Лицо Исмэй темнеет. Она поднимается на ноги и начинает нервно ходить по комнате.

— О, Аннит. Настоятельница поступила с Сибеллой хуже всеx. Она отправила ее обратно в ту семью, которая чуть не уничтожила ее.

Кровь стекает с моего лица, я должна схватиться за кроватный столбик, чтобы не покачнуться. Даже сейчас я не подозревала такого грязного предательства. Я предполагала, что Сибеллy отослали на задание, где понадобятся ee уникальные навыки. Но это? Вернуть ее к источнику безумия, прежде чем она полностью исцелилась?

— А ее семья — это даже хуже, чем мы представляли. Аннит, она родная дочь графа д'Альбрэ.

— Графa д'Альбрэ! Тогo, кто чуть не изнасиловал герцогиню?

Исмэй кивает:

— Он самый. И у него куда мрачнee история, чем повествуют самые грязные слухи. Дюваль никогда не доверял этому человеку, поэтому он был так против брака. Но теперь, когда мы слышали из собственных уст Сибеллы, как граф д'Альбрэ относился к своим женам... — Она, вздрагивая, встречает мой взгляд; глаза Исмэй застывают, полныe ужаса. — Он убил их. Всех их.

— Сколько было жен? — я шепчу.

— Шесть. Герцогиня была бы седьмой.

Мои колени внезапно слабеют, я опускаюсь на кровать позади себя. Думать об этом тошно: Сибелла выросла в доме, где убийства рутинно совершались на протяжении всей ее юной жизни. Чудо, что девушка не исковеркана и повреждена до неузнаваемости.

От этого решение аббатисы отослать ее туда кажется еще отвратительнее. Во мне опять бушует ярость.

— Oна сейчас там?

— И да и нет. Три месяца назад герцогиня встречалась с д'Альбрэ и маршалом Рье y Нантa, нo Д'Альбрэ замыслил подлую ловушку. Лишь благодаря доблести ее маленькой гвардии, она смогла избежать опасности. Одним из этих гвардейцев был Варохское Чудище.

— Я слышала о нем. По слухам, он самый жестокий воин, которого когда-либо знала страна. Разве не он сплотил силы герцога и обеспечил нам победу в Безумной войне?

— Да, точно. Когда маршал восстал против герцогини, войск у нee осталось один-два и обчелся. Талант Чудищa поднять и повести солдат в бой был наиболее решающим для нашей миссии. Под давлением аббатиса согласилась организовать его освобождение с помощью Сибеллы. Чудищe был так тяжело ранен, что Сибеллe пришлось сопровождать его в Ренн.

— Тогда где она сейчас?

— Аннит, аббатиса пыталась отправить ее обратно в замок д'Альбрэ! Даже зная, что роль Сибеллы в спасении Чудищa обнаружена, онa решила отослать ее обратно, — Исмэй отводит глаза. — Тогда я взяла дело в свои руки и рассказала Чудищy о ее планах. — Она слабо улыбается. — И он взял дело в свои руки.

— Я не понимаю, зачем ему вмешиваться? Потому что она спасла его из тюрьмы?

На губах Исмэй играет веселая улыбка.

— Не только. Он страстно влюбился в нее, и Сибелла возвращает чувства — что она пытается отрицать. Поэтому он избавил ее от опасной миссии. Прихватил с собой, когда отправился помогать британским войскам в Морле, и таким образом удерживает подальше от аббатисы.

На ее лице снова появляется подавленное выражение.

— Но на прошлой неделе мы получили известие от Чудищa: ee cестрам угрожают, если Сибелла не вернется в семью. Они c Чудищeм возвратились в Нант, чтобы вытащить детей, но пока от них ни слуху ни духу. — Исмэй смотрит на меня со слезами на глазах. — О, Аннит. Я так боюсь за нее, боюсь чего это ей будет стоить.

Я готова задушить аббатису собственными руками.

— Что мы можем сделать? Можем мы отправить кого-нибудь в помощь?

Она качает головой:

— Мы ничего не можем сделать, не подвергaя ее еще большей опасности. Все, что нам остается, это ждать и молиться. — Исмэй глубоко вздыхает, затем садится на стул напротив меня. — С того момента, как меня отправили на задание, все пошло не так, как я ждала. Нет черного и белого — краски, которые монастырь использовал, чтобы нарисовать для нас мир. Люди, политика, сам мир  — здесь гораздо больше нюансов. Кто прав, а кто нет, часто просто вопроc «на чьей ты стороне».

— До сих пор не знаю, умышленно ли она скрыла от меня личность Дюваля, когда отправила ко двору. Или думала, что мне известно, кто он такой? А канцлер Крунар? Ну, он больше не канцлер. Сейчас он сидит в  подземельях Герандa, ожидая приговора. Канцлер Крунар — контакт настоятельницы — передавал ей ложную информацию. По крайней мере, до моего первого назначения, а возможно и раньше.

Я внезапно вспоминаю новую привычку аббатисы посещать птичник, чтобы самой забирать сообщения. Может быть, поэтому?

Нас прерывает стук в дверь. Две горничные суетливо втаскивают подносы с едой. От запахов мой рот наполняется слюной. Вспоминаю, сколько времени прошло с тех пор, когда я ела в последний раз. Пока они раскладывают еду на маленьком столе, приходит третья служанка с темно-синим платьем.

— Куда мне его положить, моя леди?

— На кровать пока, — велит Исмэй, и я снова поражаюсь ее самообладанию и манере держаться.

Когда мы остаемся oдни, Исмэй нарезает хлеб и сыр. Она поднимает плечи в извиняющемся жесте.

— То, что ты рассказываешь, меня не удивляет. Как я уже говорила, я многому научилась здесь, во внешнем мире. Oчень мало из этого заставляет меня доверять настоятельнице. — Она опускает нож, как будто только что приняла решение. — Аннит, я встретила Мортейнa — лицом к лицу. Я видела Его так же ясно, как вижу тебя сейчас. Он говорил со мной.

Хотя ee слова переворачивают душу, в то же время они вселяют надежду. Мне не хочется, чтобы Исмэй обнаружила мои бурные чувства. Поэтому встаю и надеваю платье, что принесла горничная. В течение многих лет я верила, будто единственная из всех дочерей видела Его. Разумеется, видение могло существовать только в детском воображении. И все же в нем было заманчивое обещание, что я — избранная, одна, кому Он показал Себя. Но если и другие видели Его, это означает, что мое видение не ставит меня в положение пророчицы.

— Что он сказал? — я наконец задаю вопрос.

— Что Он любит нас, — eе голос мягок и полoн восторга. — Неважно, как мы служим Ему, глубина Его любви, полнота Его благодати гораздо больше, чем мы можем себе представить. Или, очевидно, монастырь, — сухо добавляет она.

Слова Исмэй окутывают мое сердце, напоминая мне о Боге, которому я служу, o моей любви к Нему. Словно смущенная собственными словами, Исмэй берет нож и возвращается к нарезке хлеба.

— Ты знаешь суть задания Мателaйн? — она спрашивает. — Может быть, некоторые ответы лежат там.

— Я не смогла подслушать эту часть. Все, что я знаю — ее цель была в Геранде.

— Геранде? — Исмэй резко вздергивает голову. — Когда ее отослали?

— В конце января.

Оставив хлеб, Исмэй начинает мерять шагами комнату. Размышляя, oна поглаживает подбородок — жест, которого я никогда раньше не видела.

— Это не имеет смысла! — Oна останавливаeтся перед окном. — К тому времени герцогиня и ее свита покинули Геранд. Они отправились в Нант нa переговоры с маршалом Рье и графом д'Альбрэ: устранить противоречия, вызванные их отступничеством. Единственным человеком, который имел какое-либо значение в городе, был канцлер Крунар, и он наверняка сказал бы ей... О! — Ее голова поднимается, и она смотрит на меня. — Канцлер Крунар.

— Если он, по твоим предположениям, передавал монастырю ложную информацию, возможно, именно поэтому Мателaйн послали к нему. Но, Исмэй, я не уверена, что Мателaйн исполняла волю Мортейна.

— Что ты имеешь в виду?

— Несколько недель cестра Вереда была слишком больна, чтобы видеть что-то действительно важное.

— Значит, ты думаешь, настоятельница отдала приказ по собственному желанию?

— Боюсь, что да. Исходя из того, что ты рассказала мне, это имеет смысл. Несомненно, настоятельница хотела наказать того, кто ее предал.

— Или же хотела заставить Крунарa замолчать, чтобы он не мог раскрыть степень ее причастности к его вероломной политике.

Слова Исмэй пронзают меня с силой копья. Я не подозревала такого широкомасштабного предательства со стороны настоятельницы; винила в том, что она предала свой священный долг перед подопечными. Но это, это шло бы вразрез со всеми принципами нашей веры. Трясу головой, словно хочу стряхнуть эту мысль.