— Я ее люблю, Збигнев. И я тебя просил не приближаться к ней. Ни она, ни ее сестра не отвечают за своего урода-отца, — от бешенства внутри кипит кровь, даже руки подрагивают от желания поквитаться с ним.

— Любишь? — Збигнев от души хохочет и в этом смехе слышится издевка, — а она тебя любит? Комарова ведь не говорила, что у нее жених в Москве остался? И свадьба совсем скоро.

— Ты только что это придумал? В досье не было ни слова об этом, — качаю головой с усмешкой.

— Не было, конечно. Его ведь я собирал, так что кое-что убрал оттуда. Но информация проверенная — можешь у своей ненаглядной спросить. Кто знает, может ее сюда папаша прислал и специально под тебя подложил?

Срываюсь с места и за секунду оказываюсь рядом с другом. Хватаю за грудки, встряхиваю и рычу с яростью:

— Что ты сказал?!

— Да-да, Краев, я считаю, что Маша дешевая продажная…

Не даю договорить оскорбление — отталкиваю Игоря от себя и от души впечатываю кулак в его скулу. Внешний мир и все ощущения будто отключаются, остается только одно — желание расквитаться с тем, кто устроил этот ад. Даже боли от ударов не чувствую. Просто пру напролом, игнорируя выпады и бью в ответ без жалости, по болевым точкам.

Отвлеченно отмечаю стук двери, и тут же Леночка испуганно охает:

— Марк Захарович!

Не знаю, привлек ее грохот от потасовки или нет, но когда практически рядом с ее головой пролетает брошенный в меня стул, она испуганно кричит:

— Охрана! Охрану, скорее!

Отвлекаюсь на секунду, почти пропускаю удар в живот, но в последний момент успеваю увернуться. Кулак проходит вскользь, по боку. Бью в ответ под колено и сбиваю бывшего друга с ног. Обрушиваю удары по лицу Игоря — еще и еще. Не собираюсь останавливаться, пока не сотру эту самодовольную ухмылку.

Едва заношу руку для нового удара, как чувствую, что ее перехватывает кто-то. Дергаюсь еще раз, но хватка усиливается и я понимаю, что сразу три охранника оттаскивают меня от Игоря. Возле бывшего друга тоже парочка особо крупных амбалов, но продолжать драку он и не рвется. Только поднимается и утирает кровь из разбитого носа. Его рубашка разорвана, как и моя, а в белую ткань впиталась кровь.

— Отпустите! — рычу, дергаясь к бывшему другу. Збигнев заслужил получить по полной, а то, что было — это только цветочки.

— Я только хотел, чтобы ты понял, с кем имеешь дело.

— Я отлично понял. Если я тебя еще раз увижу рядом с Машей — ты труп, — сплевываю с презрением.

Мы обмениваемся звериными взглядами, прежде чем охрана выволакивает из кабинета Збигнева и покидает его сама.

— Я сейчас принесу аптечку! — отмирает насмерть перепуганная Леночка и тут же запоздало бросается закрывать дверь от непрошеного внимания зевак. Очень даже зря — любопытных лентяев я запомнил в лицо, так что уже завтра их здесь не будет.

— Ничего не надо. Подготовьте мне приказы на увольнение всех, кто был сейчас в приемной. Завтра я их подпишу, — приказываю жестко. Надеваю пиджак, чтобы хоть как-то скрыть дыры и пятна крови на рубашке.

— Завтра? — с опаской уточняет секретарша.

Киваю в ответ и выхожу из кабинета.

Завтра. Потому что на сегодня у меня запланирован важный разговор с госпожой Комаровой.

Всего несколько часов до конца рабочего дня, совсем немного — и Марк будет дома. И все это время я просто не нахожу себе места. Если его бывшая любовница действительно сообщила Эдуарду, то… В груди от одной только мысли, что отец узнал, щемит сердце. Я выпила кучу таблеток успокоительного, но руки все равно трясутся.

Я старалась никогда не вникать в прошлое отца, но все равно однажды услышала его разговор из — за приоткрытой двери, где он давал приказ разобраться с человеком так, чтобы его не нашли. Он это назвал «решить проблемы». И с тех пор, когда я слышала от него эти слова, внутри все переворачивалось. А что если отец и с Марком захочет «решить проблемы»? Как мне уберечь его? Краев точно не станет прятаться, скорее сам придет к отцу, чтобы попытаться поговорить с ним. Как это было 10 лет назад…

В тишине квартиры слышу, как поворачивается несколько раз ключ во входной двери. Вздох облегчения сам собой срывается с губ, и на несколько секунд глаза я закрываю глаза. Наконец-то он пришел.

Выхожу, чтобы встретить любимого и замираю на пороге комнаты. На лице Краева красуется несколько кровавых подтеков, пара синяков, даже руки и рубашка испачканы в крови. Перед глазами плывет от ужаса и я выдыхаю, испуганно зажимая руками рот:

— Боже мой, Марк… Что случилось??!

Сердце глухо пропускает удар и я чувствую, как земля уходит из-под ног. Отец… это он узнал все о нас и избиение Марка — это только начало ада!

— Все в порядке. Просто теперь у меня нет друга, — ухмыляется Краев весело и страшно одновременно.

— Это… это с ним ты подрался? — догадываюсь я и слабо оседаю на стул в прихожей.

— Да, — отвечает он и неторопливо раздевается. Так спокойно, будто ничего не произошло.

— Почему?

— Выяснил, что это Збигнев тебя подставил. И он же организовал эту погоню, чтобы запугать, — он цедит сквозь зубы ругательство, шарахает по стене кулаком и болезненно морщится.

Это выводит меня из оцепенения. Быстро срываюсь со стула и бегу в ванную. Лихорадочно пытаюсь найти аптечку, но как назло в доме Марка есть только аспирин и почти закончившаяся бутылочка антисептика. Ни мазей, ни обезболивающего — ничего.

— Не нужно, мышка. Все в порядке, сейчас приму душ и все, — он приваливается к косяку плечом и с интересом следит за мной.

— Молчи. Я не успокоюсь, пока не обработаю все твои раны.

— Раны? — фыркает он беспечно, — Да это пустяки, пара царапин.

— Закрой рот, Краев, — приказываю строго. Хватаю все скудные запасы медикаментов и прохожу мимо него, — иди за мной.

— Ох, такой командный тон, — ухмыляется Марк и растягивает в улыбке рот, но тут же морщится от боли — губа разбита. Но после ведет себя, как паинька: безропотно садится на диван и позволяет обработать ссадины. Наверное, видит, как меня трясет. В середине процесса притягивает к себе и заставляет сесть на колени. И пока я пропитываю новый ватный диск антисептиком, он успокаивающе поглаживает мою руку.

— Все-таки надо к врачу съездить. У тебя совсем ничего, кроме этого нет, — тихо говорю я, кивая на уже пустую бутылочку.

— Уже бегу, — он расслабленно откидывается на спинку дивана и усмехается как-то невесело, — успокойся, Маш. Все заживет. Как там говорится — до свадьбы?

Не успеваю ничего ответить — сильные руки обхватывают талию и Марк заставляет практически лечь на него. Когда наши лица сближаются, он не сводит с меня слишком внимательного взгляда. Словно изучает и… выжидает.

— Все хорошо? Ничем не хочешь поделиться? — от вкрадчивого голоса по спине бегут мурашки.

Надо сказать. Прямо сейчас.

— Н-нет, — растерянно лепечу я и вдобавок отрицательно мотаю головой, — все хорошо.

Черт, какая же я дура! Но… я слишком боюсь, что Марк наломает дров. Просто явится к отцу и выложит ему все. И он его уничтожит. Потому что Виктор Комаров не терпит людей, которые мешают вести дела и создают проблемы. Лучше пусть живой, но чужой, чем…

Мне даже страшно додумывать эту мысль. Зажмуриваюсь крепче, прижимаюсь к горячему телу Марка и утыкаюсь в его плечо носом. Краев медлит, но после все же обнимает за плечи и мягко целует в висок.

— Испугалась за меня? — спрашивает тихо, и я в ответ тихонько киваю.

Испугалась и боюсь до сих пор — и потерять тебя, и жить без тебя, но если не подчиниться отцу, что нас ждет дальше? Все это хочется сказать ему, но я только молча глотаю слезы.

— Все будет хорошо, Маша, успокойся, — шепчет на ухо уверенно Марк, поглаживая по спине.

Как же мне хочется, чтобы его слова были правдой…

Все, о чем я мечтал, после того, как Комаров убил моего отца, — отомстить. Я помнил все, каждую деталь “детства”: убитую горем маму, перепуганных братьев, нищету, страх. Но еще больше то, как ухмылялся Виктор Комаров, когда встречал кого-то из нас, Збигневых. Каждый день я просыпался с мыслью только о том, как рано или поздно отомщу ему. Или его семье. Дети не отвечают за грехи отцов? Только не в этом случае!