Нужно так сильно, что он готов притягивать Слышащих, вклиниваться в их мозги и требовать помощи.

И кто знает, не решит ли Шейн собрать еще один отряд. Это глупость, конечно, особенно после того, как в этих руинах исчезло уже две группы, но… нельзя было исключать и такой исход.

Без связи, без помощи от Шейна и Марты мы — слепые котята, что вынуждены тыкаться в стены и выполнять требования, глупо надеясь, что все решится само по себе.

Обернувшись, я увидела рядом Карлоса. Он скользил за мной бесшумной тенью и улыбнулся, стоило только столкнуться с ним взглядами.

В груди защемило. Это все было несправедливо, неправильно!

А если он здесь погибнет?..

В голове что-то щелкнуло, и я поморщилась от досады и стыда. Ведь то же самое он каждый раз думал обо мне. Только высказывал свои страхи, требовал отступить, отойти от дел, жить жизнь, а не проводить ее, хрен знает где, вслушиваясь в истории древних развалин.

А я молчала.

Потому что любое мое слово Карлос бы обернул против меня.

“Я хочу тебя спасти, — сказал бы он. — Но ты отказываешься, а потом выдвигаешь мне такие же требования. Все должно быть честно, palomilla, или вообще не быть”.

Вот и не было никаких “мы”. Только “ты” и “я” и пропасть несогласия где-то посередине.

И именно сейчас я отчего-то стала остро чувствовать собственное бессилие. Желание уберечь, а не нестись вперед, сметая все на своем пути, хватаясь за призрачный зов камней, как за путеводную нить.

Будто голос Карлоса, бившийся молящим шепотом все эти годы, что мы расходились и сталкивались вновь, наконец пророс во мне горьким семенем сомнений и страха.

Почему?

Рука рефлекторно потянулась к животу, но я себя вовремя одернула.

Не хватало еще, чтобы Карлос хоть что-то заподозрил! Пусть лучше спишет мою слабость и тошноту на местный климат.

“Это все ты виноват”, — подумала я грустно, обращаясь к крохотной жизни внутри. — Или виновата. Я не знаю, кто ты, но перестань влиять на мои чувства. Это нечестно”.

Какая же ты дура, Оттавия.

Сейчас совсем не время пересматривать приоритеты.

Может, немного позже…

Когда я подошла к краю, где начиналось целое “ничего”, то увидела перед собой панораму города, лежавшего внизу.

Тот путь, который мы проделали, оказался лишь “холлом в огромном особняке”. Крохотным закутком, где гости скидывают верхнюю одежду и оставляют обувь.

Все самое главное расположилось впереди. И на десятки миль вокруг открывался захватывающий дух вид из густой зелени, ярких пятен цветов и белых стен, сплетавшихся в закрученные лабиринты.

Из зелени вверх тянулись башни, пронизанные узкими вырезами-окнами, двух и трехэтажные дома, сложенные из того же камня, что и поверхность лабиринта.

И ко всему этому великолепию вела целая система мостиков и лестниц, повисших над пропастью глубиной в три сотни ярдов.

— Вот это да, — восхищенно выдохнул Карлос, встав рядом со мной. — Придется дождаться утра. Скоро стемнеет, и спускаться опасно.

Он взял меня за руку, и я не отстранилась и не пыталась вырваться.

Это простое и теплое прикосновение было как никогда кстати.

Стемнело быстро. Небо превратилось в одно темно-синее, затянутое тучами полотно, сквозь которое тут и там в рваных проплешинах проглядывали звезды.

Прямо на земле передо мной стояли две топливные пирамидки, начинавшие медленно тлеть. Через пять минут они вспыхнут частым охряным пламенем и будут тихонько гореть до самого рассвета, пока не превратятся в горстку белоснежной пыли.

Я уселась перед пирамидками и наблюдала, как Берта неспешно меряет шагами небольшой пятачок между узким проходом, откуда мы пришли, и пропастью, где внизу поскрипывали мосты. Карлос сказал, что снаряжение не потребуется. Справа от обрыва, за изгибом стены, где, казалось бы на первый взгляд, ничего не было, обнаружилась каменная лента карниза, по которому можно было пройти, прижавшись к отвесной поверхности спиной.

— Там небольшая площадка и лестница вниз, — Карлос хохотнул. — У бывших жителей явно были проблемы с размерами. По лестнице придется ползти.

Берта вернулась к “костру” и развернула прямо над ним голографическую карту.

— Странно тут все, — проворчала она. — На первоначальной съемке здесь ничего нет.

Она крутанула карту, перевела ее в режим “реального вида” и приблизила. На съемке не было ничего похожего на мостики — только провал в неизвестность, черный и зияющий, как пасть голодной змеи, залегшей где-то внизу и способной проглотить все, что упадет.

— Это что? — спросила я, всматриваясь в изображение. — Ярусы?

— Так и есть. По нашим прикидкам город строили в три этажа, — Карлос устроился рядом со мной и рассматривал карту снизу вверх. Ее призрачное голубоватое свечение рисовало на его смуглом лице странные, потусторонние тени. — Отсюда и все эти мостки и переходы. Но когда мы проводили глубокую разведку — нижний ярус был затоплен. Давно. Никаких мостов там не сохранилось.

— Никто же не мог их отстроить за пару дней, — нервно хихикнула я. — Не прыгнули же мы назад во времени, чтобы посмотреть на все это великолепие?

Мы все дружно переглянулись и замолчали.

Сейчас любое предположение не выглядело слишком уж фантастичным. В конце концов, лагерь куда-то исчез, связи с ним не было, а сидящий на земле дрон — молчаливое напоминание, что происходящее мне не снится.

По коже пробежали мурашки.

На короткое мгновение я все же усомнилась. Допустила мысль, что все это — навеянное камнем видение. Вот только зачем бы ему так с нами играть?

Тот, кто хочет получить помощь, не станет издеваться над теми, кто может ее дать.

Пусть даже я все еще плохо понимала, что именно должна сделать.

— Допустим, что здесь живут какие-нибудь волшебные гномы, способные возвести дворец за день, — голос Берты звучал слишком серьезно. — Думать об этом смысла нет: все равно ничего не выдумаем. Будем двигаться осторожно, по мостикам не прыгать, в догонялки не играть и, может быть, доберемся до центра города живыми.

— Как прикажешь, Берти, — хмыкнул Карлос.

— Люблю, когда он такой покладистый, — доверительно шепнула мне женщина, когда объект обсуждения отошел к самому краю обрыва. Я чувствовала волнение Карлоса так же явно, как если бы оно подошло и коснулось моей руки. О чем бы он сейчас ни думал — мысли эти были мрачные. — Сразу становится похож на моего старшего сына, аж сердце греет.

Она достала из сумки питательный батончик и с наслаждением откусила. Один только вид еды вызвал в животе настоящую кислотную бурю, но я сдержалась, чтобы не поморщиться и не свернуться клубочком, успокаивая взбунтовавшийся желудок.

— У тебя есть дети? — хотелось чем-то заполнить навалившуюся тишину.

Карлос повернулся к нам лицом и поглядывал на узкий проход в камне, а я думала, что если некто был способен забабахать такой город, то неужели он не догадался придумать дверь пошире?

В этом должен был быть какой-то смысл, но я не могла поймать его за хвост.

— Двое, — ответила Берта, и на ее губах заиграла мягкая улыбка. — Мальчишки-сорвиголовы, вечно влипают в неприятности.

— Тяжело, наверное, оставлять их и лететь на задание.

Женщина качнула головой. В ее глазах мелькнуло что-то темное, холодное, как если бы мои слова задели в ней струны, о которых она предпочитала не думать.

— Тяжело, конечно. Это почти как отрывать куски от собственного тела. Снова и снова. — Берта широко улыбнулась, отгоняя мрачные мысли. — Но детишки себя обделенными не чувствуют. С ними моя сестра, а Краш и Марти прекрасно понимают, что мама не просто так летает по всяким “странным местам”. Совет Заграйта хорошо награждает тех, кто принимает участие в экспедициях вне колониального пояса. — Женщина повысила голос, пародируя все те голографические плакаты, висящие в столице на каждом шагу: — “Мы подарим вам будущее!” И вся эта мишура. Если отслужу на благо Совета еще два года, то мои мальчики спокойно смогут учиться, где захотят.