Генерал-лейтенант Шалипов возвращался из загородного дома, где встречался с любовницей, к своей жене. Поморщился, представив, как будет оправдываться перед супругой, потому что он, чёртов болван, не купил творог и йогурт. Но разве можно думать о каком-то твороге рядом с Алисой? Мм… эта девка готова проглотить его хозяйство за очередное колечко. Что ж, у всего в этом мире есть своя цена, у удовольствий тоже. Генерала это вполне устраивало.

Неожиданно в его голове зазвучал женский голос.

«Ты солнце моё — взгляни на меня!

Моя ладонь превратилась в кулак!»

На просёлочной дороге прямо перед «Субару» генерала появилась маленькая девочка в белой ночной рубашке. У неё были длинные светлые кудри и большие голубые, как летнее небо, глаза.

Генерал ударил по тормозам. Машина на мокром после ливня асфальте заскользила, её развернуло, занесло вправо.

«И если есть порох — дай огня!»

«Субару» слетела с дороги. Пару раз перевернулась и врезалась в огромную вековую сосну, что стояла в поле, кажется, от сотворения мира. Сердце генерала, которого практически раздавило вместе с машиной, остановилось.

«Вот так!»

Песня закончилась.

В это же время у генерала Орлова, принимавшего ванну, случился сердечный приступ.

Как и Шалипов, последнее, что он слышал перед смертью — это слова из песни группы «Кино».

У генерала Скрябина, отдыхавшего на даче, не заводилась машина, чертыхаясь на чем свет стоит, он вышел под ливень, собираясь открыть капот своего форда и посмотреть в чем дело. Но как только вышел, увидел в нескольких шагах перед собой ее силуэт и услышал в голове ее любимую песню.

Ужас пронзил сознание генерала. Повинуясь инстинктивному порыву, он бросился бежать, но молния, сгенерированная химерой, пронзила его меткой стрелой, сброшенной с небес точно в цель.

Олег проснулся и обнаружил, что лежит в своей постели. Чувствовал он себя крайне бодро и свежо. Из кухни вкусно пахло то ли оладьями, то ли блинами. Мм, как здорово!

Стоп! С тех пор, как его жена Света умерла от рака, он не чувствовал по утрам запах вкусного завтрака. Уже три года!

Мужчина сел, откинул одеяло и обнаружил, что одет в одни плавки. У кровати стоял стул, на котором были аккуратно сложены майка, носки и брюки. Тут же висела рубашка. Это странно, ведь вчера он заснул на диване, обнимая рыдающую Дору.

Олег даже думать не хотел, каким образом оказался в постели, но рассмеялся, представив комичную картину: хрупкая с виду девчонка, которой, кажется, до анорексии два шага, несёт на руках рослого мужика. Ещё бы, он ведь для неё как пушинка. Наверное.

Аверин быстро оделся, умылся и вышел в гостиную, объединённую для большего простора с кухней.

Дора протирала кухонную столешницу. Вся кухонная зона просто блестела чистотой, чего не бывало уже лет пять, с тех пор как Света заболела. Не сказать, что он засранец. Порядок капитан люблю во всем и по субботам устраивал генеральные. Делал он это уже двадцать пять лет с тех пор, как женился. Но женская рука есть женская рука. На столе стояли ароматные оладьи и чашка кофе с молоком, в тарелке мёд.

Вот чёрт! Откуда она знает, что я люблю? Небось, всё в моей башке уже обшарила, начиная с времён внутриутробного развития! Мерзость какая. Подумал Аверин с содроганием

— Доброе утро, Олег Алексеевич! — бодро с улыбкой сказала Дора, повернувшись к нему. На её лице не было ни следа от слез или печали, она улыбалась и казалась вполне счастливой.

— Ты уверена, что оно доброе?

— Самое доброе в моей жизни! Садитесь, я вам завтрак приготовила. Не отравлен, папой клянусь!

— Твой отец в больнице. Твой муж… — Аверин прикусил язык.

— Я знаю. С папой всё будет хорошо, ничего серьёзного. Куда вы камень дели?

— Он тебе нужен?

— Нет, такого добра навалом, — махнула девушка рукой, но Олег сомневался в её честности. Если бы это был обычный кусочек метеорита, чего бы они оба из штанов выпрыгивали, пытаясь его заполучить. — Вы кушайте, кушайте. Я хорошо готовлю. Просто не нужно им знать, что у вас есть хоть один.

Олег сел, осторожно откусил кусочек. Оладьи реально были очень вкусными. Дора продолжала протирать пыль теперь уже в гостиной.

— Можно вопрос? — не удержался Капитан.

— Почему я сама не убила Алекса раньше, если так его ненавижу? — Мужчина кивнул. — Не поверите — рука не поднималась. Я любила его, а он любил лишь себя. И ещё мне нравилось каждый день причинять ему боль, он это заслужил как никто.

— Нет никого страшнее обиженной женщины, — констатировал Аверин. Ему даже не хотелось думать, как именно Дора заставляла страдать мужа.

Зазвонил телефон. Олег взял трубку и едва не подавился кофе, выслушав последние новости. Уставился на Дору, чистящую диван сухой пеной.

— Шалипов, Орлов и Скрябин умерли этой ночью. Шалипов попал в аварию, Орлов утонул в ванной, а Скрябин чипсами подавился, смотря фильм, — сообщил он ей. — Твоя работа?

— Смерти же естественные, я-то тут при чём?

— Сто к одному, что произошли они не без твоей помощи. Ведь все эти люди работали над твоим проектом.

— С моей, с моей, — кивнула Дора. — Только ничего мне за это не будет, потому, как я тоже умерла этой ночью, ясно?

— Как так? Тебя же убить невозможно!

— Ничего невозможного нет, Олег Алексеевич, — покачала головой Дора и поставила перед ним обычную пачку пищевой соды.

— Обычная сода? Но ты только что добавляла её в оладьи. — Олег вдруг почувствовал себя идиотом.

— Ага, и раковину ей оттёрла, и пью её по ложке на стакан воды каждое утро, — улыбнулась Дора. — Но, если мне ввести в основание шеи триста пятьдесят граммов концентрированного раствора, он поразит нервный узел, побежит по венам и начнёт разъедать актаниум. Я состою из него на семьдесят пять процентов, примерно, как вы из воды. Актаниум станет высокотоксичным и через минуту, как серная кислота, уничтожит мои кости, мышцы, кожу. Даже лужицы не останется.

— А пьёшь соду, чтобы привыкнуть?

— Увы и ах, к ней привыкнуть невозможно. Но в малых дозах она полезна, так же, как и для обычных людей. Бодрит, например, увеличивая приток кислорода в кровь.

— На каждого Кощея есть своя иголка, — задумчиво изрёк Олег. Осознание того, что эта машина, созданная убивать и только убивать, не бессмертна, основательно успокоило. Очевидно, это отразилось на моем лице, и Дора очаровательно улыбнулась.

— Я ещё и ванную вам вычищу.

— И кто же тебя убил? — спросил капитан.

— Алекс.

— Разумно, — кивнул Олег.

— Но о том, что я жива, никто кроме вас знать не должен. Даже отец!

— Но как же! Он же расстроится, он же… отец…

— Ничего, переживёт. Так будет лучше для всех, поверьте. Я вернусь, когда придёт время.

— Но почему ты доверилась именно мне?

— А кому же ещё я могу довериться в этом мире, кроме вас, Олег? Вы не раз спасали отца и меня, а мы вас. Вы многое знаете, от вас можно не таиться.

— И чем теперь ты думаешь заниматься?

— Жить, просто жить, как все, по-человечески, как давно хотела. Работать, любить и быть любимой, если получится. Рожать детей, быть мамой, — из глаз Доры потекли слезы, Олег испугался, что сейчас опять будет истерика. — Я очень этого хочу. — Дора смахнула слезы. — Как думаете, у меня получится? — с надеждой спросила она.

— Ну, если захочешь и постараешься, то получится, — улыбнулся капитан. — И как же теперь тебя зовут?

— Ларина Ольга Андреевна. 1990 года рождения.

— И чем же вы планируете заниматься, Ольга Андреевна?

— Людям помогать, — Дора, а точнее Оля покраснела.

— Врачом станешь?

— Нет. Наших среди них слишком много, боюсь, что докопаются. Но что-то в этом роде. В реабилитационном центре для детей инвалидов, например.