— Нравится? — улыбнулась я.

— Ага. Прикольно. Цвета у карандашей яркие.

— Здорово расслабляет после напряженного дня, или, когда твой парень дебилом вдруг оказался.

— Ну, твой-то на дебила точно не похож, — усмехнулась Ира.

— Всякое бывает.

— Но что будет так, я и не думала. Мне казалось, что он не такой, что другой. Клевый такой. Спортом занимается, книжки читает. А он. Все туда же.

— Знаешь, что бы ни было в жизни, это все опыт. Скажи ему спасибо за все плохое-хорошее и иди дальше. Благодаря ему ты стала мудрее.

— Благодаря ему я больше никому доверять не смогу, — надулась Ира.

— Сможешь! Слушай себя и сможешь. Твое от тебя не уйдет. То, что красивый мальчик постарше на тебя посмотрел, это еще не есть любовь — видишь вон, как все обернулось.

— А вы откуда знаете, как все обернулось?

— Мне тоже когда-то было тринадцать. И тоже хотелось казаться старше, встречаясь с тем, кто постарше. А счастье было совсем рядом, за соседней партой. Скромно так сидело и вздыхало. Мне в спину. И ты присмотрись, твое тоже наверняка недалеко. Но всегда слушай только себя и свое сердце, живи своим умом. И маме доверяй. Она у тебя замечательная.

— Ага, замечательная. Только ей сейчас совсем не до меня, — грустно улыбнулась девочка, — я, конечно, рада за нее. Влад вроде хороший, и она счастья заслуживает. Но я ее целыми днями не вижу.

— Скучаешь по ней?

— Есть немного, — Ира утерла слезинку.

— Так скажи ей об этом. Своих чувств не нужно стесняться. Время слишком быстротечно. И однажды ты пожалеешь о том, что чего-то не сказала, пока можно было.

— Да… бабуле я часто говорила, что люблю ее. Чаще, чем маме. Но все равно чувство, что мало говорила. Не на обнималась, не наговорилась… — девочка смахнула слезы.

— Слушай! Здесь где-то есть картинка с надписью LOVE. Красивая такая, раскрась ее по ярче и подари маме. И помни — мужиков у нее может быть еще сколько угодно. А дочь у нее одна. И она это помнит. Ты — ее опора в жизни и сейчас, и в будущем. Ты то, для чего она живет и дышит. Только ты и никто больше. Жизнь прекрасна здесь и сейчас. У тебя впереди еще столько возможностей и свершений. А неприятности — они нам нужны тоже для того, чтобы мы становились внутренне старше и мудрее. Прошла один неприятный этап. Сказала себе: да, я это сделала — я сильная. Я вам не по зубам. Ведь, согласись, если б в жизни было все так уж гладко, она была бы скучна, и нечем было бы гордиться.

— Ну да, в жизни, как в спорте, если хочешь чего-то добиться, нужно не опускать рук, а идти напролом.

— Верно! А ты в своей жизни чего хочешь добиться?

— Я занималась гимнастикой и танцами, занимаюсь и сейчас, хочу поступить на хореографический и стать актрисой мюзикла.

— Отличная цель! Я уверена: ты всего добьешься, но только если будешь стараться и не сдаваться! А, может, станцуешь для нас? Для мамы?

— Ну-у, — протянула девочка, пытаясь побороть смущение, — ладно. Только переоденусь и ленточку возьму.

Девочка танцевала номер с ленточкой фламенко. Танцевала красиво, грациозно. Отдаваясь эмоциям музыки, открыв сознание. Да, девочка, да. Танцы — это твоя дорога, и отныне ты будешь жить ей, гореть ей. И добьешься всего, чего хочешь.

— Ой, Оленька! Признавайся — какое волшебное слово знаешь? — счастливо улыбалась Женя, после обнимая прильнувшую к ней дочку.

— Да просто по душам поговорить иногда нужно. С кем-то, — пожала я плечами, — с чужими людьми это легче и проще иногда.

— Пойдемте-ка торт принесем и чаю нальем, — позвала меня Женя.

Я уже знала, о чем она меня попросит на кухне. Того же хотела и сама, но вот как к нему подступиться, не знала. Он уже совершенно твердо был уверен, что я не человек. И наглухо блокировался. Не, ну, правда, кто научил? Нужны каждодневные тренировки как минимум с таким учителем как Демитрий или Тарх.

— Удели больше внимание дочке, ей тебя очень не хватает. К тому же сейчас такой возраст скользкий. Печенье с ней испеки, в бассейн сходи.

— Обязательно. Я знаю, что я перед ней виновата, но Владу сейчас очень плохо. Я стараюсь поддержать его, как могу. Пятый месяц уже пошел, как его дочь умерла, я понимаю, что это еще не срок, но, по-моему, ему день ото дня лишь хуже. Он каждую ночь просыпается, крича ее имя. А потом полночи курит на балконе и молчит. На разговор не выходит. Я пытаюсь, как могу, смягчить. Отлюбить, утешить. Но, по-моему, все без толку. Я боюсь, что однажды либо его сердце не выдержит, либо психика.

— А почему его дочь погибла?

— Ее убил ее муж, а потом покончил с собой!

— Ужас какой! Ревновал?

— В восемнадцать она уже выскочила замуж. У них родилась дочь спустя три года. Она была чем-то больна и умерла еще в младенчестве. И вроде бы как бы после этого она спятила, и муж, наверное, тоже. Вот и кончилось тем, чем кончилось.

— Да, жутковатая история.

— Да уж! Но, знаешь, я думаю, он плачет вовсе и не по ней даже. А по своей жене, на которую Дора была похожа, как две капли воды. Он потерял не только дочь, но и память о женщине, которую любит до сих пор.

В словах Жени было столько горечи! Она очень любила папу. И очень ревновала даже к памяти о маме. Хотя она была права.

— Я попробую, если подпустит, — вздохнула я.

— Спасибо, — благодарно улыбнулась Женя. И вышла из кухни с тортом.

Я выдохнула и нервно скомкала салфетку, которую вставляла в подставку.

Вошел Влад и стал открывать банку с консервированными персиками.

— Откажись от него, пока не поздно, — тихо бросил мне, не поворачиваясь.

— С чего вдруг? — я не стала делать вид, что не понимаю, о чем и о ком он.

— Ты не человек. Я вижу это по твоей ауре. Так что про чистую и искреннюю любовь и случайную встречу, учитывая, кто он и, кто твой отец, — не прокатит.

— Ну, если это видишь даже ты, он тем более это знает. И с чего ты взял, что мы любить не умеем? Это вы, люди, теряете эту способность из-за жадности и тяги к мимолетным наслаждениям. Если ты видишь ауры, значит, видишь и то, что мы любим друг друга, и никакого воздействия на твоем друге нет. Так что тебе не так?

— Слушай, Оль, мне искренне хочется верить, что ты такая хорошая и искренняя, какой кажешься, и, может, ты реально не знаешь, но твой отец — чудовище, каких мало.

— А ты у нас святой, что ли?

— При чем здесь я!

— Ты сейчас чуть не убил сына своего друга. Если бы я это выпила, малыш бы погиб.

— Прости, я не подумал! — папа искренне раскаивался.

— Отец всего лишь дал ей право выбора. Они оба измучили друг друга и оба не хотели жить уже.

— Зачем он убил Лизу?

— Так было нужно. Просто поверь. Дай мне руки, откройся мне, не бойся. Доверься, пожалуйста. Прошу.

Он не решительно, но подал руки, они чуть дрожали, он выдохнул и снял защиту, я потянулась к его сознанию, и мы слились, по телу прошла волна тепла и нежности. Прости, мой родной, прости, мой любимый. Покопавшись в воспоминаниях, нашла малышку Дору, делающую свои первые шаги. Заливисто хохочущую, когда щекотал, как качал на качелях, как был на ее школьном выпускном и гордился своей красавицей-медалисткой. Как привела ему мужа знакомиться, и тогда еще все было хорошо. Он видел блестящие глаза дочери и был за нее искренне рад.

— Запомни ее такой, не грусти о ней и не вини себя. Ее душе от этого плохо и неспокойно. Живи дальше, так, чтобы ей там было радостно смотреть на тебя. Не страдай, не переживай, прими, смирись. Найди утешение в Жене и Ире, заботься о них, теперь они — твоя семья.

Мозг был открыт, податлив, он мне доверился. Отлично! Попутно еще попробовала покопаться на предмет того, кто же его обучает и зачем. Чисто. Надо же. Все серьезно. Нужно проверить.

Подлечила сердце, нервы, убрала беспокойство. Теперь будет спать, как младенец. Усилила мужское либидо. А что, пусть молодую радует. И сам радуется как следует.