Георги тут же спохватился:

— Да, да, заходите! Что же это я… Студено нынче.

Димитр с удивлением разглядывал обстановку в избе, домашнюю утварь. Не то чтобы он не видел всего этого у себя в краю, но не вязался у него образ Георги со всем этим. Хотя, нужно признать, Георги сильно изменился. Его болезненная худоба и бледность пропали без следа. Теперь он был не худым, а жилистым. Меньше всего теперь он походил на изнеженного юношу. В его взгляде появилась серьезность, и даже какая-то суровость. Мозолистые руки, обветренное лицо. Но при всем при этом было видно, что Георги счастлив.

— Марфуша, накрывай на стол! Встречай дорогих гостей!

Марфуша, так звали незнакомку из зеркала, заулыбалась, засуетилась.

— Георги, это мой прадед, Стефан Карловиц. Великий магистр. Он действительно оказался жив!

Георги с большим удивлением слушал рассказ друга о невероятных событиях, произошедших с Димитром и его прадедом.

— Теперь ты понимаешь, почему я так долго не объявлялся? В том мире прошло всего-то несколько дней, а тут уже… А сколько, кстати, времени прошло, как мы потерялись?

Георги почесал затылок:

— Ну, попал я сюда летом, а сейчас уж зимы середина… Вот и считай.

— Вот то-то и оно! Ну, а ты как тут? Сладилось у вас с Марфушей?

Георги заулыбался:

— Сладилось. Нас уже и поженить успели. Сначала, конечно, туго пришлось. Народ тут балакает не по-нашему. Но ничего, сейчас уже понимаем друг друга.

С первого взгляда было видно, что Георги и впрямь любит свою Марфушу. В его взгляде, обращенном на жену, было столько любви и нежности, что Марфуша смущенно улыбалась.

Разомлев от горячих щей и наливки, Димитр разболтался:

— Георги, как же она тебя полюбила, такого балабола?

— А вот может за это и полюбила! У них ведь здесь мужики как: коли понравилась девка — ущипнут за зад. Ну, а если шлепнули по заду — значит любовь до гроба! Не привыкли они к другому обращению. А тут я появился — ручку поцелую, серенаду спою, стихи прочитаю. Тут кто хочешь с ума сойдет.

— Ну, а какой ей от тебя прок? Ты же сам говорил, что никакому ремеслу не обучен? Как же ты живешь-то? Деревенская жизнь не сахар.

— Так, я ради Марфуши всему научился. Я теперь и дрова рубить могу, и траву косить, и даже корову доить! Живем не богато, но и не бедствуем. Я теперь в хозяйстве-то разбираюсь. Вон избу подлатал. Не бедствуем.

— А что, хозяйство-то большое?

— Да пустяки! Куры, корова да лошадка. Я по весне поросей решил завести. Буду потом сало коптить! Да жеребчика надо молодого прикупить. Лошадка уже старенькая, недолго протянет.

Димитр с удивлением слушал рассуждения друга. Вот уж он не ожидал, что Георги так быстро освоится и станет рачительным хозяином. Ему однозначно путешествие пошло на пользу.

Магистр все это время сидел молча. То ли думал о чем-то своем, то ли дремал. Потом, словно очнувшись, спросил:

— Скажите-ка мне ребятушки, что вы дальше делать будете? Как судьбу свою устраивать?

Георги удивился:

— А чего ее устраивать? У меня все по полочкам разложено. Хозяйство пусть небольшое, но есть. Изба пусть и не новая, но от холода и от дождя укрывает. Жена красавица, а там, глядишь, и детки пойдут! Чего еще надо?

— Ну, а ты, Димитр?

— Да я теперь и не знаю. Сначала я думал здесь поселиться, рядом с Георги. Я же думал, что ты здесь по соседству живешь.

Стефан окинул друзей хитрым взглядом:

— А не хотите ли вы, ребятки, домой вернуться? В родные края?

Георги вздохнул:

— Оно, конечно, хорошо бы. Но тут я хозяин, а там? Жить нахлебником у брата? Да он, узнав, что я женился без его ведома на простой деревенской девушке, и знать меня не захочет.

Димитр вторил ему:

— Я бы и рад вернуться, но куда? В жалкую лачугу, которая мне досталась от отца? — Димитр развел руками.

— Ну, вообще-то, я хотел вернуть назад свой замок.

— Дед, это пустая затея! Твой сын продал его, и теперь там другой хозяин.

— Ну, это мы еще посмотрим! А сейчас, Димитр, нам нужно принять надлежащий вид.

И действительно, одеты они были не по сезону. В тонких рубашках и штанах, да к тому же и босяком. Магистр что-то пробормотал под нос, махнул рукой и Димитр увидел, что одежда на нем переменилась. Кожаные сапоги на меху, суконные штаны, а поверх рубахи жилет.

— Ну, а остальное, тебе Георги одолжит. А то, ты слишком выделяться будешь.

Сам же Стефан облачился в черный камзол, такого же цвета штаны и широкий плащ. На груди сиял орден магистра.

— Я отлучусь ненадолго. А вы пока отдыхайте, — с этими словами, магистр повернул перстень и исчез.

Стефан Карловиц стоял на вершине холма и с волнением смотрел на большой замок, расположившийся у подножия. В его памяти место, которое он считал домом всегда было наполнено разнообразными звуками: людской гомон, скрип колес повозок, песни цыганского табора, частенько останавливающегося подле замка Карловиц. На просторной базарной площади к мешанине звуков добавлялся птичий гвалт, визжание свиней и мычание коров. А если свернуть с улочек замка и пройти под самые его своды, свернув вовремя в боковую арку, то с открытой террасы можно услышать плеск воды о весла лодочника, который за медяки катает влюбленные парочки в своей старой лодке по озеру.

А сейчас здесь царила тишина, которую нарушало только завывание ветра. Превозмогая порывы холодного ветра Стефан спустился с вершины, все сильнее кутаясь в теплый плащ. Там, где раньше пролегала хорошо заметная дорога из ближайшего селения к воротам замка теперь не было на неё и намека. Да и сами окрестности заметно изменились. На лугу, который часто становился пристанищем цыган, теперь разрослись поросли кустарника и бурьяна. При вспоминании о цыганах в груди магистра болезненно скребнуло, но он отогнал это чувство — сейчас есть дела поважнее, чем проснувшаяся совесть.

Ворота замка были закрыты, что было удивительно — среди бела-то дня. Места здесь всегда были спокойные, от кого же заперлись обитатели замка? Да и есть ли они — уж слишком безлюдно. Погромыхав кулаком о ворота и не дождавшись ответа, Стефан прошел вдоль высоких стен, местами поросших мхом. Если пройти вдоль стен вправо от главных ворот, то через несколько метров наткнешься на еще один вход, которым пользовалась господская прислуга. Без надежды на успех магистр стукнул кулаком и громко крикнул:

— Эй, есть здесь кто?

Как ни странно, но за воротами послышались шаги, кряхтение и оконце в воротах отворилось. На Стефана глядел с любопытством и интересом седой старик, которого видимо магистр оторвал от трапезы. Старик что-то жевал, а в его седой бороде застряли хлебные крошки.

— Уважаемый, а могу я увидеть владельца замка?

Старик не торопясь прожевал, и кхекнув, ответил:

— А вы кто таков будете? И за какой надобностью вам владелец?

— Разговор серьезный есть. Почему у вас средь бела дня ворота закрыты?

Старик удивился и понизив голос, спросил:

— А вы что, не здешний что ли?

— Здешний, но давно не был в родных краях. Вернулся и не узнал замок…

Старик за воротами задумчиво глядел на Стефана, словно размышляя: поговорить с этим незнакомцем или закрыть ворота от греха подальше. Магистр по своему расценил молчание старика и положив на ладонь пару золотых монет, подкинул их. Старик сразу чему-то обрадовался и заскрипел засовами, приоткрывая ворота и пропуская внутрь магистра.

Димитру все не терпелось узнать — как же произошла первая встреча его друга с Марфушей. Дождавшись, когда жена Георги вышла из горницы, Димитр пристал к другу с расспросами.

— Когда я очутился здесь, — начал свой рассказ Георги, — была ночь. И хоть и лето, да что-то студено было. А мне, сам знаешь, в ту пору много не надо чтобы захворать. Я ночь-то всю под забором у Марфуши и просидел. Ночью разве кто в избу пустит? А Марфуша сирота, одна жила. Так она на ночь на семь запоров запиралась. Под утро у меня уже зуб на зуб не попадал. А тут и пастухи стадо повели, и Марфуша тоже свою буренку вышла в стадо проводить. Таким промокшим от росы да продрогшим она меня и увидела. Баба она жалостливая, вот и меня пожалела, в избу провела. А меня уж лихорадка во всю колотит. Ну, она меня на пуховую перину, да под теплое одеяло. Обычно, коли уж я захвораю, то недели две меня на ноги ставят. А Марфуша за три дня меня от лихорадки избавила! Бабка у нее травки разные знала, вот и Марфуша травками всякими меня лечила. И что ты думаешь? С той поры еще ни разу меня никакая хворь не одолевала.