Безопасным выплеском энергии были танцы. Танцевать я обожала. Но, конечно же, мне хотелось внимания. И довольно часто я ходила по разным клубам и поражала людей невероятными трюками на шесте. Срывала овации и уходила, не прощаясь. Даже не беря денег. Зачем? Это для меня удовольствие — и только.

Сегодня Олег позвонил и сказал, что будет поздно, после двенадцати. Димка натаскивал его на ауры по самым злачным местам. Решила прогуляться и я. Пошла в "Яркую звезду", уже была готова к выходу, стояла за кулисами и вдруг почувствовала в зале что-то знакомое. И просканировала ауры, вот черт, они были здесь! Надо же так совпасть, а!

Я бросилась бежать по служебным помещениям, с перепугу схватившись за ручку первой попавшейся двери, дернула несильно так и выломала дверь. В закрытую часть клуба, там, где были приват-комнаты.

И попала в длинный полуосвещенный коридор с массивными звукоизолирующими дверьми по обе стороны от коридора, устланного красной дорожкой.

Впрочем, кто как, а я все слышала прекрасно и через закрытые двери. Девушка в седьмой комнате справа просто захлебывалась от ужаса и плача.

— Нет! Пожалуйста! Не надо!! Не на-до-оо!

Я, не раздумывая, бросилась к двери и вынесла ее одним ударом ноги. Дверь грохнулась внутрь комнаты, и моим очам предстала прям-таки картина маслом: два мордоворота размером с эту дверь, очевидно, пытались раздеть худенькую рыженькую девчонку лет двадцати максимум. Порвали блузку, стащили лифчик, джинсы тоже были расстегнуты уже.

Ублюдки уставились на меня, открывши рот, это были люди, но ауры их были сильные, яркие, темные, как у темных жрецов, колдунов. А еще это были близнецы.

— Четвертой не возьмете, уважаемые? — мило улыбнулась я.

— Ну, проходи, коли не шутишь, — придя в себя, пригласил тот, что слева.

— А дверь-то нафига ломать было? — вопросил тот, что справа.

— Опоздать боялась, — усмехнулась я, подходя к здоровенному мужику, стоявшему справа. Черные волосы братьев были собраны в высокие хвосты, подбородки украшали брутальные, по их мнению, козлиные бородки, глаза были темно-карие, большие такие, красивые, даже жаль их навечно закрывать.

— Какая нетерпеливая киска у нас тут, — пошло улыбнулся мужик.

Я, подошла к нему и, мило улыбаясь, пронзила ардонийским когтем сердце. Оно, надетое на мой коготь, в последний раз судорожно дернулось и затихло. Мужику, ей-богу, даже больно не было. Просто вздохнул, а выдохнуть не успел, так и замер с глазами навыкате и раскрытым ртом. Я вытащила коготь, и мужик упал к моим ногам, как мешок с… Ну, пусть будет с костями.

— Какого… — шокировано выпалил второй.

И тут о себе напомнила спасаемая мной, громко и пронзительно заорав. Я аж вздрогнула.

— А ну, заткнись!!! — гаркнула я и скривилась от острой боли в груди. Этот поганец в меня нож метнул. Он торчал из левой груди, всаженный по самую рукоять. Вот это силища. Чувствовалась рука мастера. Я, немедля ни секунды, перешла в ардонийскую ипостась и выдернула нож из панциря, коим стала моя кожа. Мужик заорал от ужаса, видя перед собой изумрудно-голубоватое чудо-юдо с оранжевыми вертикальными зрачками. Ну вот, не хватало еще, чтобы вся охрана сбежалась!

— Демитрий, дуй сюда немедленно! — кинула я ментальный зов отцу-ящеру, подходя к в ужасе пятящемуся от меня мужику, но вот он уперся в стену и с ужасом уставился на меня, шепча, как заведенный:

— Пожалуйста, не надо! Пожалуйста, не надо!

— Она о том же вас просила, — послала мужику мысль-приговор я. Один хлесткий удар ребром стальной ладони по кадыку — и душа мерзавца отлетела в мир иной, а тело замертво грохнулось на пол.

Я вернулась в свою человеческую ипостась, чтобы не пугать девочку, потом сотру все воспоминания гипнозом. Обернулась к ней, а она со страху чувств лишилась. Что ж, бывает.

Подошла, присела рядом. Надела на нее штаны, застегнула. Поправила лифчик, рубашка, к счастью, тоже цела была, только двух пуговиц не хватало. Надела ее, застегнула и услышала голос Демитрия за спиной.

— Так и знал, что такая тварь, так ты, так просто не умрет!

— И не надейся, — улыбнулась я отцу.

— Вот коза! — Димка подошел ко мне, обнял и закружил. — Постой, да ты… ты… Как так?!

— Что здесь происходит?

Вот черт! Про Аверина-то я и забыла.

— Ты же обещала мне! — Олег с ужасом осматривал комнату.

— Прости, мой хороший! — спокойно подойдя, я наградила любимого хуком справа, вырубив его.

— Так это ты! Все теперь понятно. А то я все чую, кем-то знакомым от него пахнет. Слушай, пожалей мужика. Отпусти, а?

— Кто ж его держит-то! — пожала я плечами.

— Не держишь, это верно. Любит он тебя. — вздохнул Дима. — Что здесь происходит?

— Пришла потанцевать. Смотрю перед выходом, вы в зале, ну, я смываться. Кинулась с перепугу сюда, слышу, тут над девкой издеваются. Ну, не проходить же мимо.

— Робин Гуд в юбке, — покачал головой Демитрий.

— Слушай, посмотри, чтоб никто не вошел. Я этой память сотру и мозги вправлю.

— Да не войдут, я время заморозил. Пять минут есть.

Я вычистила девочке память. Отбила тягу к наркотикам и сомнительным местам, привила страстное желание учиться на врача, как мечталось ее матери, и быть полезной людям. Авось и будет толк, а так бы сгинула девка не сегодня, так завтра. Разбудила, внушила топать домой и даже денег на такси дала. Эх, нравится мне ангелом-хранителем работать. В супергерои податься, что ли? Ходить по ночным улицам, спасать таких дурынд и сеять разумное, доброе, вечное. А что, заманчиво!

— А люлей от Аркадьича схватить те не заманчиво? — осведомился Демитрий, взваливая Олега на плечо.

— А ты ему не говори, он и не узнает, — улыбнулась я, следуя за Димой.

— Аркадьич все всегда знает, на то и Аркадьич.

Уже у самого выхода из ресторана перед нами, словно из-под земли, вырос не кто иной как господин Смородин собственной персоной. Он был, как всегда, чертовски красив и привлекателен в черных штанах и розовой рубашке.

— Добрый вечер, гости дорогие! Я, конечно, очень рад видеть вас в любом из своих заведений, но беспределить-то зачем?

— Слушай, Виевич, сдристни с пути, будь так любезен, — спокойно и даже пренебрежительно попросил Демитрий, ничуть не смутившись воинственного тона хозяина заведения. — Не видишь, у подруги муж напился. Домой тащу. Тяжелый, зараза, шо кабан, ей-богу.

— Вы почто, Доротея Владиславовна, лучших моих учеников во владения супруги моей безвременно отправили?

На меня смотрели жадными глазами, так что я себя голой почувствовала. Хотя была хоть и нескромно, но одета. В голубой топ, на тоненьких бретельках подчеркивающий и почти открывающий грудь, и голубую юбку в пол, но с разрезом спереди по самое — это самое, так что ножки, обутые в воспетые нынче лабутены, при ходьбе обнажались полностью. До грани дозволенного.

Виевич? Во владения супруги его отправила? Но я же их, того…

Так, он, что тоже из этих? Первородных?

Ой мамочка роди ж меня обратно! Это во что ж я такое вляпалось то, а?

Я еле поборола непреодолимое желание перекреститься, хоть религиозной никогда не была. Аркадич называл христианство искусственной религией и учил меня заряжается, силой у природы, и ее же за это благодарить.

— Природа есть истинный храм Божий. Ибо Бог ее и создал, а храмы создали люди — чувствуешь разницу? — говорил он мне.

Я чувствовала, неуловимо, самой душой точно знала, что, если обнять березку, а лесу, искренняя просьба до Него дойдет быстрее, чем если в храме с золотыми куполами купить хоть сто свечей, но просить или кается не искренне.

Но вот сейчас перекреститься захотелось всей душой, а еще поплевать через левое плечо и соли четверговой ему под ноги посыпать. Но взяв себя в руки гордо вздернув подбородок спросила:

— А почто они, кабаны разожравшиеся, клиенток малолетних спаивают и насильничают, да еще вдвоем одну? Этому, что ли, их учишь? — я гордо вскинула голову, ничуть не смущаясь голодного взгляда.