— Почти готово, — сказал он, сглотнув вязкую вдруг слюну.

Стало страшно.

А вдруг… вдруг не получится? Вдруг он, Тойтек, был слишком самоуверен? И теперь его самоуверенность обойдется…

— Жаль, если не выйдет, — тихо произнесла Заххара, обнимая себя. — Хотите кофе? Я аппарат видела. Не уверена, правда, что он работает, но попытаться можно.

— Хочу, — согласился Тойтек и кресло развернул.

До конца первого цикла оставалось полтора часа. И эти полтора часа следовало просто переждать.

Алина спала, вернее, состояние ее нынешнее было чем-то средним между сном и комой. Мозговая активность находилась на пороговом уровне, и это утешало. Если вдруг… боли она не почувствует.

Это тоже хорошо.

Аппарат стоял в дальнем углу, на узкой башне старого, если не сказать, старинного, синтезатора. Его покрывал толстый слой пыли, которую Заххара просто смахнула. Она ловко откинула панель, заглянула внутрь и хмыкнула.

— Картриджи полные. Такое ощущение, что его поставили и забыли. Сейчас принесу воды. Вы какой кофе предпочитаете?

— Черный. Эспрессо. Двойной.

Тойтек ощутил укол совести. Ему не кофе следовало бы пить, а… что? Метаться по лаборатории, рвать на себе волосы и одежды? Запереться где-нибудь с угрюмым видом? Погрузиться в размышления?

В размышления погружаться он предпочитал в условиях комфортных.

С кофе, например.

— Сейчас будет, — воду Заххара лила медленно и осторожно, не пролив ни капли. Она в целом была очень аккуратной женщиной. И в другой ситуации…

Тойтек вздохнул, признавая, что ничему-то его жизнь не учит. Разве что…

— Спасибо, — далось это простое слово с немалым трудом.

— Не за что, — она улыбнулась, и лицо ее сделалось вдруг мягким.

Красивая.

Повезло ах-айорцу… или нет? Тут и с одной женщиной порой не знаешь, что делать, а когда их много? Нет уж, боги пусть милуют Тойтека от такого везения.

— Расскажите, — попросил он, и на сей раз просьба далась почти легко.

— О чем?

Заххара включила аппарат.

— Не знаю. О чем-нибудь. Просто…

— Не выносите молчание?

— Не сейчас, — был вынужден признать Тойтек. — Обычно как раз предпочитаю, но сейчас… расскажите. Если вам не сложно.

— Не сложно, — она провела ладонями по волосам, проверяя, не выбились ли они из гладкой ее прически. — Но рассказывать особо нечего. У моего отца ферма. Я говорила? Нет? Занимается разведением песчаных медуз. Та еще пакость, честно говоря, но ядовитые железы их весьма ценятся. Правда, беда в том, что яд нестабилен. В нем содержится более двух десятков сложных белковых соединений…

— Погодите… ах-айорский бальзам?

— Да, — она улыбнулась. — Так его у вас называют. Но по сути это те самые медузы, стабилизированные в гелевой среде. Их погружают в сон…

…как Алину.

Показатели пока стабильны, но обманываться не стоит, эта стабильность не продлиться долго. Как и собственное относительно неплохое самочувствие Тойтека.

— …и затем пересылают, а уже непосредственно перед производством происходит удаление желез, да и вообще экстракция. Хотя и она, насколько я знаю, далеко не всегда проходит успешно. Эффективность процесса крайне низкая. Отец и пытался ее повысить.

Кофемашина издала протяжный сигнал.

И Заххара наполнила кружки.

— Вы тоже?

— Люблю, — она держала чашку на раскрытой ладони. — Женщинам полагается любить что-то сладкое и воздушное, а я вот черный и без сахара. У отца лаборатория. И я помогала… пока не продали в гарем.

— И вы так спокойно это говорите?

Легкое пожатие плечами.

И… черная коса сползает на шею. А у нее есть что-то общее с Эрикой, и вовсе не цвет волос. Внешнее сходство? Отдаленное. Скорее… скорее это вот спокойствие, исходящее от Заххары. В нем нет ничего от смирения, напротив, смирение с образом ее как раз-то не увязывается.

— Это реальность нашего мира. Женщина должна выйти замуж. И отец подыскал мне достойного мужа…

— Он ведь не муж? Я плохо знаю обычаи вашего мира… — Тойтек вдруг испугался, что она обидится и замолчит. Или уйдет.

Догонять ее он не станет, гордость не позволит. Вот и придется ждать в одиночестве. Сколько еще? Меньше часа? Или… техника все-таки далеко не высшего класса, да и старая. И синтез может затянуться.

— Одару… да, это не жена. Диктатор не берет жен, так уж повелось…

— Почему?

Тема показалась в достаточной мере безопасной.

— В гареме Данияра несколько сотен женщин…

Тойтек представил и вздрогнул.

— Многие желают пристроить туда дочерей или племянниц, или воспитанниц, — она понюхала кофе и прищурилась. — Обычаи сильны. И некогда это помогало роду выжить… на Ах-айоре опасно. Даже сейчас. А раньше… пустыня… вы когда-нибудь видели настоящую пустыню?

— Нет. Только в передаче про пустынные миры, — Тойтеку собственный ответ показался вдруг до отвращения глупым. Но Заххара кивнула, будто не ожидала ничего другого.

— Она красивая… пески желтые. Или белые. Иногда красные, когда ветер смывает наносы, позволяя подняться глубинным слоям. Он меняет узор ее, и каждое утро мир встречает новая картина. Наш дом находился у подножия скал, и те служили защитой от ветра и песка, но не всегда… в сезон бурь пустыня рождает самумы, и те летят, преодолевая сотни километров, сметая все на своем пути… сейчас оазисы и водные источники защищают куполами, но порой и те не выдерживают.

Заххара все же добавила сахара.

Две крохотных ложечки. А кофе, ею сваренный, пах пустыней, той, воображаемой, которую Тойтек почти видел. И это отвлекало от мыслей, что…

…а если не получится? Синтез не такой простой процесс, аппарат же не высшего класса… и какое количество материала вообще удалось выделить? И выдержит ли система, созданная на скорую руку, не прошедшая ни испытаний, ни минимальной калибровки? Сумеет ли она удержаться в заданных настройках?

— Отец говорил, что вода — величайшая ценность, что люди открыли ее этому миру. Что наши предки поставили в горах очистные установки, запустили атмосферные концентраторы, выстроили водорослевые фермы и вообще сделали все, чтобы пустыня ожила. Правда, не сразу. Процесс шел постепенно. И люди заселяли мир, чтобы потом делить его снова и снова…

Ее палец скользил по белому пластику стены, рисуя новые карты.

— Мир оказался не так уж велик, поэтому начались войны, и с каждым поколением все более яростные. И так получалось, что проигравшие лишались не просто земли. Их вырезали, всех… — темные глаза полыхнули яростью, которая погасла. — И отдать свою дочь в гарем сильного мужчины было шансом для всех. Союзы крови накладывали свои обязательства.

— Это все… честно говоря… только не обижайтесь, но… звучит дико.

— Более дико, чем обычай пиххья считать всех детей собственностью общества? И отдавать новорожденных в социальные ясли, чтобы потом оттуда перевести в социальный же сад и социальную школу. Мне странен мир, где дети не имеют права знать, кто их родители, и родители, спокойно отказывающиеся от своей крови во имя высшего блага.

— Да… — вынужден был согласиться Тойтек. — Вселенная огромна…

— И много в ней всякого… необычного, — Заххара улыбнулась. — У вас получится.

— Почему вы так думаете?

— Потому что верю в высшую справедливость. Если Данияр не вернется, то будет новая война.

— Думаете?

— Знаю. Тот, кто заплатил за его смерть, не понимает, что нельзя просто взять и заменить Диктатора. Сколькие признают того, кто решил встать на его место? А сколькие решат, что и сами не хуже? Пустыня вспомнит старые времена, и тогда… мой дом стоит на скальной подошве, и там, в скалах, есть старые бункеры, созданные моими предками, чтобы спасти хоть кого-то. А отец незадолго перед моим… уходом полностью переоснастил систему безопасности.

— Думаете, знал?

— Вряд ли. Он ведь обычный аммару, владелец земли и дела. И род наш не так, чтобы знатен… просто… повезло.

— Кому?

— Отцу. Он разместил мое фото на сайте и получил приглашение от старшего евнуха, а там… — она прищурилась. — Не думайте, у меня была возможность отказаться.