Он на секунду задержал на мне свой взгляд, но в остальном не проявил к нашей компании ровным счетом никакого интереса. Лишь ответив Говарду на приветствие кивком.

Следующий столик был даже больше прежних. Не уверен, сделано ли это затем, чтобы ненавязчиво указать гостям на то, кто здесь все-таки хозяин, либо Гас Острих банально не помещался за обычным… однако факта это не отменяло. Владелец поезда сидел прямо посреди вагона — так, чтобы было видно всех сразу и никого конкретно одновременно. Я не шутил, когда говорил, что он может не уместиться за простым столом, мужчина действительно был огромен в своих размерах, говорил с одышкой и из физической активности был, пожалуй, способен только на перекатывание монетки в пальцах, чем сейчас и был занят.

Не могу сказать, что я удивился, увидев рядом с ним пару проводниц, мило усевшихся по сторонам. Не то, чтобы я любил судить людей по внешности, однако при взгляде на их накачанные ботоксом и силиконом тела от чувства, что если их и наняли за профессиональные навыки, то никак не за железнодорожные, отделаться было сложно.

Говард остановился возле него и завел небольшой разговор, где благодарил господина Остриха за гостеприимство, на что последний просто лениво покачивал головой, больше заинтересованный в своих сотрудницах. Мы с Элизой продвинулись чуть дальше к пустому столу Белецких. Прямо напротив него расположился лысый мужчина в очках, оправа которых плотно ложилась прямо на его длинный, римский нос.

Увидев его, Элиза как будто немного смутилась. Он это заметил.

— О, Элиза! Пришли сюда, чтобы в очередной раз разбить мне сердце отказом? — мужчина подтрунивая улыбнулся.

— Боюсь, что да, господин Гродский, — Элиза хмыкнула. — Пока что актерская карьера в мои планы не входит.

— Ну, тогда давай сделаем тебя певицей! — Гродский рассмеялся, как не в себя, но довольно быстро успокоился. — Ты знаешь, куда звонить.

Клан Гродских занимается сферой развлечений, СМИ и всем прочим. Многие простые девушки бы сутки простояли в очереди просто затем, чтобы поговорить с ним пять минут.

Элиза улыбнулась и упала за столик. Я присел рядом. Вскоре к нам присоединился и Говард, после чего мы заказали у проводницы-официантки первые попавшиеся коктейли и стали ждать, пока все присутствующие вдоволь натреплятся языками. Чем больше проходило времени, тем сильнее смешивался состав каждого из столиков. Люди подходили друг к другу за столики — кто-то с широкими объятиями, словно к старым друзьями, кто-то абсолютно равнодушно, только ради того, чтобы не показаться грубыми, но в целом главы кланов и их помощники активно перемещались по вагону, как будто на какой-то вечеринке.

— И где Гиарр? — спросил Говард, когда окинул взглядом вагон, отпивая коктейль. — Обычно его облепляют со всех сторон.

Разумеется, Председатель Гиарр имел очень большой вес, как в совете, так и вне его.

— Наверное, с отцом, — Элиза постучала ногтями по стеклянному стакану.

Я развалился на спинке дивана и ухмыльнулся.

— Где ему еще быть? Если кто и в курсе того, что произошло, так это он. Наверняка сейчас сидят и не могут народоваться тому, как удобно все вышло с Роттами, — я посмотрел на Элизу. — Когда уже начнется совет?

— Потерпи, малец. Начнется, куда он денется, — бородатый мужчина, что подошел к нашему столику сбоку, громко засмеялся и перевел взгляд с меня на Говарда. — Прими соболезнования по поводу брата, Говард. Надеюсь, теперь Ротты понимают как важно позаботиться о клановой безопасности.

Глава клана Платовых, насколько мне было известно, поддержал Белецких на прошлом совете. Видимо, он был настолько заинтересован в том, чтобы план Вульфрика сработал, что не постеснялся подойти к нам во время этапа беседы. Обычно обсуждение тем, что будут подниматься на совете, до его начала, считалось дурным тоном. Говард же сделал вид, что всё нормально и вежливо улыбнулся.

— Благодарю, Глеб. Ты не останешься разочарован советом, я тебе так скажу.

Услышав это, Платов довольно поджал губы и подмигнул Говарду, после чего отправился обратно к своему месту. Дождавшись, пока он уйдет, дядя фыркнул.

— Они все хуже чем пираньи.

— А ты святой здесь, да? — я приподнял бровь.

Говард ничего не ответил.

После того, как к нам подошел Платов, наш столик заметили и все остальные присутствующие. Следующие полчаса мы провели за настолько бесполезными, насколько и бесконечными беседами с главами кланов, их помощниками, наследниками… и прочими фальшивыми уродами. Кто-то «незаметно» подбивал клинья к Элизе, кто-то невзначай пытался узнать у Говарда причину, по которой было созвано внеочередное собрание, кто-то приходил просто поболтать, но все они были одинаково утомительны.

Я сдался самым первым. В отличие от Говарда и особенно Элизы, я только начинал набивать свой стаж в лицемерии, а потому притворяться вежливым и внимательным так долго, как у них, у меня не получалось. Мне захотелось немного побыть в тишине, а заодно и убедиться в том, что купе с проводниками с небольшим секретом никто не собирался открыть.

— Прошу прощения, — я встал из-за стола, натянуто улыбнувшись. — Нужно отлучиться.

Никто из трех человек, подсевших к нам, против не оказался. В конце концов, перед ними сидели глава клана Ротт и наследница Вульфрика Белецкого, а на какого-то безымянного парнишку-ассистента Говарда всем было решительно наплевать. Впрочем, не могу сказать, что меня это сильно обижало. Скорее, наоборот, дарило свободу от пристальных взглядов и попыток раскусить, что у меня на уме, как это сейчас происходило с дядей, например.

Я прошел по проходу в обратную сторону, едва обращая внимание на происходящее по сторонам. Да и поменялось не то чтобы многое — девушек вокруг Остриха каким-то волшебным образом стало еще больше, Платов-старший продолжал есть свои мясные блюда, но теперь, похоже, еще и запивал их каким-то алкоголем… видимо, на радостях от того, что ему сказал Говард. Носатый Гродский рассказывал что-то скучающему Филиппу Ману, пока их помощники молча смотрели друг на друга, и лишь глава клана Флейнсов продолжал сидеть в одиночестве, явно не желая ни с кем вести беседы.

Его можно было понять.

Я прошелся по коридору между вагонами и с опаской приоткрыл дверь, ведущую к выходу. К моему облегчению, около двери было пусто. Здесь было так тихо и спокойно, что я решил еще немного постоять в одиночестве, глядя в окно на пролетающие мимо пейзажи. Но не успел я пробыть в помещении один и пары минут, как в него кто-то вошел.

— Трудно выдержать этих идиотов, особенно в первый раз, — Альберт Флейнс, глава клана Флейнсов, поджег коричневую сигариллу и, встав рядом со мной, закурил прямо в поезде. — Полностью тебя понимаю.

Я искоса глянул на него, снова удивившись тому, как странно на нем смотрится полосатый костюм и все эти перстни, и решил ответить на это так нейтрально, как только можно.

— Да… — я наигранно скривился. — Мне просто нездоровится.

Мужчина втянул в себя дым с запахом ванили и закивал.

— Вот как.

Вежливо улыбнувшись ему, я решил, что лучше бы мне вернуться обратно к своему месту, пока Флейнс что-нибудь не заподозрил. Однако, в паре метров от входа в соседний вагон, его голос меня остановил.

— Знаешь, — я услышал, как он выдыхает дым, — твой отец был должен мне денег еще с твоего десятого дня рождения, Марк Ротт.

Человеческая память — очень странная штука. Она с легкостью забывает цвет глаз любимой девушки, день рождения собственной матери или что-нибудь невероятно важное по учебе и работе, однако в то же время досконально помнит, как именно ты сидел на диване, когда впервые увидел первую серию любимого мультсериала по телевизору, как звучит припев песни, что ты последний раз слышал десять лет назад, и сколько бродячих псов жило на улице твоей бабушки.

Со своего десятого дня рождения я помнил совсем немногое. Много людей в костюмах, довольный отец и атмосфера праздника, который, тем не менее, совсем не ощущался моим. Если не считать прикосновение к камню пробуждения, одарившему меня Уроборосом, то следующим воспоминанием, ярко впечатавшимся в мою память, была небольшая игра, которую устроил отец. Тогда он был уверен в том, что мне выпадет боевой атрибут, а потому решил немного разбавить вечер, а заодно немного набить себе кошелек, и объявил ставки на то, что именно мне выпадет.