Тойтека душила ярость.

Потому что…

Получается… что получается? Да полное… он выругался мысленно. И снова. И еще раз, но легче не становилось. Хуже всего, что Тойтек чувствовал себя не беспомощным, к беспомощности он как раз успел привыкнуть. Он чувствовал себя дураком.

Он!

Идиотом, которого обвели вокруг пальца… и кто? Ладно Элиза, она дрянь, но ее хотя бы понять можно. Но Мейсон… ему Тойтек верил.

Старый приятель.

Друг.

И единомышленник, как представлялось.

— Мы… — он вдруг понял, что если не заговорит, то его просто-напросто разорвет от злости, и возможно, отнюдь не фигурально. Голова налилась тяжестью, сердце неприятно задергалось, а искин кресла издал протяжный жалобный писк. — Мы… учились. Вместе.

На шее забилась, застучала артерия. И Тойтек испугался, что она не выдержит напора крови. Он понимал, насколько беспочвенен и нелеп даже этого его страх, но справиться с ним не мог.

Долго.

Целых несколько секунд. Но страх отступил.

— Он. Старше. Я… мать не хотела… поступать… я… поэт… ром-тично…

…а в биологии ничего романтичного нет.

— Из дома… сбжал. Пступил… тесты… лучший результат, — с каждым словом говорить становилось легче, пусть и речь сбивала дыхание, но Тойтек справлялся. — Тлько… с окраины. Парень. Нкто не знает… он помог. Мне. Уже тогда…

…он был весьма талантлив, приятель Мейсон, пусть таланты его и лежали в областях иных, не связанных ни с биологией, ни с вирусологией. Однако он, наследник древнего славного рода, баловень судьбы, умудрялся становиться своим для самых разных людей.

— Понимаешь, — сказал он как-то, в очередной раз ссужая Тойтека немалой для него, но пустяковой для истинного Мейсона, суммой, — дело в том, что я должен разбираться в семейном деле. И потому все это… ну, для понимания и не более того. Как я могу оценить перспективность разработки, если не въезжаю, о чем мне говорят? А так… на большее не претендую, голова не потянет…

Он говорил об этом легко, будто бы вовсе факт собственного несовершенства не задевал самолюбия.

— Псле… предложил работу. Лабораторию, — это не было исповедью, скорее Тойтек впервые за долгое время позволил чувствам взять верх. И теперь он понятия не имел, как справиться с ними. — Проект.

…кто бы еще позволил вчерашнему выпускнику, пусть и лучшему за последние годы, если верить профессуре, возглавить собственный проект?

Кто бы рискнул доверить ему и лабораторию, и людей.

Деньги.

А Мейсон просто сказал:

— Ты сможешь. Давай, покажи им всем, чего стоишь…

…и Тойтек показал.

Полтора года от идеи до патента — это ничтожно мало.

И еще год — для подтверждения докторской степени. И еще один, чтобы получить вторую… не то, чтобы Тойтеку они так уж нужны были. Хотя… были, тешили самолюбие, и, глядя на бумаги — отдадут ли их матушке или оставят в галерее, рядом с портретом в изящной черной рамке, ведь «Фармтек» помнит заслуженных своих специалистов? — главное, что Тойтек вновь и вновь доказывал себе, что вовсе он не бесталанен, как утверждала матушка.

У него получилось вернуть контроль над дыханием.

И почти — над телом.

— Семнадцать патентов за двадцать лет, — рыжая смотрела с сочувствием, но сей факт почему-то не оскорблял. — Насколько я знаю. И эти патенты, даже самые первые, продолжают приносить немалые деньги.

Она кивнула самой себе.

— Вам ведь идет процент?

— Да.

— А право передачи кому принадлежит? И оформляли возможность пролонгации? А перепродажи? Возможность изготовления по лицензии предусмотрена?

— Н-не знаю, — вынужден был признать Тойтек.

— Плохо, — с упреком произнесла она. — Однако, вам принадлежат не только патенты, верно? Но и доля в фирме?

— Д-да.

— Сколько?

— Треть, — Тойтек осторожно повернул голову влево, растягивая мышцы, которые казались теперь хрупкими, что хрусталь.

Он не собирался лезть в бизнес. Просто… разработки требовали денег, вот он и согласился обменять гонорары на акции. Или как-то так? Главное, что лично ему деньги были не особо и нужны. В отличие от работы.

— Это много… кому доля отойдет в случае вашей смерти?

— М-маме.

— А она… насколько хорошо разбирается в финансовых вопросах?

— Н-не х-хрошо. Свсем, — голова повернулась и вправо, и вдруг застряла, мышцы ненадолго окаменели, судорогой схваченные, но отпустило раньше, чем Тойтек успел испугаться.

— То есть, если ей предложат эту долю продать, скажем… миллиона за два или три, она согласится? — рыжие бровки сошлись над переносицей.

— Да.

Еще как согласится.

И будет счастлива. Матушке вечно не хватало денег, что странно, ведь творчество ее пользовалось успехом. Но вот…

— А сколько она стоит на самом деле? — осторожно поинтересовался Кахрай.

Он встал за спиной Тойтека и осторожно вернул голову на место.

— Раз в двадцать больше… но тут аудит нужен. Аудит всегда нужен, — она поднялась и прошлась по каюте. Замерла, упершись пальцем в подбородок. — Скажите, а вы не хотите оформить доверенность? У меня есть надежный человек. И если вдруг с нами что-то случится, он просто не позволит обокрасть вашу матушку.

Лотта бросила взгляд на часы.

— Говорить вы способны. Мы выступим свидетелями. Пригласим кого-то из команды… врача обязательно, нужно будет оформить подтверждение, что вы находитесь в здравом уме.

Тойтек закрыл глаза.

Значит, деньги?

Вот так взять и ради денег… но разве он, Тойтек, мало приносил корпорации? И разве не принес бы еще больше, если бы ему позволили работать? Он ведь большего не просил. Ему были не интересны эти дрязги в верхах… он и акциями-то не распоряжался, отдав голоса Мейсону.

Выходит зря.

Лотта остановилась и хлопнула в ладоши.

— Действуем, — сказала она. — И еще… я думаю, в свидетели стоит пригласить человека независимого, обладающего большим весом, которого сложно будет упрекнуть в предвзятости или корысти.

И она точно знала, где взять этого самого человека.

…процедура и вправду не заняла много времени, пусть ничтожный человечишко, занимавший пост корабельного врача и пытался отговориться недостаточной квалификацией, не позволяющей ему вынести вердикт об умственном состоянии пациента. Но снятый с руки золотой браслет вопрос решил, хотя человечишко и пытался отказаться, но делал это как-то неубедительно, что ли.

Хмыкнула Эрра.

Заххара покачала головой, явно удивляясь этакой продажности, и лишь Некко осталась спокойна. Легким взмахом руки она поставила свою подпись под документом, сразу под подписью Данияра, и в этом ему почудился добрый знак.

Он улыбнулся.

Пусть женщина сомневается, женщины всегда полны сомнений, такова их натура, но он, Сотрясатель вселенной, Повергатель Врагов и далее, далее по списку, точно знает, чего хочет.

Осталось малое — добиться.

И добьется, не будь он потомком Азура Великолепного и Аспара Кровавого.

— Скорее всего, документ оспорят, — Лотта встряхнула тончайший лист пластика и посмотрела сквозь него, будто так пыталась разглядеть скрытые знаки. — Квалификация у врача действительно слабовата…

— Тогда зачем все?

Эрра устроилась на полу, скрестив ноги.

— Им придется идти в суд. Их адвокат. Наши адвокаты… такие дела тянутся годами и весьма дурно сказываются, как на репутации компании, так и на финансах. Так что, если у вашего приятеля есть голова, он предпочтет договариваться миром. И конечно, цену предложит ниже рыночной, но не совсем уж бросовую…

Человек в кресле, уже, к слову, не похожий на мумию себя, что-то проворчал. И рукой дернул. А потом как-то неловко, рывком, подтянул эту руку к себе и произнес:

— Их вакцина не работает.

— Что за вакцина? — осведомилась Некко, опускаясь на диван рядом с Данияром. И тепло ее тела успокаивало.

— От чумы. Извините… я копию скину, пока связь есть.