— Спасибо, Анжи, — сказала я наконец.

Она обняла меня, обхватив руками мои плечи и спину.

Она подержала меня так несколько секунд, глядя по спине и словно одной лишь силой воли придавая мне сил. Это тронуло меня достаточно, чтобы развеять часть того тумана, который душил мой свет. Когда она отпустила меня, я осознала, что хватаюсь за её руки, хотя объятия уже продлились дольше обычного прощания.

Мне потребовалось ещё несколько секунд, чтобы её отпустить.

Затем она холодно посмотрела на Ревика, нахмурившись.

— Ты настоящий кусок дерьма, ты это знаешь? — спросила она.

Но когда я повернулась, Ревик не смотрел на неё. Он смотрел на меня.

Его светлые глаза изучали меня — осторожные, печальные, открыто обеспокоенные, напуганные. Я почувствовала, как его свет кружит вокруг моего аккуратными касаниями, словно стараясь прочесть меня, не подступая слишком близко.

В этот раз я тоже не могла выдержать его взгляд.

— Возвращайся в любое время, — произнесла Анжи уже громче. По-прежнему складывалось ощущение, будто она говорит с Ревиком, а не со мной. — Заходи в любой момент, когда тебе захочется, Элли. И ты можешь оставаться здесь так долго, как пожелаешь.

Ревик наградил её тяжёлым взглядом.

Я ощутила в нем злость, и его пальцы сомкнулись на моей руке. Он нежно потянул меня, пытаясь ненавязчиво отвести от порога, а обернувшись через плечо, я увидела и почувствовала настоящий источник его злости. Там стоял Джейден, сверливший Ревика своими холодными голубыми глазами.

Он уставился на место, где Ревик сжимал мою руку, и его лицо напоминало бледную маску.

— Да, Элли, — Джейден повысил голос, заговорив громче, чем Анжи. — Ты можешь переехать к нам, если захочешь. Только скажи. У нас есть комната. Бл*дь. Да мы освободим комнату, даже если для этого придётся делить кровати. Можешь не сомневаться.

Я ощутила от Ревика очередной импульс ярости, когда он окутал меня плащом своего света, притягивая ближе к себе.

В этот раз жест показался чрезмерно оберегающим.

Прежде чем я успела сообразить, чем это может быть вызвано, мы уже зашагали вперёд.

Точнее, Ревик зашагал, а я последовала за ним.

Мы сделали как минимум двадцать шагов по коридору прочь от той комнаты, когда дверь за нами наконец-то закрылась. На мгновение я вновь почувствовала Анжи и нерешительность в её свете.

Она думала, что отдала меня абьюзеру. Она позволила моему мужу прийти и забрать меня, и она не могла решить, правильно ли она поступила.

Мне хотелось бы сказать ей, что всё будет хорошо.

Но я понимала, как это прозвучит.

По правде говоря, не помню, чтобы я что-то нормально им объяснила о том, почему я там находилась, но я могла представить, как выглядела, когда явилась к ним на порог. Они знали Ревика как Syrimne d’Gaos — как убийцу. Они воспринимали его как того, кто наверняка причиняет боль своей жене, ведь он убил так много других людей. Жестокие люди имели склонность быть… ну, жестокими.

Должно быть, Джон им что-то сказал.

Чёрт, да я сама могла сказать. Хотелось бы мне помнить. Я понятия не имела, что наговорила им, когда только пришла туда, или даже в первые часы после этого.

Я помнила, как Анжи орала у двери на кого-то вскоре после моего прихода — на кого-то, кто в моём нынешнем чуть менее помутнённом состоянии теперь напоминал Джона.

Но естественно, Джон пришёл бы сюда. Ревик попросил бы его прийти. Балидор также мог попросить его попытаться поговорить со мной. Они бы первым делом послали Джона, потому что Джон знал Анжи и остальных.

Но Анжи и Джона не впустила.

Подумав об этом, я ощутила неожиданный прилив тепла к моим старым друзьям из-за их попыток защитить меня от всего, что они считали вредом. Они изо всех сил старались уберечь меня, пусть даже всего лишь тем, что дали мне право запрещать любому входить в обустроенное для меня убежище.

Я думала обо всём этом, когда Анжи наконец-то закрыла дверь за мной.

И как только дверь захлопнулась, злость на лице Ревика, казалось, рассеялась. Он остановился в коридоре, осматривая меня глазами и светом, примерно в двадцати метрах от двери в комнату, которая вмещала то, что осталось от моей прежней жизни, и людей, которых я знала до него.

Пока он осматривал меня, к его глазам и рукам вернулась та нерешительная насторожённость.

Я видела, как он заметил мою одежду и, вероятно, как от меня пахло — учитывая выражение на его лице.

Однако когда он заговорил, он спросил то, что я меньше всего ожидала услышать.

— Ты накурилась? — спросил он, всё ещё осматривая меня.

Я попыталась вспомнить, когда курила тот косяк с Сасквочем, и нахмурилась.

Другие тоже курили. Я знала, что на мне мог сохраниться запах последних косяков, которые выкурили другие: Сасквоч, Джейден и Фрэнки. Запах мог остаться на моих волосах и одежде ещё долго после того, как его воздействие на мой организм закончилось. Из-за всего остального в моём свете я не могла достаточно чётко мыслить, чтобы решить, какой ответ на его вопрос будет самым правдивым.

Я подумала, что возможно, была под кайфом прошлой ночью.

Я знала, что перестала принимать косяки, когда ощутила головокружение. После этого я начала отмахиваться от них, но не помнила, как давно это было.

Субъективно казалось, что прошло несколько дней.

Когда я не ответила сразу же, Ревик выдохнул.

Я почувствовала, как из его света вышел импульс злости, но опять-таки это не ощущалось направленным на меня.

Не знаю, то ли он прочёл мой свет, чтобы узнать ответ на свой вопрос, то ли пришёл к собственному ответу, основываясь на моём молчании и выражении лица. В итоге я почувствовала, как он решил забить на это, хотя ему понадобилось несколько попыток. Щёлкнув себе под нос, он покачал головой, словно раз и навсегда вытолкнул это из своего света.

Затем он взял меня за руку, крепко сжав пальцами.

— Пошли, — сказал он грубовато.

Он ласково потянул меня за руку, его свет просил меня пойти с ним по серо-зелёному коридору обратно к центру корабля.

Я не пыталась ему противиться.

Мысль о том, чтобы спорить с ним, даже не приходила мне в голову. Я не ощущала ни агрессии, ни чего-либо ещё в его адрес.

Я не спрашивала у него, куда мы направляемся.

Он привёл меня обратно в резервуар.

По дороге мы миновали людей, которые пялились на нас.

Видящие, обслуживавшие станцию охраны снаружи резервуара, тоже пялились на нас. Я окинула взглядом их лица и глаза, не особо обращая внимание.

Ревик говорил с ними, но я не разбирала почти ничего из того, что он сказал.

В самом конце я расслышала, как он сказал им оставить нас в покое.

Я почувствовала, как они противятся этому запросу, хотя не слишком присматривалась к их реакции.

Я слышала, как Ревик по дороге совершил как минимум один звонок по коммуникатору, но разобрала лишь немногие слова. Я слышала, как он сказал кому-то «Да, она со мной» незадолго до того, как отключился и взглянул на меня, словно убеждаясь, что это по-прежнему я держу его за руку.

Не помню, чтобы он говорил что-то непосредственно мне после той первой горстки слов. Большую часть дороги по кораблю он молча вёл меня за руку.

Думаю, к тому времени нехватка сна всерьёз сказывалась на мне.

Когда мы наконец-то прошли все протоколы безопасности и вернулись в замкнутую конструкцию резервуара, он меня не отпустил. Он повёл меня прямиком в уборную через низкую дверь, которая находилась слева от его стола.

Бережно заведя меня в узкую комнатушку, Ревик не отпустил мою руку, когда наклонился, чтобы нажать на кнопки включения воды и регулирования температуры.

Включив душ, он ничего не сказал.

Слегка нахмурившись, он просто повернулся ко мне и показал одной рукой жест, который у видящих означал краткую просьбу о разрешении.