Тая молчит большую часть пути. Сначала снова смотрит на мои стесанные в кровь костяшки пальцев, потом на синяк на скуле, оставшийся после драки с Марком. Отворачивается к окну, когда мы едем по уже ночному городу, молча разглядывает проплывающие здания. Ну и к лучшему.

— Вы ведь его ударили.

Не спрашивает — утверждает. Перевожу взгляд на ее хрупкую фигурку. Она как будто тонет в густой тьме, только блики фонарей отражаются на коже. Даже создается ощущение, что девчонка светится изнутри. В груди что-то неприятно и, главное, непривычно екает. Поспешно перевожу хмурый взгляд на дорогу.

Отлично, Игорь, теперь тебе нравятся малолетки, которые на полжизни младше тебя!

— Ударил, — глупо отрицать очевидное.

— А ведь обещали не бить, — с укором говорит Тая и наконец переводит осуждающий взгляд на меня.

А лучше бы вообще продолжала пялиться в окно, потому что под этим взглядом я ощущаю себя бесконечно виноватым! Да этот козел заслужил хорошую взбучку, и я считаю, что полностью прав, что пару раз врезал ему. В следующий раз будет думать, на кого руку поднимает!

Но чувство вины все равно давит. Проклинаю чертов светофор, которому приспичило загореться красным, потому что теперь неизбежно придется не меньше минуты пялиться в эти наивные глаза.

— Хочешь его пожалеть и простить? — мрачно уточняю, барабаня пальцами по рулю.

Невольно перехватываю собственный взгляд в зеркало дальнего вида и усмехаюсь. Я еще удивлялся, почему девчонка меня испугалась при встрече — разбитый нос, заклеенный лейкопластырем, кровоподтек на губе и синяк под глазом. Да любой бандит наверняка выглядел лучше, чем я. Драка с Марком не прошла даром.

— Не знаю, — отвечает она после долгих раздумий, когда мы уже едем по полупустому проспекту. Натягивает рукава моего свитера ниже, пряча кулачки, и продолжает обычным тоном, — мама всегда прощала папу. Когда он поднимал руку на нее или на нас.

От неожиданности ударяю по тормозам резче, чем было нужно, и чуть не впечатываюсь в руль лицом. Позади яростно сигналят, но мне плевать. От закипевшей в крови ненависти мгновенно мутнеет в глазах. Голос сел и удается только вкрадчиво поинтересоваться:

— Тебя бьет отец?

Тая испуганно вжимается в кресло и лепечет:

— Нет. Уже нет. Лет до пятнадцати бил. Это же часть воспитания.

Тая смотрит на меня своим чистым невинным взглядом, и я понимаю — она действительно так считает. Папаша постарался вбить в головы собственных детей, что такое абсолютно нормально.

— Побои могут быть частью воспитания только у идиотов. И моральных уродов вроде твоего отца.

Тая вскидывается, чтобы возразить, но натыкается на мой жесткий взгляд. Тушуется, но все-таки упрямо мотает головой:

— Не надо так говорить, — тихо просит она, — он все-таки мой папа. Каким бы строгим ни был.

— Ты к нему слишком добра, если продолжаешь хорошо думать о нем, — ухмыляюсь зло.

— Я знаю… — после недолгого молчания шепчет Тая и отворачивается к окну.

Черт. Зря я все это затеял с местью через девчонок. Все же личные счеты у меня с Комаровым, а не с ними. Усмехаюсь невольно — вот уж теперь с тем, что сам виноват, я согласен. Понял, принял, исправлю. И нужно будет поговорить с Марком, когда тот остынет.

Остаток дороги проходит в молчании. Тая успела немного задремать и, как не жалко было ее будить, но пришлось это сделать.

— О, ты в центре живешь почти, — она выбирается из внедорожника и осматривает улицу.

— Да, мне так проще на работу добираться, — пожимаю плечами и тоже выхожу из машины. На эту квартиру я заработал честно, по крайней мере.

Лифт отвозит нас к нужному этажу, несколько секунд я вожусь с ключом и замком, а после распахиваю дверь и пропускаю Таю внутрь.

— Так. Ну вот, моя берлога. Извини за небольшой беспорядок, — дежурно извиняюсь и, разувшись, сразу подхватываю чемодан Таи и отношу в гостевую спальню, — Твоя комната пока будет здесь. Вроде бы все необходимое в шкафу есть, но если что — поищи в ванной или кладовой.

Девчонка семенит следом и, когда я оборачиваюсь, то замечаю, как она кусает пухлые губы и неловко переминается с ноги на ногу.

— Мне очень неудобно… Извините, что я так навязалась, вряд ли вам со мной вообще хочется возиться. Я… я не хочу идти к Маше — у нее только все наладилось, она так счастлива. И домой вернуться не могу. Отец… он меня просто убьет.

В голосе Таи столько глухого отчаяния — она абсолютно верит в свои слова. Не приукрашивает реальность, а просто констатирует факт. Кулаки поневоле сжимаются и мне удается сдержаться только чудом, настолько злость затопляет разум. Пожалуй, когда я доберусь до Виктора, то спрошу с него не только за своего отца, но и еще и за одну потерянную девочку.

— Ты можешь жить здесь столько, сколько понадобится. Меня почти не бывает дома. Не бывало… Сейчас буду чаще, — поправляю сам себя, вспоминая, что Марк меня уволил.

Тая вскидывается и поспешно тараторит:

— Вы не подумайте, я не обуза. Я умею готовить. Немного… И чистоту поддерживать буду. Мешать не стану, буду сидеть как мышка в комнате, вы меня не увидите даже. Только на работу и обратно!

— Вот этого точно не нужно. Ты не в плену здесь, можешь делать то, что тебе захочется. И еще. Я против, чтобы ты работала.

Тая несколько раз хлопает глазами, переваривая сказанное, и отрицательно мотает головой:

— Ну уж нет! Я не нахлебница!

— Боже, ты серьезно думаешь, что твое житье здесь так сильно ударит по моему кошельку? — фыркаю весело, окидывая эту крохотную девчонку взглядом, — Судя по комплекции, ты питаешься парой крошек дважды в неделю.

— Дело не в этом, — Тая даже не улыбается шутке и смотрит на меня слишком серьезно, — отец всегда все запрещал мне. Я хочу жить обычной жизнью, как все.

Отправляю руки в карманы и осматриваю девчонку уже внимательно. Медленно скольжу взглядом по ее фигуре, от худых ног с острыми коленками до самой макушки, на которой задорно торчит непослушная прядка. Только сейчас понимаю, что это не просто молодая привлекательная девушка, но и что в ней есть стержень, характер. Именно поэтому она стойко терпела жизнь с этим придурком-Толиком, лишь бы не вернуться назад в золотую клетку. Поэтому храбро сбежала от всесильного отца и не гнушалась обычной работы.

— Хорошо, — киваю наконец в ответ, — тогда если тебе понадобится помощь или что — либо из вещей — просто скажи.

Тая под моим взглядом почему-то краснеет и отводит глаза.

— Вообще… мне бы в магазин. Или в аптеку, — снова смущается и кусает губы. Какая милая привычка.

— Не проблема. Говори, что нужно, я привезу.

— Мне бы самой, — настойчиво мотает головой девчонка.

— Зачем?

— Ну… мне надо… для женской гигиены. Ну, вы понимаете…

Черт возьми, я впервые почувствовал, что смущен. Неловко кашляю и киваю в ответ:

— Конечно. Пойдем, я тебя отвезу в аптеку.

Кажется, эта девчонка внесет в обыденную жизнь серьезные перемены. За каких-то пару часов после знакомства ей уже удалось невозможное — заставить меня отказаться от мести Комарову через нее и Машу. Интересно, какие еще сюрпризы жизнь преподнесет?

Почему-то мне было неспокойно. А еще хуже, что это состояние усугубляло напряжение между мной и Марком. За эти пару дней мы практически не пересекались на работе из-за большой занятости, а дома… Все было вроде бы так же, но иногда я ловила на себе взгляд Марка. Он смотрел украдкой, выжидающе, задумчиво. Словно чувствовал что-то. А у меня никак не хватало духа собраться и рассказать своему мужчине все. Трусиха? Может быть. Но как же хотелось, чтобы наша сказка не кончалась…

Хмурюсь и кусаю губы. Эдуард до сих пор никак не проявил себя. Даже трубку не брал, и это было странно. Я и без того дергаюсь от каждого звука, все время жду плохого. Но если бы он сказал отцу, меня бы давно здесь не было. Значит, чего-то ждет. Но чего?