— И его женщина… она искренне волнуется. А иногда злится. Но не на тебя. Что-то с управлением… Данияр тоже… с Ах-айором удалось связаться, так что больше его власти ничто не угрожает. Хотя он и разочарован. Он ведь считал Миршара другом, а тот вошел в сговор с советом. Решили устроить республику. Идиоты…

Почему?

Чем плоха республика?

— Тем, — она словно читала мысли, или же дело в том, что мысли эти были до отвращения бесхитростны. — Что она не годится для нашего мира, для культуры, где важна личная сила, где свободный трон означает войну. А они… рассчитывали… погибли братья Данияра. И хорошо, что не все… Младшего не тронули, он был далеко, да и решили, что не станет рисковать семьей и возвращаться. Тем паче отречение официальное он еще когда написал… вот… и устроили. Хуже всего, что гарем пострадал. Убивать, правда, не стали. Все-таки убивать — это не цивилизованно, но… родить они не смогут. То есть, вроде бы кого-то восстановить удастся, но не всех. Зря они, конечно. Гарема Данияр им не простит. Все остальное — возможно, а вот женщины… Советница отправила миротворческие войска, но это больше для порядка, потому что Учхарр все-таки вернулся и временно принял управление. Но временно… Данияр сам устроит суд. И будет в своем праве.

Легкие дышали.

В желудке что-то ворочалось, хотя ворочаться там было совершенно нечему.

— У Лотты родственников тоже стало меньше. Они хоть к чуме отношения и не имеют, но все равно много другого нашлось, а служба безопасности Созвездия работать умеет.

Может, и так.

Легкие… можно попробовать локальную клеточную пересадку в аэрозоле, если, конечно, у Тойтека остался хотя бы один здоровый участок, с которого можно высеять здоровые же клетки. Процедура не из дешевых, зато и эффективна, и малоинвазивна.

Печень… сложнее.

Искусственная не вариант, разве что временный, пока не вырастят собственную. С почками то же самое. В целом, если он жив, если дышит, то перспективы открываются неплохие.

Главное, чтобы мозг не пострадал. Его точно восстановить не получится.

Тойтек сделал глубокий вдох на радость машине, которая отозвалась мигающими огоньками и разноголосицей.

— Спокойнее, — пригрозила Заххара. — Тебе еще рано из капсулы выбираться. Да и Алина не готова пока к подвигу во имя любви.

Вот меньше всего Тойтеку хотелось становиться чьим-то подвигом.

— Не переживай, — пообещала Заххара, и кажется, она вновь улыбалась, хотя чему здесь было улыбаться-то? — Я за ней присмотрю. И за тобой тоже.

Почему-то отторжения это не вызвало.

Наверное, из-за болезни. Болезнь людей меняет.

Оранжерею восстановили.

Покачивался хрупкий мост, протянутый над искусственным озером, в котором по-прежнему плавали хрустальные лилии. Правда, сейчас не было искр и огоньков, но темные, лоснящиеся заросли выглядели величественно.

Лотта смотрела на лианы.

Тонкие и толстые. С листьями огромными, что опахала, и крохотными, с ноготок. Лианы сплетались, будто в объятьях, а огромные золотые жуки суетились меж них.

Пахло зеленью.

Сыростью.

И еще лилиями.

— Так и подумала, что найду вас здесь, — леди Унияр избавилась от чуждого ей образа обычной женщины. Ей безумно шел темный костюм, подчеркивавший и общую бледность, и белизну волос, для которых нашелся на корабле стилист.

И массажист.

И… лайнер ведь был элитный все-таки, а какой элитный лайнер без пары-тройки косметических салонов. Лотте бы тоже не мешало заглянуть, но вот как-то руки не доходили.

— Здесь спокойно.

— Как ваши дела?

— Неплохо. Наверное. Меня признали.

…попытка была неглупой и, пожалуй, если бы не помощь леди Унияр, она вполне бы удалась. Ведь кто проверит достоверность семейного рисунка издали?

— …и расследование начато. Спасибо.

— Не за что, — Советница отвернулась и оперлась на перила. — Красиво… он любил такие места, говорил, что здесь можно быть настоящим.

— Мне… жаль.

— Мы прожили сорок семь лет… в браке. И до того… знаете, мой Альберт был еще тем упрямцем, — она улыбнулась и маска успешной совершенно женщины сползла, позволяя Лотте увидеть печаль.

И усталость.

И злость, которая нашла выход, но все-таки.

— Мне было двадцать три, когда мы познакомились. Я — единственный ребенок. Надежда и опора семьи. На меня возлагали немалые надежды. Мой отец был Советником, пусть и не первым, но все же. Мать происходила из старой аристократии, чем гордилась немало. Состояние. Связи. Собственная компания и не одна.

Как знакомо.

— С детства мне твердили, что я обязана оправдать надежды. Я и старалась. Ради них. Я их так любила. А потом встретила Альберта и поняла, что ничего-то не знаю о любви. Он — простой охранник. Было пару неприятных ситуаций, и отцу пришлось позаботиться о моей безопасности. Сперва у нас ничего не ладилось. Он искренне полагал, что женщина должна думать только о том, как выгодно выйти замуж, а все остальное — от лукавого. Меня злила эта ограниченность. Но потом… чем дольше мы узнавали друг друга, тем больше удивлялись… бывший военный, он хотел получить образование.

Лотта молчала.

Она понимала, почему ей говорят. И слушала. И была благодарна за эту возможность заглянуть в чужую жизнь. В ту, которая разрушена.

— И учился. Удаленно. И… у него не всегда получалось. Не потому, что он глуп, напротив, просто… не хватало знаний. Тех базовых, которые можно получить в хорошей школе, но только действительно в хорошей. Я помогла. Сначала с расчетами, потом кое-что объяснила. Потом… он меня спас и мы… наверное, это можно было назвать дружбой. Так я думала. И он тоже. Наивные…

Она сделала глубокий вдох и закрыла глаза, запирая в них слезы. Слезы — это не то, что можно показать посторонним, сколь бы симпатичны они ни были.

И Лотта вежливо отвернулась.

— Отец нашел подходящего жениха. Нет, Дерек был неплох. Обаятелен. Мил. Готов признать за мной право на собственное дело… сильные женщины его не пугали. Пожалуй, он и вправду подходил мне. И в любом ином случае я могла бы влюбиться, но… я сбежала с собственной свадьбы. Какой тогда случился скандал… — улыбка расцвела на этом усталом лице. — А потом второй, когда я вышла замуж. Мне пришлось угрожать Альберту… не важно. Несколько лет мы жили на Техине. Технический мир, который только-только осваивали. Зато там были рады конструктору и без опыта. Почему-то оказалось, что на центральных нам не рады. Подозреваю, не обошлось без отца, он полагал, что я не выдержу долго в непривычной обстановке. Мне и вправду пришлось нелегко, но… он не учел моего характера.

Зря.

Этот характер был виден. Он заставил смириться с горем, спрятать его, скрыть ото всех, обменяв на требование справедливости.

— Как-то получилось, что я быстро нашла себе дело. Условия были и вправду ужасные, местами имело место нарушение закона, но оказалось, что простые люди порой не знают ни о законах, ни о правах. Я организовала профсоюз, выдвинула требования…

…и их удовлетворили.

— …было несколько судебных заседаний. И пара покушений, когда стало ясно, что проблема именно во мне.

Леди Унияр тряхнула головой.

— …дело получилось в итоге довольно резонансным, и когда мы выиграли, мне предложили работу. Это было странно. Я привыкла, что всегда и везде работаю на семью, а тут… отец позвонил, поздравил и сказал, чтобы я возвращалась, что он будет рад. Настолько рад, что подыщет дело для моего никчемного мужа. А я… я отказалась. Ради нас двоих. И это было правильным решением.

В воде что-то мелькнуло, что-то весьма крупное и явно не растительного происхождения.

— Я начала сотрудничать с благотворительной организацией, довольно известной. Чем только не занимались… удивительное время, уникальный опыт. И я сама не заметила, как стала значимой величиной. И меня выдвинули на выборы в Совет Созвездия. Это было… странно. Войти вот так, не по праву крови и рождения, но на одно из двух сотен свободных мест…