— Нынешний мир не знает и не помнит обо мне. Не знает и не помнит о крае, в коем я явился ему. В далекие земли среди бескрайней воды, где солнце светит не больше и не меньше, чем должно, в местах, где ручьи журчат потоками, что чище помыслов невиннейшего из разумных, однажды явилась жизнь. Люди. Они прибыли на маленьких деревянных судах. Сама природа пряла ткань судьбы, ограждая гостей от бед и невзгод. Они были благодарны земле и небу, морю и рекам, зелени и всему живому, что окружало их род.

Монах прервался.

— Однажды, мать решила покинуть эти земли. Она пролила последнюю каплю слез и исчезла, а из слезы ее родилось персиковое древо. Я. Жизнь людей текла своим чередом. Однако… Шли годы. Благосклонные земля и небо, лишенные воли матери, переменились. Волны бушевали, обрушиваясь на берег. Небо ревело, являя ужасающие бури. Пастбища гибли то от жестокого ливня, то от иссушающего зноя. Люди пали на колени, молясь о прощении грехов, им неизвестных. Но голоса их остались неуслышанными.

И вновь он замолчал.

— Дальше? — поторопил его Нокс.

— Стихия бушевала, кроша все и вся. И то, что росло и цвело. И то, к чему люди приложили свой труд. Но среди всего безумия и хаоса в безмятежности цвело персиковое древо, что на высоком холме на берегу великой воды. Я. Остатки племени, хватаясь друг за друга, явились ко мне и взмолились: «Прости нас, не гневайся». Тогда я еще не понимал, что им нужно. Я не понимал, что штормы и землетрясения вредят. До меня даже ускользало самое значение слова «вред». Со временем все наладилось. Жители вновь зажили в спокойствии. Не просили ничего сверх меры, только спокойствие природы.

— Кто-то попросил еще, — сказала Анна.

— Верно. Первым был юноша. Он написал свое желание на кусочке белого платка и повязал его на мою ветвь. Лишь просил о мужестве, чтобы открыть свои чувства возлюбленной. Я исполнил его желание. Это и стало началом конца. Один за другим они являлись ко мне и просили все больше и больше. Силы мои все иссякали и увядали. То, что оставила мне мать, исчезло. Я не исполнить желания людей. Одурманенные жаждой волшебства и чудес, они распилили меня на много кусков. Каждый забрал по ветви и посадил в своем саду. Но это им не помогло. Они продолжали просить все больше и больше.

Маррайяш увидел что-то в моих глазах и голосом, полным света, изрек:

— Нет нужды печалиться, господин. Я не испытывал ни боли, ни печали. Гораздо больше я горевал о людях, чьи судьбы разрушил своими дарами.

— Эт… Это не твоя вина! — воскликнул я.

— Каждый сам строит свою судьбу. Люди сами в ответе за свои грехи, — процедила Анна.

— Почему ты винишь себя?! — прошипел Нокс. — Черт! Добренькие идиоты всегда вот так…

Маррайяш не ответил. Проплывая над землей, он направился к особняку. Мы последовали за ним. Убранства внутри были не скромнее экстерьера. Все утопало в золоте и дорогих шелках. По полу текли реки из вина и золота. Вдалеке высился огромный трон с сотней шелковых подушек, среди которых утопала бугристая туша с мелкими пухлыми ручками. Человек на троне разжирел до такой степени, что и человека в нем было не узнать.

— Он просил о богатом урожае, — заявил Маррайяш.

— И ты подарил ему особняк?! — вскрикнул Нокс.

— Вовсе нет. То, что вы видите, то, что видим мы, — всего лишь высшая степень желания его души. При жизни он был худ и беден. Одаренный богатым урожаем он не знал бед и печали до конца своей жизни. Каждый день он проводил, поедая пару картофелин, не думая ни о прошлом, ни о настоящем.

— Думаю, на самом деле он желал другого… — прошептал я.

— Возможно. Людской разум всегда был для меня тайником неведомых дум.

— Попробуй исполнить его желание. Теперь тебе нужно пытаться угадать.

— Ты уверен, господин?

— Да. Маррайяш, Нить желаний!

Дух сплел из света тонкую нить. Она завертелась в обрамлении мельчайших искрящихся частиц, и метнулась к толстяку. Дух застыл. Ничего не происходило.

— Может, поговорить с ним? — спросил я.

— Он в твоем вкусе, хм? — пропел Нокс. — Не стесняйся своих желаний! Я буду презирать тебя любым.

Я обиженно пнул Нокса и приблизился к толстяку.

— Эм, Кьян…

Анна вовремя создала барьер. Туша взвизгнула и влетела в невидимую стену. Глаза толстяка покраснели, а из щек выросли мощные клыки. Дух впился ногтями в землю и навалился всей тушей на барьер. Мы отступили. Нокс мгновенно очутился передо мной, выставив наизготовку клинки, и прорычал:

— ШИКАРНЫЙ ИЗ ТЕБЯ ДИПЛОМАТ!

Я выбрал крайне удачный момент для Времени тактики. Нокс медленно пролетел мимо и успел смерить меня ненавистным взглядом. Я внимательно осмотрел смердящую тушу, но не нашел его статуса и полоски здоровья. Даже имени не было.

Рыжик влетел в стену и еще долго не вставал, притворяясь мертвым. У нас тоже не было полосок здоровья. И маны. Вообще ничего! Казалось, будто все вокруг, включая нас самих, всего лишь какая-то голограмма.

— Гримм, он не получает урона, — сказала Анна, недовольно поморщившись.

Ну да. Мощнейшее умение в нашем арсенале, Кинетический взрыв, разорвало Кьянту на куски, но он тут же собрался обратно. Нокс несся вокруг твари, выдавая колкости и остроты. И это не сработало! Дух совершенно не поддавался провокациям или просто не понимал Нокса.

— Плутовать с животным не получится, — сумничала Анна, ухмыляясь. — Ты бесполезен.

— Заткнись. От тебя тоже никако…

Анна выставила руки перед собой и начала шептать заклинание. С каждой фразой ее голос становился все громче, а окружающая реальность реагировала на энергию хаоса. Пространство поплыло и задребезжало. Голос Анны громким шепотом пронесся по дворцу. Обитель кошмара. Во время битвы в бухте Фретта дух Гейтса, Калиста, аннулировала действие этого навыка, и тогда мы не успели увидеть его в действии. А сейчас… ничего не произошло.

— Ты бесполезна, — съязвил Нокс.

— Сними маску. Может, раскроешь свои глаза.

Толстяк замер, судорожно оглядываясь по сторонам. Он завизжал как свинья и оцепенел.

— НЕТ! НЕТ! НЕТ! ГДЕ! ГДЕ! ОНО!

В визге и всхлипах я еле различал слова.

— Анна, что он видит? — обратился я к ведьме.

— Не знаю.

— Маррайяш, что нам делать? — спросил я.

Увы, из монаха не получилось ни мудреца, ни тактика. По его словам, при жизни он просто исполнял все желания, какие только мог. Попробовали и сейчас, но Нить желаний ранее не помогла. Только хуже сделала. Обитель кошмаров успокоила и удерживала духа уже неприлично долго. Вроде бы, он должен был заснуть под действием постоянно кастуемого зачарованным зданием Ока ужаса. Надо бы начать активно пользоваться этим навыком.

Все прохождение в корне отличалось от Фостерлейка и Теотиуакана, где суть была именно в битвах. И пусть приходилось слегка пораскинуть мозгами… Черт! В первый раз в Фостерлейке весь квест просто решился сам-собой. Мы только просидели несколько дней в одной локации и случайно раскрыли секрет Нимуэ. Но потом все становилось лишь сложнее.

В играх всегда добавляли загадки, ловушки и хитрости, позволяющие проще расправиться с боссом или квестом. Но с заданием Нокса пришлось потрудиться. Очень сильно потрудиться. В начале полет до Теотиуакана, затем скрытый вход в храм, ослабление босса посредством устранения других боссов и, наконец, трюк Нокса с Мастерством обмана для победы на Кетцалькоатлем. Данж выдался невероятно сложным.

А потом вновь Фостерлейк. Договориться с древним лесным демоном, чтобы он помог нам победить босса? Тривиально. Ну, условно, он нам помог. Вот только не вступал в бой, а перекрыл доступ к воде. А для этого нам пришлось постараться и чуть ли не вывернуться наизнанку. Захват контроля над Анной и слияние с лесом вообще не лезет ни в какие ворота! Что это вообще за квест? Почему он так далеко ушел от игры и стал чересчур реалистичным?