— Боюсь, дитя моё, здесь я не имею власти. — она говорила неестественно сухо.

Да я уже догадался.

Возможно, не лежи я сейчас скованный невидимыми узами по рукам и ногам, в склепе, я бы и проникся глубиной трагедии, которую испытывает эта сущность. Всё же… она не то чтобы хочет кому-либо зла. Из того, что я понял, всё, что ей нужно — это побольше таких, как я или Родион. Однако из-за силы и губительной энергии, что после неё остается, среднестатистический отпрыск скверны… выглядит довольно жутковато.

Как бы там ни было, еще пара вещей остается совершенно непонятными.

— Хорошо, — я снова посмотрел на старика. — Но… каким боком здесь я и Элиза?

Девушка бессильно сидела на полу, в дальнем от меня углу комнаты и апатично смотрела куда-то перед собой. Она перестала кричать практически сразу после того, как увидела, что я проснулся и оцепенела — прямо как тогда, перед клубом. С одной стороны, её истерика бы ничего не решила, но с другой… мне прекрасно известно, что Элиза способна на большее, нежели беспомощный ор в слезах. Будет жаль, если она окажется не в состоянии хотя бы попытаться мне помочь.

— Как я и говорил — дюны состоят из бесчисленного числа маленьких песчинок. И ты стал одной из этих песчинок. Возможно, даже кучкой, — он поднял указательный палец вверх. — Очень важной кучкой, если так будет угодно твоему самолюбию.

— Благодарю. — я издевательски сощурился.

— Ну а насчет бесполезности, — старик апатично глянул по сторонам. — Многие проблемы попросту не имеют «красивых и простых» решений. Как бы этого нам не хотелось. Мы не можем просто взять и сделать так, чтоб никто не голодал. Не можем сделать так, чтоб никто не страдал и не умирал.

— И поэтому ты так убиваешься? Ради латки, которая поможет сдержать скверну на лишний год? — я закачал головой.

— Марк, — он цокнул языком. — Весь мир, весь наш социум состоит из костылей да латок, которыми мы заделываем пробоины и надеемся, что корабль доплывет до суши. Только вот суши нет, — он развел руками и слегка скривился от боли в груди, — Людям лишь остается делать все, что оттянет неминуемый конец как можно на более дальний срок. Это называется — выживание.

Я хмыкнул.

— Людям. Но ты не человек.

На это он просто рассмеялся.

— А ты Марк, сам-то кто? — он приподнял подбородок и сделал небольшую паузу. — Человек?

Я не знал как ему ответить. Даже для себя не мог определиться с тем, какой ответ будет честным.

Старик заметил мою заминку:

— Если тебя интересует мое мнение: я живу в мире людей. Среди людей. И даже если я от них отличаюсь, я все же считаю себя человеком. Что и тебе советую, Марк.

Хороший совет. Не звучи он так лицемерно из его уст.

— Нет простых решений? — я посмотрел на Родиона изподлобья.

— И да, и нет. Марк. Ты впитал в себя источник скверны целого города и хоть бы хны, — старик вновь цокнул. — Когда вымрут все твари, а произойдет это довольно скоро — в этом месте снова можно будет жить. Ты понимаешь, насколько это уникальная способность?

Я нахмурился.

— Мы уже выяснили, что это временное решение.

Родион улыбнулся.

— А если бы в тебе было больше энергии, Марк? Тогда можно было бы избавить от этой заразы не только один город… а там и от силы избавиться недалеко. Покончив с циклом.

— Ты пропускаешь ту часть, где я понимаю, о чем ты говоришь.

Старик закатил глаза. Ему всё же было трудно собрать мысли вместе.

— Есть печати, которые позволяют забрать у пробужденного силу. В теории можно опечатать весь мир.

Звучит как бредовая сказка. Запечатать пробужденных? Забрать силу? Да он даже скверну не может устранить, лишь нашел способ перелить её в меня. Скорее поверю в то, что старик просто хочет найти способ убить всех пробужденных. Разом.

— И… — увы, я догадывался, к чему он клонит, — следовательно, ты хочешь засунуть в меня скверну со всего мира?

Родион удивленно посмотрел на меня.

— Разумеется, нет. Такой массив энергии разорвет тебя на куски, — по какой-то неведомой причине это немного задело моё самолюбие. — Для начала ты впитаешь в себя энергию только этой страны.

Я широко распахнул глаза.

— Для начала?

Он кивнул.

— Дальше нам предстоит повторить этот процесс. Тебе предстоит. Я… — он указал на нож у себя в груди, — боюсь, буду не в состоянии с тобой расхаживать.

— Хотя бы на этом спасибо, — я сощурился.

Старик хмыкнул и сделал вид, будто не слышал моих слов.

— Но не переживай. Ты не будешь один. Эти пятеро тебе помогут очистить мир от скверны, — он указал на трупы под моими ногами. — Конечно, с ними должен был быть Вульфрик, но ты сам решил обречь его на жалкое существование калеки, — Родион самодовольно улыбнулся, — и меня такой расклад устраивает.

— И… каким образом мне должны помочь пять мертвецов?

— Об этом ты узнаешь после ритуала.

В этот момент произошло сразу две вещи — я понял, что Долгов окончательно сбрендил, и пришла в себя Элиза.

Услышав имя отца, она вышла из оцепенения и быстро закачала головой. Кроме меня, этого никто не заметил. Будет преступным преуменьшением сказать, что лицо девушки выглядело удивленным. Кажется, она только сейчас обработала сказанное Родионом и пребывала в не меньшем недоумении, чем я. Она не произнесла ни слова и медленно поднялась на ноги.

Я рассмеялся.

— Погоди-погоди. Значит, ты хочешь, чтобы я ходил по всему миру с группой трупов, аки Господь с апостолами… и поглощал отовсюду скверну, а заодно опечатывал всю планету? — мой смех резко оборвался, а на его место пришла тихая злоба. — Единственное спасение — это одновременно избавиться от всех пробужденных, и тут же — от скверны. Да еще и так, чтоб не осталось ни единой капли. Ведь любой остаток, всего один-единственный пробужденный рано или поздно приведет к статусу кво.

Родион молча пялился на меня с плохо скрываемым раздражением.

Правда глаза режет?

Я снова продолжил.

— И если ты сейчас мне скажешь, что всё… чего ты меня лишил, всё, через что я прошел… было ради этого бесполезного дерьма, то я… — одна мысль об этом заставляла меня дышать чаще от злобы. — Опечатать всю планету? Это даже звучит смешно.

Я понял, что меня так сильно бесило в этом старике. Что не давало довериться ему до конца.

Его идиотская, фанатичная уверенность в том, что всё можно просчитать и предвидеть. Его вечно самодовольное лицо, не сомневающееся в том, что он самый умный парень в комнате. Но больше всего — тот факт… что это всё разбивалось буквально о любую ситуацию с которой мне приходилось столкнуться. Все его мудрые советы, планы и наставления не стоили и ломаного гроша в свете того, насколько безумно и хаотично развивались события последние несколько недель. И хотя он постоянно пытался сделать меня виноватым, когда я ломал его ожидания… у меня не было сомнений в том, что слушай я его беспрекословно, то совсем скоро бы обнаружил себя в еще больше дерьме, нежели нынешнее.

Я понял, что… ненавижу Родиона Долгова.

А ему, в свою очередь, было неприятно выслушивать вполне резонные замечания. Кажется, от того, чтобы вмазать мне, старика удерживал только нож в сердце.

— Можешь смеяться, пацан. Всё равно это ничего не изменит. Когда в тебя вольется скверна, твоя психика не выдержит и тогда ты сам будешь просить, чтобы мы тебя направляли.

— Да-да-да, — я буквально выплевывал слова, — Знаешь, что я думаю, Родион?

Он промолчал.

— Ты просто толчёшь воду в ступне. И наслаждаешься этим, — я глянул на Скверну, что всё это время держала старика за плечо, — Я не знаю, что в голове у твоей жёнушки и что ей на самом деле движет. Но вот тебя… Тебя я, кажется, наконец понял.

Уголки его рта едва заметно задрожали.

— Ты боишься изменений Родион. Ты хочешь видеть мир таким, каким он был раньше, как в твоем детстве, или до обращения в собачонку темной энергии, полагаю. Если бы ты искренне захотел, уверен, ты нашел бы вариант, как избавить мир от скверны более простым способом. Но давай будем честными. Тебе это не нужно. Ты просто хочешь, чтобы всё вокруг тебя снова стало привычным, не более.