— Да, Марк, — низким голосом, однако без присущей ему в старости хрипотцы, начал Платов. — Беги отсюда. И поскорее.

Он также уставился на меня с холодом в глазах. Честно признаться, я несколько замялся. Во-первых, кого-кого, а эту пятерку я здесь увидеть не ожидал. Раньше все, с кем мне доводилось общаться… в этом поезде, были в той или иной степени дороги мне. Эти же господа, скажем так, далеки от этого определения. Во-вторых, их реакция… просто-напросто сбила меня с толку. Уходить обратно теперь будет глупо, а на разговор они, похоже, были не настроены.

В этот момент Гродский встал со своего места, и нацепив презрительную мину, осмотрел меня с ног до головы.

— Марк, — мужчина приподнял голову. — Ты должен знать кое-что важное.

Я растерянно посмотрел на него.

— Мы… — он специально затянул паузу. Остальные клановские тоже медленно встали со своих мест и нахмурились. — Мы прикалываемся.

Вагон взорвался хохотом и мужчины попадали назад, Флейнс жестом указал мне на свободное место напротив и с улыбкой пригласил сесть.

Уморительно. Я вздохнул и сел на обитую кожей скамью. Они еще около минуты со смехом обсасывали то, каким смешным было моё лицо и как легко меня подловили, прежде, чем я смог вставить свои пять копеек.

— Что вы вообще здесь все делаете? — я нацепил глупую улыбку.

Острих хмыкнул и пожал плечами.

— Вспоминаем молодость. Что нам еще остаётся.

Я удивленно приподнял бровь.

— А есть что вспомнить?

В этот раз хмыкнул уже Платов.

— Разумеется. Мы ведь с детства друг друга знаем. Это в конце… стали чужими людьми.

Ничего удивительного. Пожалуй, довольно трудно оставаться друзьями, когда ваши деловые интересы пересекаются по три раза на дню.

— Да ладно, Глеб, — Манн уставился в землю, — Это естественный ход вещей. В детстве просто весело.

Я сам не заметил, как все пятеро вдруг стали еще моложе… лет эдак на десять. Это произошло так внезапно, словно передо мной вовсе и не было никаких двадцатилетних парней, а я всё время общался с детьми.

— Когда ты молодой, становится интереснее. Все же, — продолжал высоким голосом Манн, которому теперь и правда на вид было не больше двенадцати, — вы помните, что между нами тогда тоже было не только хорошее.

Острих противно рассмеялся.

— Это точно, — пухлый мальчик уставился на Флейнса. — В детстве ты не пытался кинуть меня на деньги через день.

Тот в ответ лишь виновато пожал плечами. Манн не обратил на них внимания и продолжил.

— А потом наступает время стареть. И вслед за этим — уступать дорогу молодым.

Прямо как в прошлый раз, мужчины снова изменили свой облик. Уже на тот, что был мне привычен. Все грустновато посмотрели на меня.

— И что теперь? — я оглянулся назад, к тамбуру. — Вы уйдете? — все, с кем я здесь общался, в какой-то момент просто сходили с этого поезда в пустоту.

Флейнс приподнял бровь. Словно я сказал какую-то глупость.

— Еще чего. Мы еще слишком многое не вспомнили, — он улыбнулся. — Да и за молодыми нужно присматривать.

— А вот тебе, — произнес молчавший до этого Гродский, — пора бы прогуляться. Чего слушать старческий бубнеж.

Больше этот совет походил на прикрытую просьбу. Перечить я не стал и, поднявшись со своего места, зашагал дальше по вагону.

Присматривать? И что это значит? Я пытался уловить логику, по которой люди появлялись в этом месте, однако кроме того, что их тела были рядом со мной в тот момент, когда я умирал, ничего в голову не приходило.

Пока я шел по проходу, всё больше убеждался в том, что никакой это не сон. Сны заставляют тебя думать, что происходящее имеет какой-то смысл, когда на деле же это не совсем так… но то место, по которому я сейчас шёл, не казалось логичным, оно таким и было. В своем роде. Время, пространство… ничто из этого фундаментально не ломалось за моё присутствие здесь.

Тогда что это такое, если не сон?

Хорошо. Меня восстанавливает энергия скверны. Это понятно. Однако ей для этого нужно какое-то время. Но может ли быть так, что ей нужно восстановить не только моё физическое тело, но и сознание тоже? И тогда этот поезд, как последний въевшийся образ перед первой смертью, был создан скверной в качестве безопасного резервуара для моего… сознания, личности, души, можно назвать как угодно. Она запирает меня сюда на время лечения. Этим объясняется и его схожесть с тем пространством, куда меня вытащили с улицы мертвого города. Возможно, это и есть то самое пространство.

Странно только, почему раньше я видел и слышал всю эту чертовщину с телефонами и…

Стоило мне только об этом подумать, как я вновь услышал телефонный звонок. Я даже не вслушивался в мелодию, а просто помчался в купе проводника, уверенный, что, как и во всех предыдущих случаях, телефон лежит там.

И каково же было моё удивление, когда я увидел, что телефон, лежавший на столе, не звонит. Но мелодия звонка продолжала гудеть, причем очень близко, и я быстро оглянулся. Стерильно убранная комната, столик у окна, кровать — да и всё… второй мобильный здесь не спрятать при всем желании.

Я недоумевающе нахмурился и хотел было уже выйти из комнаты, когда услышал щелчок двери. Быстро оглянулся назад, но дверь оставалась открытой ровно в том же положении, в котором я её и оставил.

— Да какого… — я запнулся на полуслове.

До меня дошло, откуда доносился звук. Да. Комната была этой. Но только вот находилась она в отражении на окне. А в купе, по ту сторону, вошел парень — я.

Было странно видеть себя со стороны, но по какой-то причине я не мог отвести взгляда.

Я… то есть… Марк за окном недовольно посмотрел на звонящий телефон и начал гневно тыкать пальцем в экран мобильного. Благо, я помнил этот сон. Помнил, как же сильно разозлился, увидев, что Элиза, которая сейчас ему звонит, может достать меня и здесь. От этого меня бросило в смех.

Наконец-то сбросив звонок, парень уселся на кровать и погрузился лицом в свои руки.

Я схватил телефон со стола и сделал шаг вперед, даже не пытаясь спрятать издевательскую ухмылку.

Тогда-то он меня и заметил. Должен признать, что члены совета были правы, когда меня застают врасплох, лицо у меня и правда уморительное. Тоскливо было только от одного. Я знаю, что сейчас должен сделать, но как сильно не постараюсь, это ничего не изменит. Мой путь не поменяется ни на йоту.

Марк за окном с ужасом наблюдал за тем, как я выбираю на телефоне контакт Элизы, нажимаю на кнопку вызова и подношу его к уху, заставляя его повторить те же движения.

— Марк! Проснись, Марк! Чтоб тебя! — девушка во все горло закричала из моей трубки. Я удивленно оторвал телефон от головы и посмотрел уже на своё настоящее отражение. Окровавленное лицо, исписанное какими-то печатями.

Следовало принять этот проклятый звонок гораздо раньше.

— Мам! — мальчик уже битый час не давал своей матери спокойно дочитать роман, который она и без того откладывала в долгий ящик, — Ну объясни-и-и-и!

Как и всех детей его возраста, мальчика интересовало всё на свете, а особенно неочевидное. Особенно, если это неочевидное он подметил совсем недавно. Например, во время похода с матерью в какой-то бутик пару часов назад.

— Марк, — Ленора вздохнула и положила книгу себе на колени. — Ну угомонись, пожалуйста.

Честно говоря, сначала она думала, что это будет просто. Ей казалось, что когда сын начнет задавать вопросы в попытках, понять как работает мир, она терпеливо откроет ему все тайны и не пожалеет сил на то, чтобы как можно лучше познакомить его с окружающими вещами.

Как же она ошибалась…

Разумеется, поначалу это было забавно, однако даже в самых смелых своих предположениях она и подумать не могла, что Марк будет расти настолько любознательным. Ребенок цеплялся абсолютно за любую мелочь, ненароком попавшуюся ему на глаза и не отставал, пока не получит хоть сколько-нибудь внятного объяснения от родителя. Нужно ли говорить, что совсем скоро женщину это начало утомлять, однако деваться было некуда. Приходилось отвечать.