Он был старшее нее, она была хороша,

в ее маленьком теле гостила душа,

они ходили вдвоем, они не ссорились по мелочам,

и все вокруг говорили — чем не муж и жена,

и лишь одна ерунда его сводила с ума.

Он любил ее — она любила летать по ночам…

И это даже несмотря на то, что через 2 месяца у нас должен был родиться сын. Нечего ее не держало. Уходила в половине второго, думая, что он крепко спит, приходила в половине пятого, три часа каждую ночь ее не было дома. Не было в его постели. Чью постель она грела эти три часа, догадаться было несложно. И Олег почти смирился, куда уж ему, простому смертному, тягаться с богом. Ведь и ежу понятно, что он, простой смертный, не сможет полноценно удовлетворить богиню, как его ни омолаживай. Главное, что возвращалась она всегда в его постель. Пока что. И у них скоро будет сын. И, наверное, тогда это все прекратится. Ей будет не до скачек по постелям. Олег был уверен, что Дора будет просто идеальной матерью.

Говорить с ней об отсутствиях было бесполезно. Как только он оказывался рядом с ней, его накрывала волна любви и нежности и к ней, и от нее, и он моментально забывал обо всем. Скорее всего, она воздействовала на него, и лишь когда он был далеко от нее и просыпался в пустой постели, одолевали эти мысли, как черви, разъедающие душу.

Скоро будет сын, а его ли он? Да, его. Он видел это по ауре малыша, перекликающейся с его аурой. Олега уже с ним связывали тонкие, но вечные ментальные нити. Он внимательно прислушивался к моему голосу из маминого животика, ему нравилось, когда папа целовал и гладил его. Пелегин говорил, что у него интеллект уже как примерно у годовалого человеческого младенца. Отцы Доры, за исключением Влада, конечно, приходили к нам практически каждый день и часами разговаривали с внуком обо всем на свете, утверждая, что сейчас в утробе Илюша лучше всего впитывает все необходимые ему для дальнейшей жизни знания.

Они все с пяти месяцев уже ментально слышали голос его сознания и разговаривали с ним, как со взрослым, равным себе существом, а однажды, ровно в семь месяцев, вчера услышал и Олег. Дора лежала на диване, положив начавшие немного отекать ноги Сомову на колени, он их аккуратно массировал, попутно рассказывая малышу про строение молекул ДНК, как вдруг голос тихий и нежный проник в сознание Олега.

— Папа, почитай мне про утенка. Я не хочу про то, мне скучно.

— Ах ты, боже мой, совсем запарили ребенка! — подпрыгнул я в кресле, — конечно, почитаю, мой сладкий.

Взяв книжку сказок Андерсена, сел рядом с Дорой и начал читать вслух.

— Уснул примерно на середине, — сказала Дора и тоже провалилась в сон, закрыв глаза.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Олег всегда поражался этой ее способности засыпать мгновенно. Но спала она недолго, минут десять, и, проснувшись, прямо-таки подскочила в гневе.

— Вы где были, мать вашу! Я же просила следить за ним! Почему он умирает?! — Дора, кажется, была в ярости.

— Я марсианину поручал за ним присматривать.

Пелегин принес из кухни кексы, которые сам только что испек. Готовка была его любимым делом. У него были два ресторана и три кафе на самого разного потребителя. Это приносило ему миллионные доходы. У такого хозяина не забалуешь, как ни крути.

— Вот ей-богу, слишком много у меня отцов, вот слишком!

Дора подошла к Сомову, спокойно смотревшему фильм в планшете, схватила за горло и подняла над собой. Тот конвульсивно задергал ногами, захрустели, ломаясь, шейные позвонки человеческой оболочки, а может, и не только человеческой.

— Э, остынь, ты чего! — подскочил к ней Демитрий.

— Почему он умирает? — рычала Дора, сдавливая горло огромного бугая и держа на вытянутой руке над собой без напряга, как ребенок бумажный самолетик.

Затем с размаху бросила Сомова на землю. Бедный мужчина не подавал признаков жизни. Глаза закатились, голова была неестественно вывернута.

— Ты что наделала, дура? — закричал Олег, не на шутку перепугавшись.

Человеческая оболочка вдруг начала растворяться, словно на нее вылили соляную кислоту, и секунд через десять на полу лежал как есть марсианин, серо-коричнево-зеленый с большой вытянутой головой и большими черными глазами без зрачков. Моргнул неуклюже, сел на тощую попу, опираясь о пол длинными трехпалыми руками, сделал круговое движение головой, забавно ощупал ее длинными пальцами, словно проверяя, на месте ли она. И с обидой уставился на Дору, которую держали Дима и Пелегин. Губ у существа не было. Рот искривился в печальку, как у смайлика. Марсианин покрутил длинным пальцем у виска, отчего Олег не смог сдержать смешок и помог существу встать и сесть в кресло. На ощупь марсиане были гладкими, мягкими и теплыми. Прям как наши кошки без шерсти.

— А если б это был он! — кивнул на меня марсианин, ментально обращаясь к Доре.

— Но это не он, а ты! Я знаю, что делаю! Впредь ответственнее будешь, — спокойно уже заявила Дора.

— Просила же.

— Больно же, дура неуравновешенная!

Олегу показалось, что огромные черные глаза заблестели от слез.

— Ну прости, Папочка, прости! Пожалуйста.

Дора, кажется, искренне раскаивалась уже в содеянном, из глаз бежали слезы, она кинулась обнимать марсианина.

— Он же всего лишь человек, а вы, как вы до третьей стадии его запустили, знаете же, он важен для меня.

— Это ваще-то Аркадич ему чудо во всей красе явить хотел.

Дима покосился на Пелегина.

— Что, так вы все знаете? И ты тоже?

Дора с ненавистью уставилась и на Олега.

— Нет, а в чем дело-то?

— У папы рак легких, третья стадия, а эти апе…лы сидят и не чешутся! А этот, — ткнула пальцем в Пелегина, — хочет купить его за спасение жизни.

— Ох, как же хорошо! — выдохнул Сомов, снова приняв свою человеческую оболочку, нажав на браслет что был на тоненькой марсианской ручке. Человеческая экзекожа обволокла его всего за несколько секунд.

— Еще раз так сделаешь, клянусь своим званием, выпорю до крови у всех на виду. Дай мне что-нибудь из своей одежды, — попросил обиженный Сомов зятя. Тот кивнул и повел его в спальню.

— А Илюша и после рождения будет с нами так же общаться, как уже взрослый? — спросил Олег, когда они все вместе сели пить чай.

— Нет, — взялся разъяснять Пелегин, — первые полгода — это будет вообще практически обычный младенец, разве что чуть быстрее научится говорить, соображать, а потом до двух лет пойдет очень быстрое созревание. В год, например, будет спокойно по слогам читать, а к 3 восстановит и воспроизведет, и научится применять все знания, что мы сейчас в него вкладываем.

— Маленький гений. Ему будет довольно скучно на этой планете, — вздохнул я, уже представив себя совершенным дереволазом рядом с трехлетним мальчуганом, чья мать и дед никто иные, как те, кого раньше назвали бы богами.

— Не будет. В душе он будет все равно ребенок, которому будет нужно поиграть с папой в мяч и машинки, пораскрашивать с мамой картинки и покататься на роликах. Посмотреть мультики. Для этого нам и нужен был Влад. Когда Дора была маленькой.

— А мать зачем убил? — тихо, но твердо спросила Дора, со злобой глядя на генерала. Олег испугался, что щас и на него кинется, и крепко взял ее за плечи. — Ты так и не ответил мне до сих пор, мудрейший. Чем тебе помешала слабая земная женщина, которая всего лишь хотела видеть, как растет ее дочь. Раскрашивать с ней картинки, лепить и рисовать. Целовать на ночь. Почему ей нельзя было делать это вместе с отцом? Они ведь так любили друг друга.

— Я ее не убивал, — жестко ответил Пелегин, — я уже говорил.

— Тогда расскажи, что с ней случилось! — потребовала Дора.

— Не время!

— Лжешь! Опять лжешь! — зашипела Дора, в ее глазах мелькнул серебристый огонек. Олег со всей силы встряхнул ее за плечи, пытаясь сбить приступ злобы, пока вновь не случилось беды.

— Контроль! — рявкнул Дима.

Не помогло. Огонь в глазах жены стал лишь ярче. Она злилась все больше. Из глаз пошел луч, направленный в лоб генералу, и тут он, кажется, рассвирепел. Резко встал и рявкнул, смотря в глаза Доре.