— Видите? Видите? Я показываю вам то, что мы знаем из снимка. Взгляните!

Патриция с дрожащими веками стиснула зубы, наклонилась и уставилась на абсолютно пустую область, которая была брюшной полостью Джуниора Коудилла.

— Внутри этого гребаного жирдяя нет органов! — завопила коронер.

Патриция отвернулась, подошла к рабочему столу и устало опустилась на стул.

Несколько минут прошли в гробовой тишине. Бейкер успокоилась после внезапной вспышки ярости. Похоже, сбросила напряжение, что скопилось за утро. Она изящным движением повесила фартук и защитную маску, бросила резиновые перчатки в мусорное ведро с педальным управлением, на котором было написано: «Только опасные отходы». В одно мгновение она вернула себе прежний облик и вновь стала скромной красоткой в узких джинсах, с пронзительным южным акцентом.

— Вот тебе и на, — проговорила она.

Патриция изо всех сил пыталась забыть то, что только что увидела. Она устало посмотрела на Бейкер.

— Что вы укажете в заключении в качестве причины смерти?

— Не определена и странна.

— Колдовство, хм? — спросила Пэм, стоя у кофемашины и глядя через плечо.

— Ага, — пробормотал Рики Коудилл. Тюремная решетка завершила его образ: он был выдохшимся ничтожным реднеком.

— Поселенцы проворачивают свое вуду, — уверял он. Все утро Рики подробно рассказывал о деталях прошлой ночи, умолчав, что именно он убил Дэвида Илда и его дочь и поджег их хижину.

— Все знают, что Эверд и его сумасшедшая жена занимаются этим. Ублюдок проклял меня в моем собственном доме, и он использовал колдовство, чтобы убить моего брата.

— Рики, алкоголизм убил твоего брата, — ответила она. — И тебя он когда-нибудь тоже прикончит.

— К черту.

Пэм вернулась к своему столу, веселая, как и всегда.

«Неудачники такие забавные!» — подумала она.

Они обвиняют всех и вся в своей неудавшейся жизни. Сколько раз она слышала нечто похожее от тех, кто точно так же сидел в этой самой камере? Сотни раз.

«По крайней мере, этот раздолбай оригинален, — продолжала размышлять Пэм. — Не обвиняет полицию, жену или начальника в своих проблемах. Он обвиняет Поселенцев! Говорит, что Эверд Стэнхёрд — колдун, который проклял его!»

— И если вы все не будете осторожны, Эверд проклянет весь город, и вы окажетесь в дерьме.

— Рики, ты уже в дерьме. Ты в тюрьме.

— Для меня это самое безопасное место. Вот увидишь.

— Похоже, ты просто напуган, — бросила ему вызов Пэм. Ей нравилось дурачиться с хулиганами, играть на их ложных представлениях о собственной мужественности.

— Такой большой, крепкий, сильный мужчина, а несешь тарабарщину. Напуган, как малый ребенок. Еще чуть-чуть — и свернешься в клубочек, начнешь сосать большой палец и звать мамочку.

Пэм ожидала, что болван ответит на ее насмешку, чтобы сохранить остатки достоинства.

Вместо этого Рики очень тихо сказал:

— Ты права. Я боюсь.

Пэм покачала головой: «Надо же, он и вправду напуган».

Рики Коудилл был последним парнем на земле, от которого Пэм ожидала такой искренности. Он открыто признавал свою слабость.

«Должно быть, белая горячка, — подумала она и вернулась к заполнению недельных отчетов и расходных накладных. — И он сегодня ни разу не взглянул на мои сиськи».

Летнее платье, без рукавов, с глубоким вырезом, всегда привлекало мужчин. Но не его.

Рики Коудилла целиком поглотил страх.

В отличие от почтальона Чарли, который не отказал себе в удовольствии насладиться открывшимся ему видом упругой груди.

— Привет, Пэм, — поздоровался он. Его лысая голова и маленькие усы всегда напоминали ей о нацистских лидерах. Эрнсте Рёме. Генрихе Гиммлере.

— Как поживает самая прелестная женщина во всем Аган-Пойнте?

— Не знаю, Чарли. А как поживает самый дерьмовый клоун в Аган-Пойнте?

— Боже! — сказал он. — Мне нравится, когда ты ругаешься!

Ну и чудак.

— Ты должен был стать пилотом. Тогда бы пудрил мозги молоденьким стюардессам.

— Со мной ты бы всегда летала первым классом, детка.

— Хочешь кофе?

— Нет, ты знаешь, чего я хочу. Свидания.

— Конечно, Чарли, только сумочку захвачу сумочку. У тебя почта или ты притащился сюда помолоть языком и попялиться на вырез моего платья?

— И то, и другое, — признался он и начал рыться в сумке. — Я знаю, что ты бы очень хотела, чтобы я остался и проболтал с тобой весь день, но я немного опаздываю.

— На самом деле, Чарли, ты вообще очень медлительный, но именно это мне в тебе и нравится, — сказала Пэм. Она специально не меняла позу, чтобы он продолжал смотреть на нее сверху вниз.

«Почему бы и нет? — размышляла она. — Пусть фантазирует, пока идет по маршруту».

— Да, я никогда не тороплюсь, — согласился он. — И я не про работу говорю.

Улыбочка внезапно покинула его лицо.

— Как странно.

— Что?

— У меня письмо на имя Рики Коудилла, но оно адресовано в полицейский участок Аган-Пойнта.

— Весьма кстати, потому что этот жлоб находится прямо по коридору в камере для пьяных.

— Да ты что! Отлично, не придется ехать к нему домой. — Он положил стопку писем на стол Пэм, и та живо выудила из нее то, что адресовали заключенному.

— Нет обратного адреса, — отметила она. И подписано от руки, неровным почерком. Она пощупала конверт, пытаясь обнаружить тайную посылку внутри, но конверт был плоским.

Это было обычное письмо.

— Спасибо, Чарли. Я передам.

Чарли не обратил внимания на слова Пэм, с завороженным видом смотря на ее грудь.

— Я сказала: «Спасибо, Чарли!» Хорошего дня!

— О, верно, — проговорил он и вышел.

Мужчины такие свиньи, но... Они так забавны! По крайней мере, Пэм относилась к их навязчивому вниманию с юмором.

Но по большей части она умирала со скуки.

Боже...

Еще одна чашка кофе в нее бы не влезла. Она закончила заполнять бумаги, и теперь ей оставалось только сидеть и слушать полицейское радио. Трей и шериф поехали в Сквоттервиль на пикник клана, хотя Пэм удивилась тому, что пикник, после всех недавних потрясений, все-таки состоялся. Подумав о событиях последних дней, она порадовалась, что скучает.

«Вот и хорошо, что ничего не происходит», — сказала она себе. Убийство, пожар, разговоры о наркотиках — каким Аган-Пойнт сейчас точно не был, так это скучным.

Она задумалась.

Письмо.

Обычный конверт, грубые каракули. Странно, что его отправили Рики Коудиллу в полицейский участок.

«Быстро же по городу сплетни разносятся, — удивилась Пэм. — Ну что ж».

Больше дел у нее не было.

Пэм встала и пошла к тюремной камере.

— Эй, Рики, тебе почта, — объявила она, но, посмотрев за решетку, увидела, что Коудилл лежит на спине и храпит.

«Жирный лентяй, — подумала Пэм, — храпит как медведь».

Пэм кинула письмо сквозь решетку на пол и вернулась к столу. Прочтет, когда проснется.

«Снова недоговорки, — Патриция, откладывая сотовый; она только что закончила разговаривать с Байроном, старательно избегая волнующих тем, потому что все еще была сильно озадачена результатами поездки в окружной морг. — Да зачем, Бога ради, мне ему об этом рассказывать?»

Так что она молчала. Голова Дуэйна испарилась, будто ее никогда не было. Джуниор Коудилл остался без внутренних органов. Патриция была уверена, что этому есть научное объяснение, просто не знала какое. Может быть, больше тестов...

Не было необходимости рассказывать о странных смертях Байрону, он и так за нее беспокоился.

Она вышла во внутренний дворик напротив своей спальни, чтобы проветрить голову. Цикады пели, как и всегда, — она наконец привыкла к этому. Словно вернулась в детство. Бесчисленные цветы — астры, пиксидантера, золотарник — наполняли воздух сладкими ароматами. Находясь здесь, Патриция все больше ощущала себя деревенской женщиной, близкой к природе, а не успешным юристом из мегаполиса. Так бы продолжалось и дальше, если бы не весь тот ужас, что разрушал идиллический образ маленького прибрежного городка.