— Вот, что вы сделаете… включайте запись…

Она не сомневалась, что запись уже включена, ибо мистер Бьянцонни показал себя человеком опытным, но все же напомнила…

— Первое…

Рынок Данияра утомил.

Был он слишком большим, слишком шумным и чересчур уж похожим на тот, другой, куда Данияру случалось сбегать в юные годы, когда на плечах его еще не висела ответственность за благополучие всего мира. Пожалуй, именно это ощущение вернувшегося детства и придало поначалу сил.

Но потом…

Прилавки.

Торговцы. Уважаемые люди, с которыми требовалось перемолвиться словом-другим, рассказать о погоде, посетовать, что женщины в этом году стали совсем уж дороги, пожаловаться на капризы, выслушать жалобы на детей…

Посмотреть товар.

Прикупить из вежливости. Зачем ему нужен десяток клинков, вырезанных из листовой стали, Данияр понятия не имел. И пусть чеканка была неплохой, весьма даже недурно имитировала ручную работу, но сами клинки годились лишь для того, чтобы на стенах висеть.

Или вот халаты.

Пояса.

Наборные запястья.

Украшения, которые выплетались из золотой проволоки прямо на улице, но золото было дурным, низкого качества, а камни и вовсе поделочными. С другой стороны, пригодится. В гареме все уйдет. И Данияр докупил еще с пару дюжин отрезов ткани.

Кувшинов.

Чаш.

Полотенец для рук. И плетеных ковриков с имитацией натурального волокна. А потом ему вновь все надоело. Рынок этот. Люди. Мужчины и женщины, что бродили под солнцем, то и дело сталкиваясь друг с другом. Голоса.

Гомон.

Запахи.

Заныла вдруг голова, захотелось присесть, а лучше прилечь, и закрыться ото всех, чтобы только вода журчала и любимые одару воспевали силу своего повелителя. На этой мысли Данияр окончательно расстроился, ибо себе врать не привык.

Силы почти не осталось.

Ловкости крохи.

А в остальном… вот тот бронзовокожий исполин, что держит на плечах еще четверых, собирая толпу с инфонами, и вправду силен. Как и его собрат, что пляшет с саблями, выплетая стальной узор на радость туристам. Ему бы Данияр лет пять тому мог бы показать, как правильно вести этот танец, а теперь вот… он вдруг осознал, что стал толст и ленив, отсюда и безразличие. И верно, прочие беды, о которых ему не спешат говорить, но лишь льстят, заразы.

— Что-то не так? — поинтересовалась Некко, откладывая тончайшее полотно, расшитое серебристой нитью.

— Все не так, — проворчал Данияр.

А ведь и она льстит.

Лукавит.

Говорит одно, а думает… как узнать, что думает другой человек? И надо ли? А то ведь мало ли что найдешь в чужих мыслях.

- Думаю, нам стоит освежиться, — Некко кивнула торговцу, и тот поспешил подать черную таблетку терминала. Стало быть, за свои покупает… а откуда у нее деньги?

От родителей?

Или…

Данияр усилием воли подавил очнувшуюся было подозрительность. Если бы одару захотели избавиться от него, то сделать это могли бы… или нет?

Дома случилось бы расследование, а на корабле кто станет возиться?

— Матушка просила присмотреть ей что-нибудь. У меня еще шестеро сестер сундуки готовят, — сказала Некко, оправдываясь. — У троих свадьбы зимой, выкупы заплачены, теперь вот ищут, на что потратить.

Звучало весьма правдоподобно.

— Госпожа может взять каталог, — оживился торговец. — И заказать нужное прямо на корабль!

Некко кивнула.

И каталог приняла.

Массивный весьма, сделанный под старинную книгу с псевдобумажными страницами, к которым крепились образцы тканей. А интересная задумка, надо бы своим подсказать, пусть бы тоже чего-нибудь этакого попридумывали…

— Это все солнце, — Эрра поморщилась. — Кто ж торгует в полдень?

Солнце и вправду разошлось не на шутку, и словно подслушав слова Эрры, торговцы разом засобирались. Мелкие исчезли, прихватив ковры, циновки и короба с товаром, крупные опустили тканевые завесы, укрывшись в коробчонках лавок.

И лишь дорогие магазины раскрыли над крышами зонты дополнительной защиты.

— Здесь, если путеводителю верить, есть неплохое кафе, — Эрра помахала растопыренной пятерней. — Недалеко… господину понравится.

Под огромным куполом торгового центра — Данияр оценил размеры и стандартность конструкции, такие и у него стоят, разве что выкрашены в белый — царила расслабляющая прохлада. Журчали фонтаны, в прозрачных чашах их плавали губастые рыбы белого, желтого и красного окраса. Радовала глаз зеленая стена, и мелкие пташки, по этой зелени порхающие.

Он даже соизволил ненадолго присесть.

— Дорогой! — этот голос заставил вздрогнуть, обернуться и проклясть тот момент, когда вздумалось ему искать приключений вне гарема.

Блондинка, обряженная во что-то одновременно полупрозрачное и леопардовое, спешила к нему настолько, насколько позволяли тонкие льдисто-прозрачные каблуки.

— Дорогой, я все поняла! — она весьма бодро вскарабкалась по ступеням и с невероятной легкостью обогнула Эрру, что попыталась заступить дорогу.

— Доброго дня, — Данияр решил быть вежливым.

То ли устал. То ли все-таки было что-то в этих живых пятнах, что медленно переползали по коже, создавая престранного вида рисунки.

Получалось весьма откровенно, но…

— Ах, как я счастлива… — блондинка поспешила сунуть Заххаре пяток пакетов, а сама плюхнулась рядом и вытянула ноги. Ноги были тонкими и в меру мускулистыми, длинными, пожалуй, вполне достойными того, чтобы ими любовался Сотрясатель Вселенной. — Я не знала, к кому мне обратиться…

Голос вдруг сделался плаксив.

— …этот идиот, помощник капитана, отказался говорить, где твоя каюта. А номер заблокирован. Это какое-то недоразумение? — она нахмурилась и посмотрела на Данияра аккурат, как смотрела любимая нянюшка отца, когда Данияр вновь делал что-то не так.

А он часто делал что-то не так.

По плечам побежал озноб.

— Конечно, недоразумение, — бодро соврал он.

— Вот! — блондинка тряхнула гривой волос, в которой мерцали разноцветные звездочки. — Я тоже так подумала. После всего, что нас связывает, ты не мог быть настолько жесток…

…а вот прадед, помнится, одной своей одару, решившей, будто ей позволено больше, чем прочим, голову велел отрубить. На площади. Дед, тот уже помягче был, просто домой отсылал и не слишком интересовался, каким образом семьи избавлялись от позора. Отец, помнится, жалел и просто передаривал чересчур уж наглых. Говорил, что двойная польза, и людям почет, и евнухам полегче…

Эту подарить вряд ли выйдет.

Уж больно… непривычно откровенна. Одевается вон так, что раздетой выглядит. И за руку сама хватает, и прижимается горячим боком, шепча, как она счастлива…

— …мы просто созданы друг для друга…

Не приведите боги!

— Может, — Данияр беспомощно огляделся, но лишь за тем, чтобы убедиться: одару не помогут. Заххара отошла к магазинчику, в витрине которого сияли зеркала. Эрра с презадумчивым видом разглядывала собственные ногти, а Некко и вовсе делала вид, что интересует ее исключительно зеленая стена.

И птицы.

Ревнуют, стало быть.

— Мы так и будем здесь сидеть? — блондинка, убедившись, что прогонять ее не станут, окончательно осмелела. Она подхватила Данияра под руку — он даже оцепенел от этакой наглости, — и встала. — Тут есть приличное кафе, где мы можем поговорить.

— О чем? — робко поинтересовался Диктатор, с тоской вспоминая славного прадеда, которого леопардовые пятна вкупе с каблуками вряд ли бы смогли остановить.

— Как о чем? — идеальные брови блондинки взлетели. — О нашей будущей счастливой жизни.

Данияр содрогнулся.

А вот Эрра, кажется, с трудом сдерживала смех… весело им, значит? Распустились… вот вернется домой и… и указ издаст о роспуске гарема. А сам пойдет тренироваться.

Да.

Тот факт, что больше воевать не с кем, не должен препятствовать воину. И приняв судьбоносное это решение, Данияр позволил увлечь себя к лифту.