Синяя баба явно что-то усердно кастовала. Между ее рук ширилась нехорошего вида молния. Будет больно. Ох, жеваный крот, как же ее остановить?

Я сдавленно зарычал и рванулся к нимфе, или как там ее определить по каталогу волшебных созданий, игнорируя боль от вцепившегося в колено мехового шара. Хоть бы они не ядовитые были!

Другой острый клюв впился в левую лопатку.

Будет мне урок: изучай заклинание защитного контура. Дорогое, сволочь, но нужное.

Удар меча, на удивление, достиг цели. Молния в руках женщины распалась, она как-то порнушно охнула и отшатнулась. Над головой появился красный индикатор жизни, снизившийся буквально на несколько единиц. Вот ведь нарвался!

Я принялся яростно махать мечом, стараясь максимально достать синюю дрянь и не подпустить к себе хищных птице-колобков. Получалось скверно. То и дело спину и ноги разрывала острая боль. Краем сознания я отмечал, что моя собственная жизненная энергия сползла уже на треть.

Когда магическое создание в очередной раз отступило, оказавшись за деревом, я прижался спиной к шершавому стволу, напрягся и послал очередной огненный шар. На этот раз — в кишащую мелюзгу. Повезло, подпалил нескольких. Не переводя дух, бросился к колдунье. Вовремя: она уже почти доделала новые молнии.

Раз, два, три! Мышцы на правой руке уже совсем забились. Реализм, так его растак! Пришлось перехватить меч в левую. Стало полегче. После моих отчаянных атак жизнь врагини опустилась чуть ниже пятидесяти процентов. Поднажмем!

На каком-то втором, а то и на третьем дыхании я доконал синюю. Она тяжело повалилась на колени, прислужники тут же разбежались.

— Стой, не убивай! — пробормотала она, упираясь в землю узкими ладонями. — Я одна из трех хранительниц Северного леса. Без нас его сила сойдет на нет, и тысячи фейри останутся без дома и опоры!

— Да и черт с ними, — обозленно прошипел я вслух, вгоняя меч в незащищенную шею Одной Из. Все тело нещадно ныло.

Сноп синих искр. Опыт — плюс двести двадцать шесть. Золото плюс сто пятьдесят. Условные единицы — тысяча сто. Неплохо. Неизвестный синий камень — одна штука. Квестовый предмет. Мораль — минус шестьдесят. Мда, плакала моя скидка в трактирах.

Хотя, на полученную тысячу игровой валюты можно было приемлемо жить дней десять и без лояльности торгашей. Личная голда — это другое. Ее можно тратить только на сейвы и уникальные предметы. А копить золотишко — куда сложнее.

Я выпрямился, ощутил на разгоряченном лице прохладный ночной воздух. Развернулся, чтобы собрать трофеи с убитых «птичек».

В этот момент все подернулось серой рябью, поплыло. Появилось ощущение невесомости. Все понятно, плановая перезагрузка.

***

Первым в мое сознание проник неприятный шум. «Ток-ток-ток» — раздавалось с равными промежутками времени где-то возле правой руки.

Я попытался разлепить глаза. В них ударил белый электрический свет. Пришлось минуту моргать, приходя в себя.

Давненько я не видел родной мир. Интересно, сколько тут прошло? И зачем меня «включили»? Обычно на время плановой перезагрузки всех погружают в глубокий сон при помощи простой инъекции. Чтобы не было шока от соприкосновения с настоящим и ничто не мешало равномерно вживаться в Игру.

В крохотной светлой комнате никого не оказалось. Только возле кровати все так же «ток-ток-токал» небольшой медробот с наполненным шприцом. Иглы не было. Двинув рукой, я нашел ее в кровати. Значит, просто дурацкий сбой.

Ну ничего. Можно нацепить иглу на шприц самому или дождаться специалиста, делающего обязательный обход.

Нестерпимо захотелось выглянуть в окно — узнать хотя бы, зима сейчас или лето. Но в палате была только дверь.

Выбраться в коридор?

Я шевельнулся. Мышцы слушались неохотно. Их искусственно поддерживали в приемлемом тонусе, но и только.

Да чего я там не видел? Наша «база для доживающих» находится за полярным кругом. Тут разве что чахлые ползучие березки, да необъятная черно-синяя даль. Камни и море.

Для жизни место неидеальное, а вот для нашего, с позволения сказать, санатория — просто супер. Энергией его обеспечивает собственная приливная электростанция. Удобно и недорого.

И все-таки, зеленеют ли сейчас березки? А небо? Какого цвета настоящее, не рисованное небо? Я, кажется, забыл.

Кряхтя, поднялся. По стеночке добрался до двери, воровато выглянул. Никого. Узкий белый коридор. Справа, метрах в тридцати, тупик. За окном светло. Значит, не зима. Уже неплохо.

Я неспешно заковылял к цели. Ну, поймают так поймают! Ругаться никто не станет, я ведь не заключенный, в конце-то концов!

Далеко внизу, на равнине, уходящей к бескрайней водной глади, лежал туман. Холодные сумерки, предваряющие рассвет. Я почему-то был уверен, что уже совсем скоро из-за горизонта покажется солнце. Оно же не должно скрываться надолго в этих краях?

Вот и золотистое зарево разливается по легким облачкам… Да-а, передо мной самая лучшая графика! Жаль только, что сюжет — дерьмо.

Скрипнула дверь совсем рядом. Я вздрогнул, обернулся и встретился взглядом с худой, всклокоченной светловолосой женщиной. Пожалуй, красивой, но измученной и отстраненной. Она живо напомнила мне актрису Тильду Суинтон из фильмов начала века.

— Никого? — хрипловато спросила она, выбираясь из палаты. За ней катилась большая капельница, закрепленная на подставке с колесиками.

— Пока никого, — ответил я. Будете смотреть рассвет?

— Буду. Если вы мне поможете подойти к окну.

Я проковылял к новой знакомой, чтобы поддержать. Фоном мелькнула мысль: «жаль, что очки морали здесь не начисляются».

Пальцы женщины были тонкими, желтоватыми, а кожа — почти прозрачной.

— А вы тут… с чем? — неловко спросил я, помогая ей добраться до узкого подоконника.

— Какая разница? — она только махнула свободной рукой, ничуть не обидевшись. — Главное, что это уже ненадолго.

Мы замолчали, глядя, как краешек солнца поднимается из-за синего горизонта. На воде заискрилась золотистая дорожка. Все краски стали ярче, и я окончательно понял, что на улице начало полярного лета. Белый туман заискрился, побежал волнами.

Безумно захотелось распахнуть окно и вдохнуть настоящий, напоенный незнакомыми ароматами воздух. Но в нашем распоряжении был только его стерильный больничный суррогат и рама без всякого намека на ручки и задвижки.

— А может разобьем стекло к чертям? — вдруг спросила женщина, словно подслушав мои мысли.

Я взглянул на нее. Изможденное лицо оставалось серьезным и только в прищуре глаз таились веселые искорки. Не у каждого здорового человека есть такой огонек.

Пожалуй, для нее я разбил бы не только окно. Жаль, что это единственное, чем я могу ей помочь.

— Сейчас попробуем, — я огляделся. Как назло, поблизости не было ничего громоздкого кроме стойки с капельницей. Мягкая казенная обувь тоже не годилась. Хоть бы цветок какой поставили, жмоты!

Растерянность плавно превращалась в раздражение. Вот она — возможность совершить маленький, хоть и дурацкий, подвиг в реальном мире. А подходящего орудия нет.

Я сунулся в ближайшую палату, потом в соседнюю. Люди мирно спали на своих кроватях. Набор предметов разнился в зависимости от тяжести состояния. Личные вещи тут были ни к чему. Я ругнулся сквозь зубы, стащил с одного из пациентов легкое покрывало. Ничего, не замерзнет. А вот нас уже через пару минут могут обнаружить. И все, я больше никогда ее не увижу.

Впрочем, а должен ли? Откуда эта странная симпатия?

Насколько мог быстро прошел обратно, плотно обматывая локоть тканью. Моя муза разрушения засмеялась:

— В одном фильме я слышала фразу: «на небе только и разговоров, что о море». А тут вот и море есть, и вроде как мы уже совсем на пути к небу, а мыслей и разговоров у нас только о том, как разбить дурацкое стекло.

Я улыбнулся. Мне тоже всегда нравился этот фильм.

— Ну, банзай! — я саданул локтем прозрачную преграду. Крепкая! Ушибся даже сквозь все слои ткани. Но собеседница совершенно искренне заливалась смехом, и я попробовал снова. Теперь в свете восходящего солнца ясно зазолотилась длинная косая трещина.