Князь перевел взгляд на огонь в камине. Красные отсветы скользили по его лицу, превращая его в печальную маску раскавшегося злого духа.

– И у меня не родной. От этого не легче. Все равно паршиво.

Молодой искатель не удержался и хмыкнул.

– Впервые разговариваю с человеком из Старшего дома, а слышу те же выражения, что и в любой портовой забегаловке. Со всем уважением, ваша светлость, я ожидал иного.

Алишер со вздохом сожаления бросил окурок в огонь.

– Моя светлость слегка потускнела за двадцать лет в изгнании, – передразнил он. – Я был не старше тебя, племянник[17], когда меня с эскортом проводили до границы и посоветовали исчезнуть со страниц истории. Подумай об этом.

– Я Терри не убивал и не собираюсь, – ощетинился Тиро. – Его проблемы с королем и законом – не мое дело. Да пусть он даже связан со Старым Лисом или работает на вас – я просто не стану ничего делать. Создатель сам рассудит и воздаст всякому по заслугам.

Князь устало прикрыл здоровый глаз.

– Для вас, молодых, всё так просто, что я даже завидую.

Рыжий паршивец висел на плече и едва передвигал ноги. Мокрый и холодный, как водяная змея, да вдобавок тяжелый, будто мешок с зерном. Ещё и сопротивлялся поначалу, рвался вдогонку за бандитом – насилу Доурелл его утихомирил. Хорош герой! В чем только душа держится, а всё ему добавки подавай!

– Говорил я тебе, не лезь в это дело, сопляк, – пыхтел Доурелл, сдерживая более крепкие выражения, не предназначенные для ушей таких малолетних идиотов. – Но нет, кто же будет слушать старших? Мы же все такие из себя самостоятельные! Я, когда увидел тебя возле «Ранней пташки», ещё подумал: «Э! Земляк-то земляка чует издалека. Может, росли вместе и голозадые по одной лужайке бегали, вот рыжий и потерял рассудок из-за убийства…» Эт-то я бы понял.

Рыжий не подавал вида, что слышит и понимает, о чем ему толкуют. Доурелл приостановился, переложил половчее его руку на своём плече и вновь потащил вперёд. До крыльца тридцать второго дома на улице Каменщиков оставалась от силы дюжина шагов.

– А если откровенно, никто ничего про тебя сперва не понял. И сам я ходил стороной, как кошка вокруг горячей каши. Одно слово – чужак, под другим небом вырос, судьбу менял – кто знает, что за камни у тебя засели в подмётках?

Певучие риорские слова звучали знакомо, но смысл их утекал в песок. Игни было физически больно слушать рассуждения Доурелла, но тот внезапно перешёл к сути.

– Ну и что прикажешь с тобой делать, дурень? – размышлял вслух старший искатель. – Сказать шефу, что ты из этих или дать тебе шанс? Смотри у меня! Будешь дурить, мигом за решеткой с заклеенным ртом окажешься, демонов выродок. У нас, в Акато-Риору, таким, как ты, не рады, понял?

– Понял, – выдохнул рыжий. Доурелл вывернул шею, чтобы глянуть на него вполглаза. Лицо белое, как скатерть, глаза закатываются, а рот кровит – не поймешь, то ли губа разбита, то ли внутри что-то разорвали сапогами. Паскуды ночные. Доурелл высвободил одну руку и пощёлкал пальцами перед длинным носом стажёра.

– Ты давай держись, стажёр. Небось, думал, что взяли служить «белым воротничком», так и манжеты чистыми останутся? Как бы не так, парень, как бы не так. И дело насчет твоего земляка не закрыто ещё. Я тебе больше скажу, там под одним телом крови больше натекло, чем воды за весь Разлив бывает.

Игни мог бы сказать, что и сам это понял, когда обнаружил за спиной не имперских охотников, а гильдейских головорезов. Но решил, что в этом нет необходимости. В Акато-Риору нет человека, который бы не знал о том, что Старый Лис любит редкие магические вещи. Доурелл помолчал. А когда они кое-как взобрались на высокое крыльцо, неожиданно нормальным голосом, без яда, проговорил:

– А ты не таким размазней оказался, как я думал. Отбился. Глядишь, будет из тебя толк. Хочешь, переводись в мой отдел, возражать не буду. Нам твои способности пригодятся. А ещё шеф что-то про твоё особое чутьё говорил. Был бы у нас такой, как ты, полгода назад – быть может, и Римари остался жив.

Стажёр ничего не ответил.

Старший искатель сгрузил его, как тот же мешок, на крыльце, чтобы лишний груз не мешал действовать решительно. Он собирался выбить дверь и разобраться с проблемами шефа, но сперва стоило оценить обстановку.

Доурелл, таясь, перевесился через перила крыльца и быстро заглянул в окно гостиной. Потом, забыв об осторожности, приник к стеклу, загородившись ладонями, чтобы стекло не давало блики. Поперхнулся.

– Сидят, чай пьют, – сообщил он хмуро, прочистив горло. – А сколько воплей было: предатели, убивают. Как же, как же.

Со всей дури постучал кулаком по двери, надеясь, что хоть кто-то обварится кипятком от неожиданности.

– У горцев есть талант. Посади любого из них хоть в яму со змеями при условии, что рядом есть чем промочить горло и оставь без надзора на полчаса – вернешься в самый разгар пирушки. Ну что за люди!

Старший искатель укоризненно покачал головой. С полей его шляпы сорвались капли и упали Игни на нос. Тот понял, что улыбается, только тогда, когда нижнюю губу прострелила острая боль.

За дверью послышался глухой звук передвигаемой мебели.

– Сегодня день воскрешения мёртвых, – объявил Алпин Фарелл, салютуя чашкой с горячим чаем. Он с нескрываемым удовольствием наблюдал за тем, с каким видом новый куратор отдела расследований пытается изобразить радость при виде живого предшественника. Даже Бродэк не сдержал понимающей усмешки. – Я уже начинаю опасаться, господа, что мы рано списали со счетов Эриена Безумного.

– Идите к Владетелю с такими тостами, господин Фарелл, – раздался недовольный голос из-за стены.

Доурелл переводил непонимающий взгляд с шефа на бывшего начальника отдела расследований и злоупотреблений. Отдела, который уже привык считать своим.

Игни зафыркал, держась левой рукой за живот. Неуместный смех щекотал ноющие ребра изнутри, безудержно рвался наружу, несмотря на то, что легким не хватало воздуха, чтобы вдохнуть как следует. Игни покачнулся и чуть было не сполз на пол, потому что Доуреллу надоело его придерживать. Стажёру помог устоять на ногах смутно знакомый парень в круглых очках, съехавших на кончик носа. Игни не сразу узнал за радужными стеклами яркие синие глаза, но прямой нос навёл на верную догадку.

Тиро. Живой.

– Это что, форма студента Академии?

– Вроде того. Записался добровольцем в число мятежных магистров по примеру старшего брата. Если шеф уволит – только и останется, что на баррикадах флагами размахивать. За свободу и равенство.

– А ты, гляжу, только очки нацепил, и сразу же проникся, Риамен, – вставил шеф.

Игни, услышав знакомое слово с имперскими корнями, которое почти без изменений проникло во все известные ему языки, поморщился, будто ему предложили доесть надкушенное червивое яблоко.

– Баррикады меняются, а лозунги остаются такими же… Если попрошу – одолжишь рубашку и очки?

Тиро безразлично пожал плечами.

– Тебе это не поможет. Академия на чрезвычайном положении, – предупредил он.

– Я разберусь.

Игни поймал на себе прожигающий взгляд серо-зеленых глаз шефа. Смерив с ног до головы избитого стажера с распухшей губой и цепью красных следов на шее, Алпин Фарелл долго смотрел на ряженного в магистра Тиро и, наконец, повернулся к старому другу в национальной горской одежде.

– Я предупреждаю в последний раз. Все присутствующих, без исключения. Если кто-то из вас попробует действовать через мою голову – укорочу вашу инициативность ровно на одну восьмую туловища. Вы поняли меня, ваша светлость? – Фарелл возвысил голос, чтобы его хорошо услышали за стеной, и помолчал, дожидаясь утвердительного ответа. – Вы меня знаете, господа, мои слова ветер не уносит. У искателей может быть сколько угодно внешних врагов – рано или поздно, мы разберемся с каждым, а вот внутренних демонов я изгоняю без колебаний.