Парни договорились, что Драко останется дома, попробует провести ритуал, чтобы снять забвение со своего рода, а Гарри поговорит с профессором Линкмором и доставит Нарциссу в Мэнор. Но вид родного дома, оставшегося пустым и безжизненным просто парализовал Малфоя.
— Ты видел его таким? — потерянно спросил Драко Поттера, осматривая покинутые картины.
— Видел. Когда пытался понять очевидное. Мне жаль, что так вышло, но я уверен, что у твоей мамы были веские причины для такого поступка.
— Возможно. Но мы не узнаем, пока не вернем её.
— Я хотел спросить… Почему нельзя просто наложить Фините?
— Потому что оно её убьёт. Она сама закрыла Мэнор, и теперь никак не может ухватиться за родовую магию. И в данный момент она и не знает, как. Не знает, что с ней. Ей просто больно. Очень. Профессор не так много мне рассказал, но по всему следует, что сначала она должна иметь шанс прийти к своему роду. А уже потом снимать Империо.
Гарри не успел выйти даже из дома. Драко догнал его и в лицо произнес то, что крутилось в мыслях и на языке с момента, как они вошли в особняк.
— Спасибо, Гарри. Пока непонятно, кто и зачем рыскал в стенах моего родового гнезда. Но я, как Лорд рода, не справился со своей задачей по его защите. А ты сделал это для меня. Спасибо.
Поттер молчал. Он понимал стремление Драко объяснить для себя каждый свой поступок. Ему ещё только предстояло навести порядок в своей голове, и то, что рассказал ему Гарри, было всего лишь началом пути. Но сейчас сказать ему было нечего.
— Я ведь прав, ты сделал это для меня?
— Да, Драко. Ни для кого другого я бы этого делать не стал.
Поттер закрыл глаза и аппарировал. Сделать это было титанически сложно. Потому что оставить Драко здесь было… Невозможно. И Гарри сделал это только потому, что ему было стыдно признаться в собственной панике. Он смог перебороть её, только напомнив себе, что Малфой, завершив все дела с мамой, решив вопросы послевоенной жизни, может принять решение уйти. И это заставило его вернуться на Гриммо, чтобы дать Драко шанс на самостоятельный выбор. Без его присутствия. Неожиданно атмосфера родного рода дала ему мужества и спокойствия. И он отправился сразу в постель, где уснул, едва только увидел созвездие Дракона, сияющее своей далёкой красотой на его прикроватном столике.
—
Поппи, увидев обоих визитёров, спустившихся из кабинета директора, тут же влила лекарство Гермионе, даже не поинтересовавшись её состоянием, а потом занялась профессором. Девушка слышала её увещевания, но не успела произнести и слова — зелье Сна без Сновидений подействовало почти мгновенно. Она очнулась отдохнувшей, и, увидев ночь на дворе, сразу встревоженно оглянулась. Всё же год войны не мог не повлиять на её умение доверять людям. Но она услышала только ворчливую заботу медиведьмы. Она говорила о последствиях заклинаний, наложенных в Адовом кольце.
— Вы-то, профессор, не могли не понимать, что, чем дольше вы оттягиваете лечение, тем сложнее будет восстановить Ваше здоровье!
Гермиона сразу же подумала об Адаме. Куда бы он не отправился после их злоключений, он мог не получить той помощи, которая ему была нужна.
— Да и где вы отыскали это проклятое место?!
— Так сложилось, дорогая моя, так сложилось. Но со всеми нами всё хорошо. Вы знаете, я понял, что был абсолютным глупцом, столько времени отсекая себя от жизни. Столько любви в этом мире. Столько настоящих чувств, столько волшебства… Клеман, думаю, не одобрил бы моего затворничества.
— Если вы хотите знать, что я думаю, то я просто убеждена, что ваш Клеман точно не одобрил бы вашу легкомысленность! Ну как же вы так! Все ваши чары остаточной магией разрушают вас изнутри!
— Если вы всё сделали правильно, то уже нет…
— Вы сомневаетесь в моей компетентности?! Снова? — вспылила волшебница, и Арман хохотнул.
— Вы знаете, что когда злитесь, то похожи на валькирию в чепчике?
— Это побочное от зелья Целостности… — смущённо пробормотала женщина, и профессор Линкмор уверенно возразил:
— Нет! Это побочное от долгого наблюдения за человеком, который не боится любить…
Чувствуя себя неловко от того, что снова стала невольным свидетелем чужой беседы, Гермиона беззвучно соскользнула с койки и вышла из лазарета.
Хог был всё ещё разрушен. Он всё ещё дышал прошедшей войной, но было очевидно, что замок исцеляется. Что трещины во многовековых каменных стенах исчезают, а домовики трепетно восстанавливают то, что им по силам. Ночь была в самом разгаре, и, не желая тревожить директора Макгонагалл, девушка решила добраться до камина мадам Розмерты. Её не покидала тревога, что мистер Диггори, не зная возможных последствий, может сильно пострадать. Как ей его найти, да и как она вообще собиралась ему помочь, было неясно. Она поняла всю глупость своей затеи только у самой границы антиаппарационного барьера. Но оставаться в замке, когда друг, если она вообще могла так назвать мужчину, в опасности, она не хотела.
Рассвет уже вполне ярко освещал улицы Хогсмида, когда юная волшебница добралась до нужного места. Она присела на крыльцо ещё закрытого кафе и вдруг сообразила: можно просто отправить вестника. Бумажный самолётик тут явно был бы недостаточно мерой, и Гермиона сосредоточилась, чтобы вызвать Патронуса. Но вместо привычной выдры перед ней лишь вспыхнуло несколько искр. Голубое свечение очень быстро исчезло, а потом на Грейнджер навалилась жуткая апатия. Встряхнув неуложенными, но всё ещё хранящими чары Шарма, подстриженными волосами, будто освобождая себя от прежней неудачи, она попробовала вновь, но раз за разом результат был тем же. Она больше не могла вызвать Патронус.
— Гермиона! Гермиона!!! Ты как тут?
Сколько времени она просидела на прохладный ступенях, было неясно. Весь мир будто подёрнулся серой дымкой. И басовитая обеспокоенность Хагрида тоже не тронула девушку. Она смотрела на него отрешёнными глазами и не выказывала никаких эмоций. Ни на шутку испугавшийся, лесничий поднял её на руки и бегом понес её обратно в замок.
— Я не думала, что она так быстро придёт в себя… – растерянно говорила Поппи. — Зелье должно было всё ещё действовать…
— Эффект Адового кольца… — отвечал ей Арман.
— Что так повлияло на неё? — спрашивала Минерва. — Как она вообще добралась до деревни?
— Я нашёл её такой, — бубнил Хагрид. — Она даже не поздоровалась…
Но весь этот диалог не имел никакого значения.
— Проверьте её палочку… — предлагал Линкмор. — Может, на неё кто-то напал?
— А где её палочка? Рубеус? — строго спрашивала Макгонагалл, но полувеликан молчал. — Мы не злимся на тебя, ты всё сделал правильно, но то место, где она была, ты точно никого не видел?
— Никого. Я пойду проверю. А где Гарри? Нужно сказать Гарри… И Рону… Что Гермиона заболела…
Грейнджер лежала на койке, иногда открывая глаза, но все вокруг мало её беспокоило. Всё вообще потеряло смысл.
— Гарри сегодня будет на церемонии открытия с Министром. Я сообщу ему, не волнуйся. Иди, посмотри, нет ли её палочки где-то поблизости от места, где ты нашёл Гермиону.
На ум девушки пришло странное воспоминание, что она уже чувствовала нечто подобное, но тогда это была безмятежность, а сегодня — это глубокая потеря смысла жить. Кто-то наложил на нее Сонные чары, и глаза сами закрылись.
Когда Грейнджер снова открыла глаза, первое, что она сказала:
— Гарри не может быть ни на каком открытии. Это невозможно! — но услышали её только домовики. Зато уже через минуту к ней спешила мадам Помфри.
— Здравствуй, милая, как ты себя чувствуешь?
— Отлично! Как профессор?
— Прекрасно. И ты была бы тоже в намного более уверенном состоянии, если бы не решила прогуляться! Если бы не Арман, мы бы ещё долго не поняли, что приключилось с тобой, девочка. Сколько ещё битв вам предстоит пройти, чтобы вы наконец успокоились и поняли, что война уже окончена?
— Не для всех, — дерзко ответила Гермиона. — И для некоторых она не окончится ещё долго… — Извините, — тут же потушила свою вспышку девушка. — Мне нужно найти одного человека. Он был с нами там… Он может также не знать… А что со мной было? — неожиданно Гермионе стало страшно, что она больше вообще не сможет колдовать.
