— Но?

— Мы предвидели возможность подобного развития ситуации.

Усы выровнялись.

— И в настоящее время пользуемся резервной системой на Филеше.

Лотта улыбнулась. А мистер Бьянцонни пожаловался.

— Еще меня пытались подкупить.

— И много предлагали?

— Полтора миллиона.

— Всего?

Он развел руками, сетуя на недальновидность того, в чью чудесную голову пришла эта, по сути своей довольно здравая мысль.

Только с суммой ошиблись.

Раз эта в тридцать… или в пятьдесят?

— Думаю, больше у них нет. Ваша кузина заложила драгоценности. Конечно, сделано это было через доверенного человека…

…но разве можно надеяться на сохранение приватности, когда речь идет о черных иррашских алмазах, тех, что подарены были бабушкой на первую свадьбу Элизы. На вторую она отправила серебряные ложечки, сказав, что с характером кузины и с ее манерой выходить замуж за каждого идиота, и разориться недолго.

— Дядюшка попытался продать дом, но пока безуспешно. Никто не хочет связываться с недвижимостью, право собственности на которую, можно оспорить.

И верно.

— А вот кузен вашего отца добился личной встречи.

— И что ему было нужно?

— Заявить о невмешательстве. И просить о полном выделении доли после вашего возвращения. Его предприятие вполне успешно, и я бы настоятельно рекомендовал присмотреться. Акции будут расти, а вливания в бизнес многоуважаемому Дугласу понадобятся. Думаю, вы сумеете договориться.

— А…

— Вчера он прилюдно заявил о… сомнениях относительно той девушки. И взял на себя труд пригласить известного специалиста по генетическим аномалиям. Не гражданина Британии. А когда ваша тетушка стала возражать, пригрозил подать жалобу в Парламент. Вы же знаете, право у него есть.

Как и у любого, кто носит имя Эрхард.

И жалоба эта — пустой звук. Или… если новости просочатся в прессу, которая просто-таки живет от скандала к скандалу, а нынешний — не ровня стандартным выходкам золотой молодежи, к им-то более-менее привыкли, — тетушку могут обвинить в убийстве. И ей придется затевать расследование, которое… любое расследование может пойти вовсе не так, как хотелось бы следователю.

— Вам нужно лишь вернуться, — усы мистера Бьянцонни поникли, и сам он сделался печален. — Я взял на себя смелость заключить контракт с «Супергрем»…

Лотта кивнула.

Контракт — это хорошо…

— У них найвысший рейтинг, да и… ваша бабушка всегда к ним обращалась, когда требовалось решить некоторые… щекотливые вопросы.

— Насколько щекотливые? — подобралась Лотта.

Нет, она в принципе была далека от мысли, что состояние Эрхардов добыто исключительно честным образом. И саму ее, говоря по правде, можно было бы подвести под десяток обвинений, включая уход от налогов, незаконную торговлю и так, по мелочи, но… насилие как таковое…

— Нет, нет… сугубо охрана торговых караванов. Особо ценных сотрудников. И прочее… весьма достойная компания.

— Не перекупят?

— Они славятся своей надежностью. Помнится, пару лет тому случился прецедент, который мог заставить некоторых клиентов усомниться в компании. Было проведено внутреннее расследование… вы слышали про Шарирский конфликт?

Лотта кивнула.

Кто ж не слышал про глобальный заговор торговцев тканями, захватившими власть на благословенном Шарире…

— А все началось с убийства муниципального судьи, для охраны которого и наняли «Супергрем». Их люди просто задержались в аэропорту. Не по своей вине. Все было подстроено, и дорого, весьма дорого обошлось подстроившим…

— Надеюсь, больше они не задерживаются?

— Эскадра в дюжину истребителей…

— У них и истребители есть?

— Исключительно гражданского образца, — поспешил заверить мистер Бьянцонни.

— А от военного они чем отличаются?

— Несколько более высоким качеством исполнения, эксклюзивным программным обеспечением, да и вооружены получше. У нас давнее сотрудничество, мы им двигатели поставляем.

Чудесно.

Ну да, конечно, как Лотта могла забыть? Она сама подписывала продление контракта…

— Они тоже весьма заинтересованы в том, чтобы корпорация не развалилась, а потому будут ждать вас возле Зафара…

До которого всего-то пара дней.

— На Аррею, к сожалению, не успевают. Так что, вы уж постарайтесь…

— Я стараюсь.

Лотта развернула маршрут, проложенный навигатором, надеясь, что на сей раз тот все-таки исполнит обязанности именно так, как должно.

Переход займет двадцать девять часов.

Далее сутки на пересадочной станции, выход на которую закрыт. В ином случае лайнер не стал бы задерживаться, но произошедшее, кажется, слегка встряхнуло экипаж. И хорошо. Спешка спешкой, но Лотте совершенно не хотелось оказаться на краю вселенной только потому, что кто-то решил, будто повторная калибровка двигателей после пробного прыжка — лишний расход времени.

— И хорошо, — мистер Бьянцонни прижал ладони к груди. — Мы вас ждем… мы очень вас ждем.

В этом Лотта не сомневалась.

А потому также серьезно ответила:

— Я вернусь. А если нет…

…к счастью, разубеждать ее не стали, понимая, что жизнь сложна и полна неожиданностей.

— …то вы знаете, как поступить.

— Все будет согласно вашей воле…

…и родственников она не обрадует. Впрочем, Лотта подозревала, что, если дело дойдет до завещания, она и сама будет не рада.

Все-таки жить хотелось.

И теперь у нее даже цель появилась, не сказать, чтобы глобальная, но… должна же от этой поездки польза быть.

Данияр смотрел, как за бортовыми экранами гаснут звезды. Нынешнее зрелище было напрочь лишено изящество, да и виделось в нем нечто тревожное. Или это нервы?

Определенно.

Лайнер медленно разворачивался. Время от времени по огромному телу его пробегала дрожь, напоминавшая людям, что собрались на палубе, сколь хрупко на самом деле это вот творение рук человеческих. И верно, когда-то давно, на заре времен, мореплаватели испытывали сходные чувства…

— Ты хмуришься, — тихо сказала Некко, а прочие одару отступили, чтобы не мешать беседе. Только во взгляде Эрры примерещился лукавый блеск.

— Это просто… не знаю, неспокойно, — Данияр никому не сказал бы это, кроме нее, которая не станет говорить, что дурным предчувствиям верят лишь древние старухи или вот старики, или вовсе люди глупые, не знающие, что верить следует лишь разуму.

— Беспокойно, — согласилась Некко чуть склонив голову.

Сегодня она выбрала белые одежды. И белизна их подчеркивала медный оттенок кожи. В светлых волосах поблескивали камни.

— Почему?

— Не знаю. Может, потому что тебя пытались убить?

— Нам вовсе не обязательно ждать, — Эрра шагнула ближе и отмахнулась от недовольства подруги. — И слушать того человека. Скажи, и она умрет.

— Тебе все лишь бы убивать…

— Можно подумать, ты у нас милосердная…

Не милосердная. Вспомнился и суд, и дознание, и казнь, на которой Некко сама вызвалась присутствовать, и Данияр не отказал.

А после узнал, что и в процессе дознания она участвовала, пусть никто-то от верного приятеля Миршара до последней ищейки и не готов был признать, что она спускалась в подвалы.

Не только спускалась.

— Дело не только в милосердии, — Некко одарила Эрру рассеянным взглядом. — Ты не думала, что мы все можем ошибаться? Делать выводы на основе одного лишь разговора?

— Ну…

— Наблюдать, — жестко сказала Некко. — И не подпускать близко никого…

Данияр согласился.

— А эту вашу… Алину? — проворчала Заххара, которая смотрела на звезды и думала… как понять, о чем думает женщина? Красивая женщина, которая — еще недавно Данияр готов был бы поклясться в том — должна бы быть счастлива, ведь у нее есть все, чего женщина может лишь пожелать.

Но счастливой Заххара не выглядела.

— И ее тоже, — сказала Некко. — Она хотела поездку? Она ее получила. И если я что-то понимаю в людях подобного толка, ей дико неудобно. И потому она сама будет всячески избегать встреч. Нам нужно лишь немного помочь ей в этом.