Годдард всмотрелся в своего третьего помощника. Константин на кого угодно мог нагнать страху — вот почему ему и достался строптивый Техас. Но чтобы запугать кого-либо как следует, необходимо рвение.

— Я вот все думаю, Константин: а вкладываешь ли ты душу в свою дипломатию?

— Моя душа не имеет к делу никакого отношения, ваше превосходительство, — отчеканил алый серп. — Мне как третьему помощнику оказали честь, дав это поручение, со всеми соответствующими правами и обязанностями. Я намерен и дальше выполнять свою работу, насколько мне хватит сил и умений.

Годдард никогда не позволял Константину забыть, что тот выдвинул серпа Кюри на должность Верховного Клинка. Конечно, он понимал причину его поступка. Со стороны алого серпа это был весьма остроумный маневр. Ведь ее все равно кто-нибудь бы выдвинул, но, сделав это сам, Константин поставил себя в чрезвычайно выгодное положение. Если бы Кюри выиграла, для старой гвардии он стал бы героем. А если бы проиграла, то Годдард, назначая помощников, сделал бы выбор в пользу Константина. Почему? Да потому, что тогда создалось бы впечатление, будто в его свиту входит и представитель старой гвардии, тогда как это было не так. Дело в том, что алый серп не принадлежал к старой гвардии. Он был человеком без убеждений, готовым примкнуть к победившей стороне. Годдард ценил подобные качества. Однако такому человеку необходимо постоянно указывать его место.

— Я полагал, — произнес Годдард, — что ты постараешься показать себя с наилучшей стороны на своем нынешнем посту. После твоего-то провала, когда ты не сумел помешать серпу Люциферу утопить Твердыню.

Константин вскипел:

— Ваше превосходительство, я не могу принудить к подчинению целый регион!

— Тогда хорошо бы тебе этому научиться!

Именно в этот момент в конференц-зал впорхнула серп Рэнд, причем без малейшего намека на извинение. Ее нахальство обычно восхищало Годдарда, но иногда оно вызывало в нем раздражение. Остальные серпы терпели ее разгильдяйство, но лишь потому, что с ним мирился Годдард.

Рэнд плюхнулась в кресло рядом с шефом.

— Я пропустила что-то интересное?

— Ничего интересного. Всё как всегда, — ответил Годдард. — Оправдания Константина да оптимистические новости от прочих. А у тебя что?

— У меня тонисты, — сказала она. — Слишком много тонистов. И от них слишком много шума.

При упоминании тонистов серпы-помощники беспокойно заерзали.

— Вконец обнаглели со своим дурацким пророком, — продолжала Рэнд. — Дошли до того, что начали публично выступать против серпов, причем не только здесь, но и в других регионах тоже.

— Да они и раньше не проявляли к нам ни капли уважения, — фыркнула Франклин. — Что тут нового?

— А то, что теперь, когда Грозовое Облако замолчало, люди стали прислушиваться.

— Этот их так называемый пророк, Набат, — он сам выступает против нас? — поинтересовался Годдард.

— Нет, — ответила Рэнд. — Но это не важно. Сам факт его существования внушает тонистам мысль, будто пришло их время.

— Их время и вправду пришло, — согласился Годдард, — только не в том смысле, как они думают.

— Ваше превосходительство, — сказал Ницше, — многие серпы следуют вашему примеру и увеличивают количество выпалываемых тонистов, причем так, что это не бросается в глаза.

— Угу, — буркнула Рэнд, — вот только количество приверженцев их культа увеличивается еще быстрее.

— Значит, надо выпалывать больше, — сказал Годдард.

Константин покачал головой:

— Но тогда мы нарушим вторую заповедь. Нельзя выказывать предвзятость при прополке.

— А если бы было можно? — проговорил Годдард. — Если бы не существовало ограничений, налагаемых второй заповедью, кого бы вы предпочли выпалывать?

Воцарилось молчание. Что ж, ожидаемо. Такие вещи не обсуждаются открыто, в особенности с Верховным Клинком.

— Ну же, я уверен, что все вы подумывали об этом, — раззадоривал их Годдард. — И не говорите, что вы не фантазировали, как бы избавиться от той или иной категории граждан, действующих нам на нервы. Только не называйте тонистов, потому что их уже выбрал я.

— Ну-у… — осторожно протянула серп Франклин, — мне никогда не нравились негодные — я имею в виду, негодные по призванию. Еще до того как Грозоблако заклеймило весь мир, существовали люди, добровольно выбиравшие этот стиль жизни. Безусловно, они имеют право жить как хотят… но если бы у меня была возможность, я бы предпочла выпалывать тех, кто не выказывает нам должного уважения.

— Отлично сказано, Арета! Кто еще желает высказаться?

Серп-помощник Ницше прочистил горло.

— Мы победили расизм, смешав человечество в единый народ, сочетающий в себе лучшие черты каждой этнической общности. И все же… все же существуют люди — особенно в местностях, отдаленных от центров цивилизации, — у которых генетические индексы резко кренятся в одну сторону. Даже хуже — есть такие, что пытаются усилить в своих детях определенные этнические черты, специально подбирая себе супруга. Если бы я решал, кого мне выпалывать, я бы сосредоточился на этих генетических отщепенцах, тем самым способствуя созданию более гомогенного общества.

— Благородная цель, — одобрил Годдард.

— Коротышки! — заявила серп Рэнд. — Терпеть не могу недоростков. Как по мне, так им и жить ни к чему!

Сидящие за столом рассмеялись. Впрочем, не все. Серп Константин улыбнулся и покачал головой. И в улыбке его сквозило не веселье, а горечь.

— Как насчет тебя, Константин? — окликнул его Годдард. — Ты кого хотел бы выполоть?

— Для меня предвзятость недопустима, так что я об этом никогда не думал, — отчеканил серп в алом.

— Но ты же был главным следователем нашей коллегии. Разве тебе не хотелось бы избавиться от определенной категории людей? Например, тех, что совершают акты терроризма против серпов?

— Такие люди выпалываются незамедлительно, — указал Константин. — Это не предвзятость, это самозащита, а она всегда была разрешена.

— Ну хорошо. Тогда как насчет тех, кто, возможно, в будущем совершит преступление против серпов? — предложил Годдард. — Простой алгоритм помог бы вычислить их.

— Вы хотите выпалывать людей за одно только намерение, еще до того, как они совершили реальное преступление?

— Я говорю, что наша почетная обязанность — служить человечеству. Садовник не щелкает своими ножницами как попало, он продуманно формирует живую изгородь. Как я уже говорил раньше, наша работа — и наш долг — в том, чтобы формировать человечество ради его же собственного блага.

— К чему все эти разговоры, Роберт? — простонала серп Франклин. — Мы связаны заповедями по рукам и ногам! Этот твой мысленный эксперимент к реальности неприменим.

Годдард лишь улыбнулся и, откинувшись на стуле, хрустнул костяшками пальцев. Серп Рэнд скривилась. Этот звук всегда вызывал у нее гримасу.

— Если нельзя опустить потолок, — медленно произнес Годдард, — следует поднять пол.

— В каком смысле? — осведомился Константин.

И тогда Годдард выложил им свою задумку прямым текстом:

— Мы все согласны, что предвзятость недопустима. В таком случае, следует изменить определение предвзятости.

— А так… можно? — спросил Ницше.

— Мы серпы, мы можем делать все, что нам угодно. — И Годдард повернулся к Рэнд: — Айн, будь добра, зачитай определение предвзятости.

Рэнд наклонилась над встроенным в стол экраном, коснулась его пальцами, а затем громко прочитала:

— «Предвзятость: склонность потворствовать или противодействовать той или иной личности или группе личностей, в особенности образом, который считается несправедливым».

— Отлично, — промолвил Годдард с воодушевлением. — Итак, нам нужно переформулировать это определение. Кто желает высказаться первым?

— Серп Рэнд, позвольте вас на пару слов.

— Константин, в общении с вами парой слов не обойдешься.

— Обещаю, что буду краток.

Айн искренне в этом сомневалась, но была вынуждена признать: в ней проснулось любопытство. Константин, как и Годдард, обожал слушать собственный голос, однако никогда еще он не вызывал Айн на доверительную беседу. Есть поговорка: «Мокрым одеялом можно погасить самый яркий огонь». Алый серп был как это самое одеяло, причем в дождливый день. Они с Рэнд недолюбливали друг друга, так с чего бы это ему вздумалось сейчас с ней посекретничать?