейчас не время для этого разговора. Он мысленно попросил Гарри ещё чуть-чуть подождать.

— Мы пойдем, Гарри… Адаму нужно к мадам Помфри. А ещё нужно поговорить с Нарциссой. А вам… Тоже… Нужно поговорить…

Они ушли через камин. Гарри с Драко ещё какое-то время посидели вместе, не двигаясь, будто застопорив этот момент.

— Чего ты хочешь, Гарри? — Драко спросил тихо, но не это было важно. Стало как-то очень остро ощущаться, что говорить об их отношениях во сне и наяву — это совсем разные вещи, а ещё, что вопрос этот касался не только того курса, что они собираются избрать для решения сложившейся ситуации.